Чемпион тюремного ринга - Александр Тамоников

– Шатун Илья, лейтенант, командир взвода первой стрелковой роты второго батальона Четвертой механизированной бригады, – прошептал Илья.

Информация была фальшивой, но как проверить?

– Ладно, допустим, – согласился Косарь. – Цель заброски в тыл?

– Диверсия на водоводе в Бурлаке, – пробормотал Илья.

– Ничего себе! – Сержант присвистнул. – Где Бурлак и где тебя взяли – есть разница?

– Мы сбились с пути. Переправа на Канюке оказалась недействующей, пришлось форсировать реку в другом месте, из-за этого взяли ложный курс.

Второго удара в челюсть не последовало. Значит, представленная версия имела пусть слабую, но правдоподобность.

– Кто командир твоего батальона? – требовательно спросил Косарь.

– Майор Гнушевич, – соврал Илья.

– Роты?

– Капитан Деревянко.

– Фамилии тех, с кем ты шел?

– Рядовые Лемясов и Гундарь.

– Ты россиянин?

– Я из Горловки.

– Почему предал свой народ и перешел на сторону страны-агрессора?

– Я плохо ориентируюсь в текущей политической ситуации.

Удара в челюсть он все-таки дождался. Ноги Ильи разъехались. Он чуть не сломал шею, когда подбородок уперся в щитовидку. Самое время слегка преувеличить тяжесть своего состояния. Оно было крайне неважным, болело все, но сознание оставалось при нем.

Ткач сделал вид, что отключился, но продолжал следить за ситуацией из-под прикрытых век.

Косарь недовольно крякнул, пружинисто поднялся. На улице раздался шум, заскрипела дверь. В помещение вошел приземистый тип в звании лейтенанта, похожий на бычка.

«Командир взвода», – подумал Илья.

Излишнюю угодливость к начальству Косарь не проявлял, честь отдал весьма небрежно. Бычок смерил брезгливым взглядом бесчувственное тело, поправил кобуру с пистолетом.

Илья окончательно затосковал. Если бы он оказался в такой ситуации, к примеру, еще вчера, то ничто на свете не заставило бы его сидеть на месте. Налетел бы как тайфун, искалечил бы обоих, отобрал оружие, избавился от часового, а потом соображал бы, как выбраться из села, а попутно нанести противнику крупный урон. Но сегодня старший лейтенант был никто и звали его никак. Любое движение рождало немыслимую боль.

Укропы приглушенно бухтели, поглядывая в его сторону. Тайн от своего заместителя у командира взвода не было. Два сапога являлись идеальной парой.

Ткач навострил уши.

– Говорит что-нибудь? – кивая на Илью, спросил офицер.

– Сказал, что он – лейтенант Шатун, комвзвода у сепаров. Хрен его знает, Виталя, может, и не брешет. Замышляли диверсию в Бурлаке, но взяли их у Паленого. Видать, на наши батареи шли.

– Порезвились, уроды! – злобно прошипел бычок. – Мы потеряли четверых, еще пятеро в госпитале. У разведчиков Ворошенко четверо погибших.

– Но ведь и мы двоих прикончили, третьего взяли, – с сомнением проговорил Косарь.

– Одного убили точно, – заявил бычок. – Второго не нашли. Кровищи оставил в кустах целое море, а сам пропал. Ищут его сейчас. Может, сдох где-нибудь, не дошел. Вряд ли он далеко уйдет с такими ранениями.

«Давай, Антоха, вали отсюда! – мысленно возликовал Ткач. – Молодец, что выжил! Значит, удалось Беженцеву смыться, не подстрелили в кустах. Но трудно будет парню. Весь израненный, почти без боеприпасов, без связи. Как он будет переправляться через Канюку?»

А укропы продолжали бурчать. Еще одно ЧП случилось минувшей ночью. На той же Канюке офицеры с девками отдыхали. Напала группа из трех человек. Мужиков покалечили, баб шуганули и отпустили. Не наши ли герои орудовали? Или еще одна группа диверсантов завелась в тылу?

Впрочем, сержанту Косарю и лейтенанту Дунко этот факт глубоко по фене. У них своя территория, иная зона ответственности – охрана тяжелого вооружения, наставление местных жителей на путь истинный.

– Слышь, командир, да расстрелять его к чертовой матери, – пробубнил Косарь, с неприязнью поглядывая на пленника. – На хрен он сдался? Мелкая птица, взять с него нечего. Этот сепар наших хлопцев настрелял как в тире, а мы его за это кормить будем, постель ему стелить? Лучше парням отдадим, пусть на ремни порежут за наших павших братьев!

– Дело говоришь, Митяй. – Взводный одобрительно хмыкнул. – На ремни не стоит, мы все-таки Европа, а вот согнать всех местных на площадь, включая младенцев, да повесить при всех, чтобы другим неповадно было, – очень даже грамотное решение.

– Так давай этим и займемся.

– Да подожди ты, торопыга. Я обязан доложить о нем ротному. Сам знаешь: – мы обо всех офицерах, взятых в плен, обязаны сообщать. Расстреляем, не поставив в известность, – он нас к той же стенке прислонит.

– Тут ты прав, Виталя. Ротного не уважать – себе дороже. Дядька суровый, кастрирует и выпотрошит. Эх, надо было этого подонка на месте кончать. Пацаны рвались с ним поразвлечься. Отдубасить хоть его разрешаешь?

– Так он вроде уже… – Взводный всмотрелся в лицо пленника.

Илья усердно создавал видимость беспамятства.

– В чувство приведем и обратно отправим, – заявил Косарь.

– А смысл? – совершенно правильно заметил взводный. – В общем, давай без самоуправства, Митяй, пока нас всех не поимели. Ватников много. Хватит на наш век этой москальской гниды. Давай его ко всем остальным, а я до ротного побегу. Отправь отделение Гнатюка к капитану Рыльскому. Нечего им на сеновале лежать, пусть в облаве поучаствуют. Мы должны найти этого третьего. Он не мог далеко уйти.

«Хрен вам по локоть, а не Беженцев», – вяло шевелил извилинами Илья.

Вскоре на пороге возникли двое громил в камуфляже, схватили его за шиворот и потащили к дерматиновой двери. Сопротивляться он не мог, терпел это унижение, уговаривал себя, что еще не мертвый, скоро подкопит сил и сполна отплатит. Надо лишь немного отдохнуть.

Загремел навесной замок, вылезая из проржавевшей скобы. Его швырнули в неосвещенное помещение, на голые доски. Он, кажется, отдавил кому-то ногу. Человек ойкнул от боли. В углу раздавался стон, в другом – приглушенные молитвы. Кто-то заунывно и приторможенно ругался. Судя по всему, Илья попал в достойную компанию. Все лучше, чем оставаться в одиночестве. Может, будет время на передышку.

Но неприятности еще не кончились, и отдых получился каким-то странным. Накачанные мордовороты не спешили уходить. В лицо Ткачу ударил сноп света от мощного фонаря. Что-то захрустело, словно человек разминал костяшки кулака. Так оно и было.

Мощный удар в переносицу пригвоздил Илью к полу. Искры брызнули из глаз, как из сварочного аппарата. В голове тревожно загудели колокола. Под этот истошный благовест сознание захлопнулось как книга, и Ткач провалился в непроницаемую тьму.

Серый сумрак укладывался на землю, когда к блокпосту ополченцев у Выселок выполз окровавленный, оборванный человек. Он поднялся, держась за дерево, прохрипел, что свой, мол, не стреляйте, оторвался от осины, сделал несколько шагов и повалился в траву.

На блокпосту началась суета. Бойцы разворачивали пулеметы, припадали к амбразурам. Это могла быть провокация. Но в округе царила тишина. В разреженном лесу, стоявшем на другой стороне дороги, невозможно было спрятать снайперов.

Двое бойцов, пригнувшись, побежали к лежащему человеку, схватили его, приподняли и поволокли на блокпост. Голова парня безжизненно висела, но в полуприкрытых глазах теплилась жизнь. За спиной у него болтался автомат, впоследствии выяснилось, что пустой.

За укреплениями ополченцы положили беднягу на землю и стали приводить в чувство.

– Я знаю его, – возбужденно сказал кто-то. – Это парень из разведвзвода. Он еще айфоном хвастался, а потом в бою разбил его к чертовой матери, переживал сильно.

Раненый открыл глаза, закашлялся. Досталось ему порядком. Руку он перевязывал сам. Бинт был наложен неравномерно, сбился, почернел от грязи и крови. Камуфляж висел лохмотьями. В расцарапанном лице не было ни кровиночки.

– Моя фамилия Беженцев, – едва выговорил он. – Разведывательная группа старшего лейтенанта Ткача. На нас напали у Паленого. Якушенко погиб, Ткача схватили. Я не знаю, что с ним сделали. Мужики, мне надо срочно к комбату. Дело не терпит отлагательств. Эти твари могут ударить снова.

По парню плакал медсанбат, а не комбат. Рана уже гноилась, он едва мог говорить. Машина «Скорой помощи» прибыла через несколько минут. Двое бойцов сопровождали разведчика, который балансировал на грани потери сознания. Они убалтывали его, заговаривали зубы.

– Паленое!.. – бормотал он в забытье. – Там САУ, минометная батарея. Оттуда обстреливали Рудное, могут разнести еще что-нибудь.

Молодой организм выдержал. «Скорая» домчалась до районной больницы. Парня на носилках потащили в операционную. Срочно вызвали из дома главного хирурга. Через час бесчувственное, но мерно дышащее тело повезли из операционной в палату.

Комбат Караба уже вышагивал по коридору.

– Больному требуется покой! – возмутился врач. – Вы в своем уме, какие разговоры? Это даже не обсуждается, немедленно покиньте этаж!