Джастис (ЛП) - Линн К. С.

Как только она исчезает из виду, я следую за Ханной в маленькую розовую комнатку с белой кроватью, комодом и тумбочкой. В углу стоят крохотный белый столик и стул с розовым чайным сервизом.

— У меня такое чувство, что твой любимый цвет — розовый.

Она хихикает, и этот прекрасный звук наполняет мою грудь.

— Да, один из любимых. — Она кладет льва на кровать рядом с куклой и тремя другими маленькими плюшевыми зверушками, о которых она мне рассказывала.

— Знакомьтесь, Снежок, Масло и Лосось. Ребята, это Начо.

Я ухмыляюсь, забавляясь ее представлением. Пока она их рассаживает, блуждаю глазами по спальне и натыкаюсь на фотографию на тумбочке, от которой каждый мускул тела напрягается.

Подойдя, беру рамку, — я на байке, фото сделано без моего ведома.

— Мама дала мне его, — шепчет она, мрачно глядя на меня. — Чтобы я знала, как вы выглядите, и могла желать вам спокойной ночи.

Гнев сжимает грудь, мечась взад и вперед огненным шаром. Она не должна была говорить «спокойной ночи» гребаной фотографии, а я должен был говорить ей «спокойной ночи» в ответ.

Мгновения, которые мне уже никогда не вернуть.

Взяв себя в руки, ставлю фотографию обратно и поворачиваюсь к ней.

— Ханна, ты любишь зоопарк?

От внезапной смены темы она не теряется ни на секунду.

— Да, сэр. Я ходила туда всего один раз, но мне очень понравилось. Мама водила меня на один из моих дней рождения.

Ее ответ только усиливает всепоглощающее чувство негодования. Мне столько всего нужно наверстать.

— Не хочешь сходить со мной? — спрашиваю я.

Ее глаза расширяются.

— Прямо сейчас?

Я ухмыляюсь.

— Нет. Для этого уже слишком поздно, но, может быть, в эти выходные?

— Она в эти выходные не занята, — говорит Райан, входя в дверь. — Ханна, ты хочешь пойти?

Она кивает матери, потом снова обращает свое внимание на меня.

— А мы увидимся с вами до этого?

— Я буду приходить каждый вечер, чтобы повидаться с тобой, — говорю, не утруждаясь спросить Райан. Я не собираюсь выпрашивать встречи с дочерью.

Она улыбается, выглядя довольной таким ответом.

— Тебе пора спать, но завтра мы увидимся.

— Ладно.

Я колеблюсь, еще не готовый оставить ее, но знаю, что это к лучшему, особенно из-за терзающей меня горечи.

— Спокойной ночи, Ханна.

— Спокойной ночи, — шепчет она.

Снедаемый сожалением, спускаюсь по лестнице.

— Я сейчас вернусь, — говорит Райан, следуя за мной вниз.

Я не замедляю своих торопливых шагов, гнев толкает меня вперед.

— Джастис, подожди, — зовет она, выходя за мной на улицу.

— Не сейчас, Райан!

— Прошу, одну минуту.

Я поворачиваюсь к ней, моя грудь вздымается от угрожающей взорваться ярости.

— Чего тебе надо? Говори уже, чтобы я мог убраться отсюда к чертовой матери.

Она тяжело сглатывает, в ее глазах отражаются эмоции, за которые я не чувствую угрызений совести.

— Прости. Я знаю, тебе тяжело.

— Ты ни хрена не представляешь, как мне тяжело. Как больно сознавать, что пять лет жизни моей дочери прошли, а я, как гребаный незнакомец, пытаюсь договориться о встречах!

— Ты можешь приходить к ней столько, сколько захочешь, — выдыхает она, по ее щекам текут слезы.

— Ты чертовски права, могу, и не потому, что ты так сказала. У меня есть права, Райан, в которых ты больше не будешь мне отказывать.

Не говоря ни слова, забираюсь в грузовик и убираюсь оттуда, цепляясь за гнев, разъедающий меня изнутри, потому что это чертовски легче, чем признать боль в груди.

Глава 10

Райан

Наблюдая, как его грузовик исчезает в ночи, мое разбитое сердце терзает глубокая боль, наполнявшая его глаза. Смотреть, как он пытается общаться с Ханной сегодня вечером, было тяжело. Он выглядел таким растерянным, таким... неуверенным, а этот мужчина никогда в жизни ни в чем не сомневался. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь простить себя. И не буду винить Джастиса, если он тоже не сможет.

Вытирая слезы, возвращаюсь в дом и поднимаюсь по лестнице, обнаруживая Ханну на кровати в обнимку со львом и смотрящую на фотографию своего отца. Она тоже выглядит немного потерянной и неуверенной.

— Привет, — говорю тихо, стараясь держать эмоции под контролем.

— Привет, мамочка.

Прохожу в комнату и сажусь рядом с ней на кровать.

— Как ты себя чувствуешь?

Она пожимает плечами.

— Нормально.

— Тебе понравилась ваша с ним встреча?

— Наверное. У нас было не так много времени. — Разочарование в ее голосе отзывается болью в сердце. Ей бы хотелось провести с ним больше времени, но я могла сказать, что Джастис приближался к тому, чтобы вновь потерять самообладание, особенно, увидев фото.

— Все прошло быстро, — соглашаюсь я, — но он вернется завтра и, уверена, немного задержится. Может, придумаешь что-нибудь, чем бы вы могли заняться вместе.

— Например? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

— Почему бы тебе не составить список? Ты могла бы поделиться тем, что тебе нравится. Вроде любимой еды или фильма.

— Хорошая идея. — Она улыбается с еще большей надеждой, чем секунду назад. — Ты поможешь мне все написать?

— Конечно, но утром, ладно? А сейчас нужно подготовить тебя ко сну.

Мы направляемся в ванную, где она чистит зубы и умывается. Я улыбаюсь, наблюдая, как она делает все сама, не веря, насколько быстро бежит время. Такое чувство, будто только вчера она спала в моих объятиях, пока я пела ей колыбельную, а она сосала бутылочку.

В свои пять лет она более взрослая, чем большинство детей ее возраста. Она уверенная в себе, независимая, и в ее душе горит огонь, который я видела лишь у одного человека…

Я позволяю этой мысли сникнуть, прежде чем меня снова захлестнет чувство вины. Как только она заканчивает, я вновь укладываю ее в постель и накрываю одеялом. Она тянется ко льву, прижимая его к своей маленькой груди.

— С его стороны было очень мило сделать тебе такой особенный подарок, — говорю я, наклоняясь, чтобы потрогать мягкую игрушку.

— О да. Я люблю Начо! — на ее личике появляется улыбка, освещающая всю комнату, но быстро сникает. — Мне очень хочется пойти с ним в зоопарк, но я немного боюсь.

— Это нормально. Держу пари, он тоже нервничает.

— Не знаю, — говорит она, — по-моему, он ничего не боится.

Раньше я думала то же самое, но сегодня увидела все в ином свете. Сегодня вечером, когда он смотрел на нашу дочь, я увидела эмоции, которых не замечала в нем до этого. Если кто-то и может прорваться сквозь его барьеры, то не сомневаюсь, что это маленькая девочка, лежащая передо мной. В ней есть свет, который необратимо меняет людей.

— Все будет хорошо. Вот увидишь, — заверив ее, наклоняюсь и целую в щечку. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мамочка, — она поворачивается на бок и смотрит на фотографию Джастиса. — Спокойной ночи, папочка, — шепчет она.

Сдерживаемые мной слезы, катятся по щекам. Я отворачиваюсь, прежде чем она их увидит, и иду к двери, но то, что она говорит дальше, останавливает меня.

— Он не ненавидит тебя, ты же знаешь. Он даже сказал мне об этом.

Я закрываю глаза, проглатывая комок в горле. Ради нее я оборачиваюсь с самой лучшей улыбкой, на какую только способна.

— Я знаю. Не беспокойся обо мне. Я в порядке.

Она кивает, но не выглядит убежденной.

— Спокойной ночи, — повторяю, затем выхожу и закрываю за собой дверь. Упираюсь в нее спиной и делаю болезненный вдох.

В конце концов, спускаюсь вниз, чтобы сделать себе чай, нуждаясь в чем-то теплом, чтобы изгнать поселившийся внутри меня холод. С горячей кружкой в руках устраиваюсь в гостиной и оглядываю крошечный фермерский домик, который снимаю последние шесть лет. Как бы я ни была благодарна Тэтчеру за то, что она помог мне его подыскать, не могу не задаться вопросом, где бы я оказалась сейчас, пойди события той ночи много лет назад по-другому. Я часто об этом думаю.