Воспоминания двух юных жен - Оноре Бальзак

Сейчас я почти счастлива и, быть может, была бы счастлива вполне, если бы могла поделиться своим счастьем с любимым, но как все это объяснить ему? Мое счастье обидело бы его, и я принуждена таиться. Моя дорогая, как все много выстрадавшие мужчины, он по-женски чувствителен. Три месяца мы оставались в том же положении, что и до свадьбы. Я, как ты понимаешь, столкнулась за это время с массой мелочей, от которых любовь зависит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Несмотря на мою холодность, Луи осмелел и стал откровеннее: лицо его изменило выражение и помолодело. Изящество, с каким я обставила дом, повлияло и на него. Сама того не замечая, я привыкла к нему, он стал моим вторым «я». Приглядевшись, я увидела, что у него одухотворенное лицо. Зверь по имени муж, как ты его называешь, исчез. В один прекрасный вечер передо мной предстал влюбленный, речи его трогали мое сердце, я с неизъяснимым блаженством опиралась на его руку. И тут, не стану лгать тебе, как не стала бы лгать Господу, которого невозможно обмануть, во мне проснулось любопытство, а замечательная твердость, с какой Луи держал свое слово, пожалуй, лишь подогрела его. Стыдясь самой себя, я пыталась сопротивляться. Увы! тот, кто сопротивляется только из приличия, всегда договорится с самим собой. Никто, кроме нас, не знал и не узнает о том счастье, что мы подарили друг другу. Когда ты выйдешь замуж, ты поймешь мою сдержанность. Скажу только, что мы ни в чем не уступили самым нежным любовникам и отдали дань неожиданности, венчающей этот миг: неизведанное блаженство, которого алчет воображение, порыв, который многое извиняет, согласие, вырванное силой, сладострастные грезы, искони живущие в душе и покоряющие ее задолго до того, как им приходит черед воплотиться в жизнь, — мы познали все соблазны в их самом восхитительном обличье.

Признаюсь тебе, однако, что, как я ни счастлива, я по-прежнему отстаиваю свою независимость. Я не хочу вдаваться в подробности, и даже это полупризнание услышишь в целом свете ты одна. Даже принадлежа горячо любимому мужу, мы, я уверена, много теряем, если не скрываем наших чувств и нашего отношения к браку. Моя единственная отрада — отрада поистине божественная — состоит в том, что я возвратила жизнь этому бедняге, прежде чем подарить ее нашим детям. К Луи вернулись молодость, силы, веселость. Он стал другим человеком. Я сделалась его доброй феей, благодаря мне он и думать забыл о перенесенных несчастьях. Мои чары совершенно преобразили его, он стал прелестен. Уверенный в моей благосклонности, он проявляет весь свой ум, и я открываю в нем все новые и новые достоинства. Быть вечным источником счастья мужчины, который сознает это и питает к тебе не только любовь, но и признательность, — ах, дорогая, уверенность в этом вливает в душу больше силы, чем самая беззаветная любовь. Эта великая и неудержимая сила, неизменная и разнообразная, рождает в конце концов семью — прекрасное творение женщины, семью, вся благодатная красота которой открывается мне только сейчас. Старик барон перестал скупиться и охотно дарит мне все, чего я ни попрошу. Слуги сияют; блаженство Луи словно озарило своим светом весь наш дом, где я царю силой любви. Старик согласен со всеми моими нововведениями, он не захотел нарушать созданное мною великолепие и, чтобы доставить мне удовольствие, облачился в модное платье, а с платьем к нему пришли и современные манеры. Мы держим английских лошадей, купили двухместную карету, коляску и тильбюри. Слуги наши одеты просто, но изящно. Поэтому мы слывем мотами. Все мои мысли (я не шучу!) заняты тем, как вести хозяйство экономно, как сделать нашу жизнь как можно более приятной, потратив на это как можно меньше денег. Я уже доказала Луи, что, дабы приобрести репутацию человека, пекущегося о родном крае, необходимо прокладывать дороги. Я заставляю его пополнять образование. Надеюсь, что благодаря поддержке моих родных и родственников его матери он скоро войдет в генеральный совет департамента. Я прямо сказала ему, что честолюбива: пусть отец его по-прежнему управляет имением и умножает наше состояние, а Луи посвятит себя политической деятельности; я хочу, чтоб наши дети были счастливы и занимали высокие государственные посты; дабы не утратить моего уважения и привязанности, Луи должен на ближайших выборах баллотироваться в депутаты; мои родные поддержат его кандидатуру, его выберут, и мы получим приятную возможность проводить зиму в Париже. Ах, ангел мой, по пылу, с каким он принялся выполнять мои требования, я увидела, как он меня любит. А вчера из Марселя, куда он отлучился по делам на полдня, я получила от него письмо:

«Когда ты позволила мне любить тебя, моя милая Рене, я поверил в счастье, а сегодня оно кажется мне безмерным. Прошлое превратилось в смутное воспоминание, оттеняющее мое нынешнее блаженство. Когда ты рядом, любовь переполняет меня, и я не в силах выразить свои чувства; я могу только любоваться тобой, обожать тебя. Дар слова я обретаю лишь вдали от тебя. Ты прекрасна, и красота твоя так величава, так царственна, что очень долго останется неподвластна времени; я знаю, что супружескую любовь питает не столько красота, сколько чувства, а твои чувства благородны, но позволь сказать тебе, что твоя неизменная красота преисполняет мое сердце радостью, которая растет с каждым брошенным на тебя взглядом. В правильных, полных достоинства чертах твоего смуглого лица, отражающих возвышенную душу, столько чистоты! Сияние твоих черных глаз и крутой открытый лоб говорят о том, как совершенны твои добродетели, как надежна твоя дружба, как стойко твое сердце, которое не сокрушат никакие испытания. Отличительная черта твоего характера — великодушие; разумеется, ты знаешь это и без меня, но я пишу тебе об этом, чтобы объяснить, как ценю я сокровище, которым обладаю. И через много лет, как и сегодня, самый крошечный знак твоего внимания будет для меня счастьем, ибо я сознаю все значение нашей клятвы, дарующей обоим полную свободу. Мы всегда будем нежны друг с другом только по доброй воле. Как ни тесны связующие нас узы, мы всегда останемся свободны. Я стремлюсь завоевать тебя и буду тем более горд победой, что знаю, как высоко ценишь ты свою независимость. С каждым твоим словом, вздохом, поступком, мыслью я буду все больше и больше восхищаться прелестью твоего тела и твоей души. В тебе есть нечто божественное, мудрое, чарующее, что питает разум, честь, наслаждение и надежду — поэтому я люблю тебя больше жизни. О радость моя, да не покинет меня ангел любви, да будет грядущее полным той неги, что преобразила все вокруг! Стань же скорее матерью, дай мне увидеть, как ты радуешься своей животворной силе, дай мне слышать, как своим пленительным голосом ты благословляешь любовь, которая воскресила мою душу, вернула мне способность действовать и мыслить, стала моей гордостью, — любовь, которая словно омыла меня чудесной живой водой! Да, я сделаю все, что ты захочешь, я буду печься о благе родного края и осеню тебя той славой, которой стану добиваться только ради тебя».

Дорогая Луиза, вот плоды моих трудов. Так он стал писать совсем недавно, через год дело пойдет еще лучше. Это первые порывы восторга. В будущем я надеюсь поселить в его душе ровное и прочное ощущение довольства, какое рождается в счастливом союзе двух верящих друг другу и хорошо знающих друг друга супругов, научившихся придавать жизни бесконечное разнообразие и находить прелесть в самых обыденных событиях.

Думаю, счастливым женам известен этот секрет, теперь им владею и я. Мой самодовольный муж, как видишь, считает себя любимым так, словно мы с ним и не женаты. Что до меня, то пока я испытываю к нему лишь ту неизбежную привязанность, которая дает нам силу примириться с обстоятельствами. Однако Луи мил, у него очень ровный характер, он с легкостью совершает поступки, которыми большинство мужчин хвастались бы без умолку. Одним словом, если я и не люблю его, то весьма расположена окружить его заботой.

Итак, отныне мои черные волосы, мои черные глаза, опушенные ресницами, которые, по твоим словам, открываются и закрываются, как жалюзи, мой царственный облик и моя особа облечены верховной властью. Подождем лет десять, моя дорогая, и посмотрим, не будем ли мы обе жить радостно и счастливо в твоем Париже, откуда я буду время от времени увозить тебя в мой чудесный Прованс. О Луиза! Подумай о нашем общем будущем! Не совершай безумств, которыми ты грозишься. Я вышла за старообразного юношу, а ты подыщи себе какого-нибудь моложавого старца из палаты пэров. Это будет правильнее всего.

XIV

От герцога Сориа к барону де Макюмеру

Дорогой брат, не для того вы меня сделали герцогом Сориа, чтобы я поступал не так, как подобает герцогу Сориа. Я не могу быть счастлив, зная, что вы скитаетесь на чужбине, не имея возможности скрасить свою жизнь теми благами, которые можно купить за деньги. Мы с Марией не поженимся до тех пор, пока вы не примете сумму, которую вам передаст Уррака. Эти два миллиона — ваши собственные сбережения и сбережения Марии. Преклонив колена перед алтарем, мы оба молили Господа — и как пылко! — дать тебе счастье. О брат мой! Желания наши непременно исполнятся. Небо пошлет тебе любовь, которой ты алчешь и которая утешит тебя в изгнании. Мария со слезами прочла твое письмо; она восхищена тобой. Что до меня, я принял твою жертву не ради себя, а ради нашего рода. Король оправдал твои ожидания. Ах, ты с таким презрением бросил ему в лицо все, что имел, с каким швыряют мясо тиграм, и, чтобы отомстить за тебя, я рад был бы открыть ему, насколько превосходишь ты его своим величием. Себе, дорогой и любимый брат, я взял только одно — Марию, мое счастье. Поэтому я вечно пребуду перед тобою тем, чем пребудет творение перед Творцом. В моей жизни и в жизни Марии наступит день, такой же радостный, как день нашей свадьбы, — день, когда мы узнаем, что нашлась женщина, оценившая твое сердце, полюбившая тебя той любовью, какой ты заслуживаешь и о какой мечтаешь. Не забывай, что если ты жив нами, то мы живы тобой. Пиши нам в Рим, на адрес нунция, это совершенно безопасно. Французский посол в Риме наверняка согласится передавать их в государственную канцелярию монсеньеру Бембони, которого наш легат обещал предупредить. Это единственный надежный путь. Прощай, дорогой изгнанник, разоренный дотла. Ты не можешь разделить наше счастье, но ты вправе гордиться им. Да услышит Господь наши молитвы о тебе.