Дневник офисного муравья - Ирина Быстрова

«Мерсер»? После всех моих вопросов? Странно. В общем-то, кроме дискуссии о таинственных услугах, ничего отрицательного в «Мерсере» не было. Можно и пойти, поработать… Но как-то…

Что, уже все? Все закончилось? И началась новая жизнь? Кстати, когда, они предполагают, она должна начаться?

– Естественно, как можно скорее, – ответил г-н Толмачев. – Они все такие, вы же знаете. Им всем нужно еще вчера. А вы как?

– Через три недели. Хочу недельку выспаться, – честно призналась я. – А то там же с девяти работать.

– Все равно впрок не выспитесь, – усмехнулся г-н Толмачев. – Ладно. Я им передам, что вы готовы встретиться и обсудить финальные условия. И насчет трех недель скажу.

5 июня, пятница. Я-то считала, что буду на седьмом небе. А я не чувствую абсолютно ничего. Только опустошение. И безумное беспокойство по поводу того, как буду увольняться. А делать это я намереваюсь в понедельник.

8 июня, понедельник. Скандал? Это еще мягко сказано…

– Ты увольняешься из-за этой долбаной зарплаты, да?! – орал шеф. – Шантаж, да?!

Я оповестила его о своих планах в двенадцать тридцать. Пришла на работу, как обычно, в двенадцать, выпила кофе и-ударила ему под дых. Он хватанул ртом воздух, глотнул его, подавился, закашлялся, а потом принялся орать как оглашенный. Народ, наверное, в этот момент вздрогнул и навострил уши. Я этого не видела, поскольку сидела у шефа в кабинете, но уверена, что так все и было.

– Ничего подобного, – ответила я. – Просто мне предложили работу, и я согласилась.

– Вот взяли, – ехидно проговорил шеф, – сами тебе позвонили и сами тебе предложили, да?

В его ехидстве явно слышался подтекст: кто ты такая, чтоб тебе звонили и приглашали на работу? В общем-то я так и думала. Он считает меня третьим сортом, а себя-благодетелем, взявшим этот третий сорт на работу. И тут я разозлилась.

– Да, – с напором сказала я, – так прямо позвонили и пригласили. А что, ты думал, что, кроме тебя, я больше никому не нужна?

Шеф обомлел. Я никогда так не разговаривала. Всегда вежлива, всегда деликатна, всегда больше умолчаний, чем озвучиваний. Я такая и есть. Но если меня сильно разозлить, то могу и зубы показать. Редко это, конечно, делаю, примерно раз в пять лет, но тем не менее…

– Так вот, – напирала я, не давая ему опомниться, – ты заблуждаешься. Я ухожу в иностранную компанию, на зарплату в полтора раза больше, чем ты мне здесь отстегиваешь, не говоря уже о прочих бонусах и благах, на которые ты, похоже, не расщедришься никогда. И напрасно, хочу тебе сказать. Потому что человек работает не только за идею. Тем более что и с идеей у тебя в последнее время туговато. Кроме как набить собственные банковские счета поплотнее, ты ни о чем другом не думаешь. А между прочим, начиналось все очень даже неплохо. Потому я к тебе и пришла тогда. Но все это безвозвратно сгинуло, так что не удивляйся, если народ начнет валить от тебя.

Тут я сделала паузу, чтобы перевести дух, и шеф не преминул ею воспользоваться.

– И что? – опять завопил он. – Полагаешь, ты незаменима? Думаешь, никого не найду и начну по тебе слезы лить?! Не дождешься!

– А я и не собираюсь ждать, – ответила я. – Все заменимы. И я тоже. Рано или поздно найдешь кого-нибудь. Дело не в этом. Просто мне скучно стало тут. Перспективы-то какие? Так что я просто согласилась на более интересную работу. И все.

Врешь!

На этой фразе я вышла из кабинета. А вообще, здорово, что я уже давно на всякий случай изъяла свою трудовую книжку из сейфа. От этого гада можно ждать чего угодно. Порвет на кусочки или еще чего…

А вообще, если честно… противно. Почему нельзя жить по-человечески?

9 июня, вторник. Вчера допоздна болтали с Юлькой. Рассказала, что Ленусик, мой второй бухгалтер, разумеется, огорчилась. Я, говорит, подозревала, что ты там что-то ищешь, но надеялась, что не найдешь. И тут же давай извиняться. Мол, это не потому, что я тебе добра не желаю, а потому, что я тут боюсь без тебя.

Ясное дело, боится. Как бы то ни было, как шеф ни распоясался в последнее время, но со мной некоторую дистанцию он все-таки соблюдал, видно, в память о тех временах, когда мы начинали всю эту канитель. Если Ленка останется одна, он ее будет доканывать. А если придет кто-нибудь, то, может, будет доканывать их обеих. Хотя… смотря кто придет.

А остальные… Странно все это. Ты работаешь с людьми бок о бок несколько лет, думаешь, что вы если не друзья, то хотя бы хорошие знакомые, а потом наступает момент истины… вроде как сейчас, и ты сразу понимаешь, что ни фига подобного-нет здесь у тебя хороших знакомых, и, когда ты через неделю отсюда уйдешь, о тебе позабудут очень и очень быстро. Противное чувство.

А Тим мне сегодня сказал, что чем чаще меняешь работу, тем реже это чувство испытываешь.

– Почему это? – заинтересовалась я.

– Потому что оно противное, только когда первый или второй раз, а потом ты уже заранее знаешь, как все будет, и никаких вредных иллюзий не питаешь.

– Это что получается, – задумчиво проговорила я, – мы никому в этом мире не нужны? Но это ж очень печально.

– Да ерунда, – возразил он, – зависит от того, с какой точки на это посмотреть.

И с какой точки смотришь ты?

– С той, где максимальный обзор.

– Загадками говоришь.

– Да ни фига, – рассмеялся он, – ты просто не зашоривайся до каждой конкретной ситуации. А то будешь видеть только то, что под носом, а под носом обычно пыль да грязь, и та размером с пятачок. А ты глянь вдаль.

10 июня, среда. Не поверите-он нашел бухгалтера. И гордо привел ее сегодня ко мне: мол, смотри, какой я удалец. Наверное, жена его отрыла где-нибудь. По ее наводке здесь уже половина фирмы работает.

Дамочка под сорок, средний рост, средний вес, среднее все. Мозги? Насчет мозгов не знаю, еще не поняла, а может, так и не пойму до своего увольнения. Да оно мне и не надо.

– Только не говори ей, что ты тут работала неполную неделю, – сказал шеф.

Прооравшись, он опять стал вполне вменяемым. Интересно, что именно его больше всего задело в моем уходе?

Дамочка оказалась не промах. Когда дело дошло до объяснения наших «нюансов», а под «нюансами» я подразумеваю всю эту антиналоговую кухню, она крепко призадумалась, а как только я закончила свою вводную, она почесала карандашом нос и изрекла:

– Ой, я сейчас.

И куда-то отправилась.

Как потом выяснилось-прямиком к шефу.

– Вы мне ничего не говорили о том, что у вас так все… – Она многозначительно посмотрела на шефа.

Почему знаю? Потому что там как раз сидел Лешка из продаж.

– Ну… – заерзал шеф.