Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7 - Антон Чехов

{04082}

выходила? Не крепостная ведь, могла супротив пойти! Оно, конечно, скотнице счастье за егеря выйти, да ведь надо рассуждение иметь. Ну, вот теперь и мучайся, плачь. Графу смешки, а ты плачь... бейся об стену... Наступает молчание. Над сечей пролетают три дикие утки. Егор глядит на них и провожает их глазами до тех пор, пока они, превратившись в три едва видные точки, не опускаются далеко за лесом. - Чем живешь? - спрашивает он, переводя глаза с уток на Пелагею. - Таперя на работу хожу, а зимой ребеночка из воспитательного дома беру, кормлю соской. Полтора рубля в месяц дают. - Тэк... Опять молчание. С сжатой полосы несется тихая песня, которая обрывается в самом начале. Жарко петь... - Сказывают, что вы Акулине новую избу поставили, - говорит Пелагея. Егор молчит. - Стало быть, она вам по сердцу... - Счастье уж твое такое, судьба! - говорит охотник, потягиваясь. - Терпи, сирота. Но, одначе, прощай, заболтался... К вечеру мне в Болтово поспеть нужно... Егор поднимается, потягивается и перекидывает ружье через плечо. Пелагея встает. - А когда же в деревню придете? - спрашивает она тихо. - Незачем. Тверезый никогда не приду, а от пьяного тебе мало корысти. Злоблюсь я пьяный... Прощай! - Прощайте, Егор Власыч... Егор надевает картуз на затылок и, чмокнув собаке, продолжает свой путь. Пелагея стоит на месте и глядит ему вслед... Она видит его двигающиеся лопатки, молодецкий затылок, ленивую, небрежную поступь, и глаза ее наполняются грустью и нежной лаской... Взгляд ее бегает по тощей, высокой фигуре мужа и ласкает, нежит его... Он, словно чувствуя этот взгляд, останавливается и оглядывается... Молчит он, но по его лицу, по приподнятым плечам Пелагее видно, что он хочет ей сказать что-то. Она робко подходит к нему и глядит на него умоляющими глазами. - На тебе! - говорит он, отворачиваясь.

{04083}

Он подает ей истрепанный рубль и быстро отходит. - Прощайте, Егор Власыч! - говорит она, машинально принимая рубль. Он идет по длинной, прямой, как вытянутый ремень, дороге... Она, бледная, неподвижная, как статуя, стоит и ловит взглядом каждый его шаг. Но вот красный цвет его рубахи сливается с темным цветом брюк, шаги не видимы, собаку не отличишь от сапог. Виден только один картузик, но... вдруг Егор круто поворачивает направо в сечу и картузик исчезает в зелени. - Прощайте, Егор Власыч! - шепчет Пелагея и поднимается на цыпочки, чтобы хоть еще раз увидать белый картузик.

{04084}

ЗЛОУМЫШЛЕННИК

Перед судебным следователем стоит маленький, чрезвычайно тощий мужичонко в пестрядинной рубахе и латаных портах. Его обросшее волосами и изъеденное рябинами лицо и глаза, едва видные из-за густых, нависших бровей, имеют выражение угрюмой суровости. На голове целая шапка давно уже нечесанных, путаных волос, что придает ему еще большую, паучью суровость. Он бос. - Денис Григорьев! - начинает следователь. - Подойди поближе и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семенов Акинфов, проходя утром по линии, на 141-й версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя. Так ли это было? - Чаво? - Так ли всё это было, как объясняет Акинфов? - Знамо, было. - Хорошо; ну, а для чего ты отвинчивал гайку? - Чаво? - Ты это свое "чаво" брось, а отвечай на вопрос: для чего ты отвинчивал гайку? - Коли б не нужна была, не отвинчивал бы, - хрипит Денис, косясь на потолок. - Для чего же тебе понадобилась эта гайка? - Гайка-то? Мы из гаек грузила делаем... - Кто это - мы? - Мы, народ... Климовские мужики, то есть. - Послушай, братец, не прикидывайся ты мне идиотом, а говори толком. Нечего тут про грузила врать! - Отродясь не врал, а тут вру... - бормочет Денис, мигая глазами. - Да нешто, ваше благородие, можно без грузила? Ежели ты живца или выполозка на крючок сажаешь, то нешто он пойдет ко дну без грузила?

{04085}

Вру... - усмехается Денис. - Чёрт ли в нем, в живце-то, ежели поверху плавать будет! Окунь, щука, налим завсегда на донную идет, а которая ежели поверху плавает, то ту разве только шилишпер схватит, да и то редко... В нашей реке не живет шилишпер... Эта рыба простор любит. - Для чего ты мне про шилишпера рассказываешь? - Чаво? Да ведь вы сами спрашиваете! У нас и господа так ловят. Самый последний мальчишка не станет тебе без грузила ловить. Конечно, который непонимающий, ну, тот и без грузила пойдет ловить. Дураку закон не писан... - Так ты говоришь, что ты отвинтил эту гайку для того, чтобы сделать из нее грузило? - А то что же? Не в бабки ж играть! - Но для грузила ты мог взять свинец, пулю... гвоздик какой-нибудь... - Свинец на дороге не найдешь, купить надо, а гвоздик не годится. Лучше гайки и не найтить... И тяжелая, и дыра есть. - Дураком каким прикидывается! Точно вчера родился или с неба упал. Разве ты не понимаешь, глупая голова, к чему ведет это отвинчивание? Не догляди сторож, так ведь поезд мог бы сойти с рельсов, людей бы убило! Ты людей убил бы! - Избави господи, ваше благородие! Зачем убивать? Нешто мы некрещеные или злодеи какие? Слава те господи, господин хороший, век свой прожили и не токмо что убивать, но и мыслей таких в голове не было... Спаси и помилуй, царица небесная... Что вы-с! - А отчего, по-твоему, происходят крушения поездов? Отвинти две-три гайки, вот тебе и крушение! Денис усмехается и недоверчиво щурит на следователя глаза. - Ну! Уж сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем и хранил господь, а тут крушение... людей убил... Ежели б я рельсу унес или, положим, бревно поперек ейного пути положил, ну, тогды, пожалуй, своротило бы поезд, а то... тьфу! гайка! - Да пойми же, гайками прикрепляется рельса к шпалам! - Это мы понимаем... Мы ведь не все отвинчиваем... оставляем... Не без ума делаем... понимаем...

{04086}

Денис зевает и крестит рот. - В прошлом году здесь сошел поезд с рельсов, - говорит следователь. - Теперь понятно, почему... - Чего изволите? - Теперь, говорю, понятно, отчего в прошлом году сошел поезд с рельсов... Я понимаю! - На то вы и образованные, чтобы понимать, милостивцы наши... Господь знал, кому понятие давал... Вы вот и рассудили, как и что, а сторож тот же мужик, без всякого понятия, хватает за шиворот и тащит... Ты рассуди, а потом и тащи! Сказано - мужик, мужицкий и ум... Запишите также, ваше благородие, что он меня два раза по зубам ударил и в груди. - Когда у тебя делали обыск, то нашли еще одну гайку... Эту в каком месте ты отвинтил и когда? - Это вы про ту гайку, что под красным сундучком лежала? - Не знаю, где она у тебя лежала, но только нашли ее. Когда ты ее отвинтил? - Я ее не отвинчивал, ее мне Игнашка, Семена кривого сын, дал. Это я про ту, что под сундучком, а ту, что на дворе в санях, мы вместе с Митрофаном вывинтили. - С каким Митрофаном? - С Митрофаном Петровым... Нешто не слыхали? Невода у нас делает и господам продает. Ему много этих самых гаек требуется. На каждый невод, почитай, штук десять... - Послушай... 1081 статья уложения о наказаниях говорит, что за всякое с умыслом учиненное повреждение железной дороги, когда оно может подвергнуть опасности следующий по сей дороге транспорт и виновный знал, что последствием сего должно быть несчастье... понимаешь? знал! А ты не мог не знать, к чему ведет это отвинчивание... он приговаривается к ссылке в каторжные работы. - Конечно, вы лучше знаете... Мы люди темные... нешто мы понимаем? - Всё ты понимаешь! Это ты врешь, прикидываешься! - Зачем врать? Спросите на деревне, коли не верите... Без грузила только уклейку ловят, а на что хуже пескаря, да и тот не пойдет тебе без грузила.

{04087}

- Ты еще про шилишпера расскажи! - улыбается следователь. - Шилишпер у нас не водится... Пущаем леску без грузила поверх воды на бабочку, идет голавль, да и то редко. - Ну, молчи... Наступает молчание. Денис переминается с ноги на ногу, глядит на стол с зеленым сукном и усиленно мигает глазами, словно видит перед собой не сукно, а солнце. Следователь быстро пишет. - Мне идтить? - спрашивает Денис после некоторого молчания. - Нет. Я должен взять тебя под стражу и отослать в тюрьму. Денис перестает мигать и, приподняв свои густые брови, вопросительно глядит на чиновника. - То есть, как же в тюрьму? Ваше благородие! Мне некогда, мне надо на ярмарку; с Егора три рубля за сало получить... - Молчи, не мешай. - В тюрьму... Было б за что, пошел бы, а то так... здорово живешь... За что? И не крал, кажись, и не дрался... А ежели вы насчет недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте... Вы господина непременного члена спросите... Креста на нем нет, на старосте-то... - Молчи! - Я и так молчу... - бормочет Денис. - А что староста набрехал в учете, это я хоть под присягой... Нас три брата: Кузьма Григорьев, стало быть, Егор Григорьев и я, Денис Григорьев... - Ты мне мешаешь... Эй, Семен! - кричит следователь. - Увести его! - Нас три брата, - бормочет Денис, когда два дюжих солдата берут и ведут его из камеры. - Брат за брата не ответчик... Кузьма не платит, а ты, Денис, отвечай... Судьи! Помер покойник барин-генерал, царство небесное, а то показал бы он вам, судьям... Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести...