Новые способы ведения войны: как Америка строит империю - Леонид Савин

Согласно определению Пентагона, сетецентричная война (СЦВ) направлена на перевод информационного преимущества, достигаемого с помощью информационных технологий, в конкурентное – между надежными сетями географически распределенных сил. Эта сеть в сочетании с изменениями в технологиях, организации, процессах и людском потенциале, возможно, позволит создать новые формы организационного поведения.[73]

Новая форма войны, согласно ее теоретикам, основана на четырех следующих принципах.

1. Прочные силы, построенные по принципу сети и усовершенствующие распределение информации.

2. Распределение информации и взаимодействие улучшают качество информации и всеобщей ситуационной осведомленности.

3. Всеобщая ситуационная осведомленность улучшает самосинхронизацию.

4. А это, в свою очередь, значительно повышает эффективность миссии.

Цели СЦВ состоят в преобразовании военной структуры в такую конфигурацию, которая сделает войска наиболее эффективными: они будут быстрее работать, повысится уровень рассредоточения сил, снизится коэффициент смертности, уменьшится зависимость от применения оружия и в то же время появится возможность предвидеть (по сравнению с реактивными действиями), а также интегрировать новые технологии в сеть для производства информации и получения преимущества в скорости по сравнению с будущими оппонентами.[74]

В объединенной интеграционной концепции СЦВ, изданной Пентагоном в 2005 году, даны подробные разъяснения по поводу того, как должны быть взаимосвязаны элементы сетецентричных войск.

«Трудность в создании сетецентричного окружения включают два момента. Первый – управление знаниями; это систематический процесс обнаружения, отбора, организации, фильтрования, обмена, развития и использования информации в контексте социальной среды с целью улучшения боевой эффективности. Чтобы этого достичь, нужно обеспечить правильную информацию, доступную для нужного человека в нужное время в нужном контексте – тогда произойдет парадигмальный сдвиг от "необходимости знать" к "необходимости обмениваться". Это будет поддерживать динамические организационные конструкты и децентрализованный процесс принятия решений. Партнерские действия, как ожидается, будут исходить от межведомственных, многонациональных, коалиционных неправительственных организаций, промышленности и академических кругов.

Второй важный момент – техническое подключение и межоперационность, составляющие два требования по сетевому управлению.

Поэтому необходимо организовать передачу нужной информации через защищенные каналы связи не только для элементов системы "командование и контроль" но и для пользователей Объединенных сил, которые находятся на тактических позициях. Платформа разведки, наблюдения и рекогносцировки, которая представляет собой «сенсоры» и оружейные системы ("стрелки"), тоже должна быть объединена в сеть».[75]

В основе данной модели лежит новая парадигма экономики, а также изменение структуры социальных взаимоотношений. Относительно экономической составляющей, о которой красноречиво говорили Сибровски и Гарстка, хотелось бы сделать одну ремарку. Необходимо отметить, что такое обоснование вытекает из капиталистической формы производства и маркетинга, но никак не из альтернативных и гетеродоксальных моделей хозяйствования, следовательно, сетецентричная война как таковая является продуктом либерально-капиталистической мир-системы и может давать сбои в обществах с другим укладом. Эта взаимосвязь также была замечена военными специалистами. В частности, Гаутам Мукунда и Уильям Трой отмечали, что «поскольку глобализированная мировая экономика показывает потенциальные преимущества сетей и специализации, то мировой финансовый кризис демонстрирует их опасности».[76]

Для русского читателя, возможно, самым парадоксальным в данной теории и практике будет то, что ее провозвестником был наш соотечественник – маршал Николай Огарков, который с 1977 по 1984 годы руководил Генштабом ВС СССР. Под его командованием в 1981 году были проведены широкомасштабные маневры «Запад-81», в ходе которых отрабатывалась автоматизированная система управления войсками, которая выводила на новый уровень информационное обеспечение армии. К сожалению, в отечественной военно-стратегической мысли в связи с распадом СССР и ельцинским либерализмом наступила длительная пауза, которой воспользовались наши заокеанские «партнеры».

Впрочем, сами западные авторы признают гений нашего военного, указывая, что идеи Огаркова послужили не только прототипом «сетецентричной войны», но и то, что он был автором концепции «революции в военном деле» и пытался заложить основы того, что сейчас принято называть кибервойной.[77]

В целом необходимо принять как аксиому, что вопрос создания и распространения сетей по всему миру, каковы бы они ни были – военные, дипломатические, культурные и пр., в США является неким внутренне присущим императивом. Само мышление американцев является сетевым и они представляют себе остальные регионы и страны как некие комбинации сетей.

В этом отношении крайне показателен пассаж совместной программной работы губернатора штата Луизиана Бобби Джиндала и сенатора Джима Тэйлента (оба представляют консервативное крыло Республиканской партии) «Перестраивая оборонный консенсус Америки», где они пишут, что «США более не защищены от прямой атаки благодаря своей географической изоляции. По этой причине необходимо подумать о мире, где важны не понятие национальных границ, а серии взаимосвязанных сетей – финансовых, транспортных, социальных, – которые легко атаковать и тяжело защитить, и от которых Америка зависит гораздо больше, чем множество наших врагов».[78]

Гибридная война

На закрытой конференции в Германии, прошедшей в начале 2015 года, командующий вооруженными силами США в Европе генерал-лейтенант Бен Ходжс заявил, что Россия через несколько лет будет способна одновременно вести три операции без дополнительной мобилизации. Под операцией он имел в виду текущий конфликт на Украине, так как в блоке НАТО тщательно придерживаются надуманной точки зрения (и активно раскручивают его в западных СМИ), что именно Россия ведет войну с Киевом, отправляя на Донбасс военную технику, специалистов и поддерживая повстанцев средствами. Ходжс заявил, что Россия разработала так называемую «гибридную войну», которую успешно протестировала в Крыму с помощью «маленьких зеленых человечков». И на очереди теперь страны Балтии и Грузия.[79]

Логика выбора этих стран, которые отметил Ходжс, вполне объяснима, так как там многие годы намеренно культивировалась русофобия, но почему именно России приписывается разработка гибридной войны?

Нужно более детально остановиться на данной концепции. В последнее время этот термин часто упоминал генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг, а также представители украинской власти – от доморощенных военных «экспертов» до одиозного главы СБУ Валентина Наливайченко. Нужно прояснить, где зародилась эта концепция и что она означает.

Автором данного определения является Фрэнк Г. Хоффман – бывший офицер Морской пехоты США, а ныне научный сотрудник Министерства обороны США. Это крупный теоретик в области вооруженных конфликтов и военно-политической стратегии, к мнению которого прислушиваются проектировщики и лица, принимающие решения в высоких кабинетах Вашингтона и европейских столиц. Наряду с асимметричными конфликтами и неконвенциональной войной, которые также на устах у военных экспертов, концепция гибридных угроз широко используется в документах НАТО и Пентагона.

Итак, о чем она говорит?

Предоставим слово одному из авторов данной теории. Хоффман утверждает, что будущие конфликты будут мультимодальными (то есть будут вестись разными способами) и многовариантными, не вписываясь в рамки простой характеристики по принципу деления на черное и белое. Есть смешанные формы войны, частота которых возрастает. В гибридных войнах противник чаще всего представляет собой уникальную комбинацию угроз. Вместо отдельных соперников с фундаментально различными подходами (традиционными, нестандартными либо террористическими) ожидаются столкновения с конкурентами, которые будут использовать – не исключено, что одновременно, – все формы войны, в том числе и преступное поведение.

По Хоффману, будущие угрозы могут в большей степени быть охарактеризованы как гибридное сочетание традиционных и нерегулярных тактик, децентрализованное планирование и исполнение, участие негосударственных акторов, с использованием одновременно простых и сложных технологий в инновационных направлениях.

Гибридные угрозы включают в себя ряд различных режимов ведения войны, включая стандартное вооружение, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты (в том числе насилие и принуждение) и криминальный беспорядок. Гибридные войны также могут быть мультиузловыми – проводимые и государствами, и различными негосударственными акторами. Эти мультимодальные/мультиузловые действия могут проводиться либо различными подразделениями, либо одним и тем же. В таких конфликтах будущие противники (государства; группы, спонсируемые государством или субъекты, которые сами финансируют свою деятельность) будут использовать доступ к современному военному потенциалу, включая зашифрованные командные системы, переносные ракеты класса «земля-воздух» и другие современные смертоносные системы; а также будут содействовать организации затяжных партизанских действий, в которых применяются засады, самодельные взрывные устройства и убийства. Здесь возможно сочетание высокотехнологических возможностей государств, таких как противоспутниковые средства защиты от терроризма и финансовые кибервойны, только, как правило, оперативно и тактически направленные и скоординированные в рамках основных боевых действий для достижения синергетического эффекта в физическом и психологическом измерениях конфликта. Результаты могут быть получены на всех уровнях войны.