Журнал «Вокруг Света» №11 за 1960 год - Вокруг Света

В нескольких километрах от «деревни водяных механиков» находилась роща арековых пальм, расположенная у самой дороги. Я выскочил из «газика» и сфотографировал рощицу. И хорошо сделал — это были последние пальмы арека. Горы все более покрывались буйным лесом, но стройных и грациозных пальм я, к сожалению, нигде уже больше не встретил. То были жительницы теплых долин.

Вскоре дорога пошла вниз, и мы снова оказались у Черной реки, которую в этом месте — в Чобо — нам предстояло форсировать на моторном пароме. Могучая река так была сдавлена цепями горных хребтов и зажата в крутых берегах, что образовывала дальше к югу двадцатикилометровую излучину, которую наша дорога пересекала по хорде. В общем мы два раза переправлялись через реку — под Чобо и под Суйрутом, после чего дорога отошла от нее на много дней пути. Лишь в Лай Чау — в нескольких стах километрах выше — мы снова оказались на берегах Черной реки. Причина этого «бегства» дороги от реки заключалась в наступающих на нее со всех сторон диких горах. Местами, как, например, при впадении реки Маук в Черную, горы срывались в воду тысячеметровыми обрывами, напоминающими каньоны Колорадо. Сколько существует мир, ни один турист не взглянул еще на эту чарующую глухомань.

В Суйруте нас ждала вынужденная остановка в течение нескольких минут, так как грузовик никак не мог вскарабкаться на берег. Деревушка состояла из дюжины хижин. И все они были... лавочками. В торговый день сюда спускались с гор за солью и другими необходимыми товарами люди из племен ман и мео, а из горных долин приходили таи. В Суйруте было в этот день тесно, как в рыбачьей сети после хорошего улова, и шумно, как в потревоженном улье.

Во время остановки я достал сачок и начал ловить бабочек. В этой поездке я не собирался делать больших коллекций, как это было в Южной Америке. Просто мне хотелось собрать некоторые экземпляры, чтобы потом установить, какие виды, где и когда я встретил.

Начало ноября здесь соответствует нашему сентябрю — это время жатвы и конец сезона мошкары. Сколько же их было здесь месяца два-три назад, если и сейчас летало столько бабочек! Да еще каких! Большие, темно-коричневые, почти черные, с фиолетовым металлическим отблеском. Трудно описать прелесть их полета, когда они, словно живые драгоценности, порхали среди растений. Позже я рассматривал их под стеклом и вздыхал — такую красоту надо видеть живой и непременно на ее родине. После смерти бабочек остается лишь тень их прелести.

На дороге перед лавчонками разлились лужи. Бабочки летали над ними медленно, горделиво. Я знал, откуда такое спокойствие. Бабочки эти издают запах, который внушает отвращение их врагам. Ни одна птица или ящерица на них не польстится. Некоторые бабочки пахнут резедой, другие — медом или ванилью.

Данг Лю, наш экспедиционный доктор, не был ни птицей, ни ящерицей, но, увидев, что я трогаю бабочку пальцами, он явно встревожился. Приблизившись, Данг Лю осуждающим взглядом следил за моей беготней. Потом отошел, начал копаться в своей походной аптечке и вскоре вернулся с бутылкой и ватой. Меня охватило любопытство: что он еще придумал?

— Солнце уже высоко, припекает! — заботливо сказал юноша. — Нельзя так бегать!

— Это правда, безумно жарко! — охотно подтвердил я и показал на бутылку. — А это что?

— Прошу вас, товарищ, оботрите руки и вычистите ногти! Вот спирт!

— А зачем обтирать руки?

— От этой дряни к человеку передаются разные болезни.

— Доктор, — воскликнул я, — в своей жизни мне удалось наловить не меньше двадцати тысяч таких бабочек — и ничего!

Невозмутимый Данг Лю смерил меня испытующим взглядом, в котором было холодное недоверие, потом спросил:

— Где это было?

— В Южной Америке, на Мадагаскаре, в Канаде...

— Угм-м... — пренебрежительно ответил доктор и без дальнейших церемоний стал обтирать мои пальцы спиртом.

За Суйрутом началось безумие природы. Горы нахмурились и рассердились, джунгли ошалели, дороги взбесились. Такой дикости и такого хаоса я нигде на свете еще не видел. Какой-то сумасшедший великан в гневе разрыл хребты и склоны, а из всего этого месива вырывались к небу десятки и сотни ободранных вершин, будто в отчаянии взывая о помощи. Это было великолепно и волнующе.

На горах господствовали дебри, такие же необузданные, как и сами горы. Эти джунгли ни в чем не уступали самой буйной растительности на склонах Анд в бассейне Амазонки. Огромные деревья-патриархи не были здесь редкостью. Они утопали стволами в пушистых фестонах лиан, а вьюнки, кустарники и деревья создавали фантастический ковер зелени, сквозь который только изредка взгляд проникал в сумрачную глубину леса. Древовидные папоротники, высокие как липа, жили тут в вечной сырости. Был в этих джунглях какой-то пафос затаенной угрозы. Не хотелось верить, что это настоящие деревья. Так и казалось, что это развешанные кулисы и декорации фантастической оперы.

Видя повсюду нагромождение гор и недоступные ущелья, я понял, какой это был отличный район для партизан. Здесь в ста метрах от дороги тысячные отряды могли затеряться, как иголка в стоге сена. Не удивился я и тому, что в этих дебрях могли существовать тигры и пантеры, даже носороги, слоны и дикие буйволы.

Тунг велел остановить машину, и мы вышли на дорогу. С левой стороны к югу от нас тянулись глубокие долины, открывающие вид на зеленые пустоши и далекие горы. Дьен и Тунг обратили мое внимание на одну из них. Высоко на склоне виднелось изумрудное пятно зелени. То было пахотное поле, отвоеванное у джунглей, а под самой вершиной я различил несколько беспорядочно разбросанных хижин. Они, в отличие от других в этом краю, стояли не на сваях, а на земле.

— Meo! — коротко объяснил Тунг.

Итак, это была первая моя встреча, хотя и на расстоянии, с народом гор — одним из самых интересных на Дальнем Востоке. Где бы ни жили мео — в Китае, во Вьетнаме, в Лаосе или Таиланде, — они всегда выбирали для своих заоблачных гнезд самые высокие склоны, а их неукротимая жажда свободы вошла в поговорку.

Наконец дорога несколько выпрямилась, и на ней стало меньше колдобин. «Газик» решился на скорость в тридцать километров. Далеко впереди мы увидели толпу людей. Мужчины и женщины несли лопаты и корзины, видимо направляясь на общинную починку дороги. То были первые люди, которых мы встретили в течение многокилометрового пути. Когда машина подъехала ближе, я разглядел убранство женщин. Они были в темных, плотно облегающих кофточках с вертикальным рядом серебряных пряжек на груди.

Отдельные ветви народа таи отличаются по цвету кофт, которые носят женщины: белому, черному, красному. Встретившаяся нам группа, несомненно, принадлежала к ветви таи черных.

Приключения в пути

Спустя некоторое время дикий облик гор смягчился, но дорога по-прежнему извивалась, словно пойманный угорь, и часто проходила по самому краю скальной кромки над головокружительной бездной. Тогда внизу открывался вид на долину и на шумящую реку. Шоферу приходилось все время быть начеку.

Итак, мы снова вступали в населенные местности и вскоре уже проезжали первую деревню племени таи. Дорога становилась все лучше и лучше, несмотря на все еще гористую территорию. Меня удивило, что в котловинах по обе стороны дороги росли бананы, а жилья поблизости не было. Правда — я знал это еще по своим путешествиям на Мадагаскаре и в Южной Америке, — дикие банановые рощицы встречаются в лесах, где некогда жили люди и по каким-то причинам покинули поселения. Через несколько лет сгнившие хижины разваливались, поглощенные джунглями, а бананы продолжали расти и множиться, как единственный след давнего человеческого жилья. Видимо, такие же бананы росли и здесь, по дороге в Лай Чау.

Через несколько километров горы постепенно начали отступать от дороги, а вместе с ними и леса. Пейзаж стал ровнее, деревья уступали место густым, высоким травам и тростникам, в три-четыре раза превышающим рост человека. Равнина местами простиралась далеко, до самого горизонта, где теперь притаились горы. То была равнина тростников, славившаяся большим количеством тигров, которые часто нападали на людей.

— Больше здесь нет тигров, — с удовлетворением сказал мне Тунг. — Есть солдаты!

И потом объяснил:

— Армия занимается на этой равнине животноводством, скот мы получили из Монголии. Солдаты истребили тигров.

Дальнейшая наша езда была погоней за солнцем. Нам необходимо было достичь Мок Чау еще засветло. Но уже опускались сумерки, когда мы въехали в пояс леса, за которым был расположен городок. Сверчки и еще какие-то лесные создания поднимали неописуемый шум и гам в джунглях, полных жизни. Когда мы достигли Мок Чау, жизни там уже не было. воцарилась глухая ночь и, хотя часы показывали только семь вечера, в домах — ни огонька.