Химеры урочища Икс - Валерий Кукушкин

Мы поговорили еще немного и расстались. Времени было уже порядочно, хотелось есть. Я был предоставлен сам себе. Селение словно вымерло. "Что делать? думал я, сидя на бревнышке и поглощая бутерброды. — Даже если я без ошибок дойду до урочища и обратно, возвращаться придется уже в темноте. Да и в урочище какое-то время надо побыть, осмотреться… Заночевать в домике? А как я определю, что именно это поле и есть урочище, а именно этот домик и есть тот домик?.. Карт нет, в лесу пусто, спрашивать не у кого. Разве что у зверей…"

На Ярославль можно было ехать уже через пять минут. Идти или не идти? Раздался шум двигателя. С куском во рту и разрешениями в кармане я ринулся на остановку. Благоразумие на этот раз взяло верх. В отличие от некоторых моментов в будущем, когда о благоразумии приходилось думать, уже находясь в обстоятельствах, созданных непродуманными действиями.

Расположившись на сиденье и глядя на уходящий назад поселок, я поймал себя на том, что в голове крутилась только что услышанная история о поспешно бежавшей при странных обстоятельствах советской экспедиции, так и не представившей никаких материалов.

"Программы" и "методики" готовились в страшной спешке. Уже в середине мая они вместе с "заявлением" от ВАГО и моим письмом ушли по назначению.

Готовились списки снаряжения. Срочно был изготовлен щуп из нескольких колен для обнаружения слоя извести. Гусев находился далеко, я написал ему о результатах поездки."…Прошу дать телеграмму… и я приеду сразу же", ответил он. Ехать планировали вчетвером. Ответа из зоны не было, и я 26 мая телеграммой известил ее руководство, что начало экспедиции планируется на 2 июня; в случае несогласия они должны были дать телеграфом "отбой". Время шло, ни ответа, ни "отбоя" не было. В самом конце мая я послал и телеграмму Гусеву. Нервы были напряжены: люди то соглашались ехать, то отказывались, одни заменялись другими, все крутилось и вертелось; чувствовалось, что зимние разговоры вокруг "страстей" для многих не прошли даром и любопытство в их душах боролось с боязнью. Не зная, на кого положиться, я упаковал почти все основные вещи в свой рюкзак, ставший весьма увесистым, полагая уже в дороге распределить груз между всеми. Неопределенность была полнейшая. Мы, трое аномальщиков, должны были встретиться на месте перед отправлением, но все ли придут? Гусев должен был присоединиться к нам в конце пути; получил ли он телеграмму, сможет ли приехать? Что думало обо всем этом руководство зоны? Пропустят ли нас?

2 июня, за полчаса до отправления, как и договаривались, я был на месте. Спутники что-то задерживались. Я взял билет и ждал до последнего, но никто не пришел. За минуту до отправления я занял свое место, испытывая полнейшее смятение: многое, что лежало в рюкзаке, было слишком тяжелым и ненужным для одного, а то, что было нужно, осталось у отсутствующих. Но дело было не только в вещах. Мелкое предательство выбило меня из колеи, и последующие почти пять часов дороги не способствовали успокоению: предстояло два часа ждать Гусева, но приедет ли он?

По прибытии в зону, действуя несколько авансом, я взял пропуск на двоих. Разговорившись с уже знакомыми и познакомившись с новыми людьми, я узнал, что место, куда мы собрались, действительно было несколько с "чертовщинкой". Напрямую об этом не говорилось, но, по рассказам, находиться там было неприятно: иногда чувствовался беспричинный страх. Впрочем, поговорив далее, мы пришли к выводу, что виной этому лес, а может быть, и присутствие в нем зверей.

В ожидании Александра Петровича я прошелся по поселку. Это было чистое, красивое селение. Ребятишки весело здоровались со мной, я раскланивался с каждым встречающимся — народ здесь оказался добрым, гостеприимным. Некоторые, увидев незнакомого человека, останавливались, чтобы поговорить. Подойдя к магазину, я увидел на крыльце стройную женщину с большим черным бантом в волосах. Поздоровавшись с нею, я вошел в магазин, но там не было ни покупателей, ни продавцов.

— Вы купить что-нибудь хотите? — спросила женщина и бросила сигарету в дорожную пыль.

— Нет, я так просто зашел, — ответил я и объяснил свое положение. Мы познакомились. Продавщицу звали Наташа.

— Так вы в то урочище собираетесь? — удивилась она. — Ничего интересного там вроде бы нет. Впрочем, я слышала, что вы будете искать метеорит… Мне моя мать рассказывала, что в начале века на какой-то горке там нашли большой кусок светлого металла. Один из крестьян его еще под угол дома подложил…

— Скажите, Наташа, а можно ли сейчас поговорить с вашей матерью?

— Можно. Но эту историю она рассказывала мне очень давно, а уж теперь и сама ее не помнит — я спрашивала ее как-то…

Точно в назначенное время прибыл Гусев. Мы оба были искренне рады встрече.

— Ну что ж, пойдем вдвоем, — сказал Александр Петрович, услышав мои объяснения. — Дорогу я помню, да для начала можем зайти к моему старому знакомому, Кузовенкову — он живет здесь и должен кое-что знать.

Спустя небольшое время мы подошли к домику на окраине села.

— Здесь, — сказал Гусев, заметно волнуясь.

Мы постучали в дверь. На пороге появился худощавый мужчина лет шестидесяти. Он улыбнулся нам, не понимая, чего мы от него хотим.

— Не узнаешь? — спросил Александр Петрович. Часто мигая и одернув куртку, он, желая помочь товарищу, несколько даже картинно повернулся в профиль.

— Сашка, ты?..

— Я!

— Ну, здравствуй…

Друзья обнялись и расцеловались.

— Сколько лет, сколько зим… Располнел ты, однако, и не узнаешь, — говорил Кузовенков, похлопывая Гусева по плечу.

— Батюшки, уж не Саша ли Гусев к нам? — Пожилая женщина стояла на крыльце, из-под руки всматриваясь в сцену встречи.

— Здравствуй, Катя!..

— Здравствуйте… Да что ж ты гостей в избу-то не пригласишь…

Александр Петрович представил меня, и мы вошли в дом.

— Сейчас я вам окрошечки приготовлю, — засуетилась хозяйка.

Друзья разговорились. Припомнили старое, знакомых. "А где сейчас такая-то?" — спрашивал Гусев. — "Уехала, еще лет десять назад", — отвечал Кузовенков. "А такой-то?" — "Умер". — "А такая-то?" — "Умерла".

Следя за беседой, я видел, как Александр Петрович, действительно радуясь встрече с товарищем, не забывал и постепенно подвигать разговор к наиболее интересному для нас.

— А помнишь, ведь и много "чудес" тогда приключалось в деревне, да и старики рассказывали… — говорил он.

— Бог его знает, — отвечал скромный Кузовенков, поглядывая на меня, — я уж и не припомню что-то…

Подкрепив силы окрошкой, молоком и хлебом, мы минут сорок спустя собрались уходить — следовало спешить. Оставив у хозяев легкую обувь и получив указания насчет новой дороги, мы расстались.

— Будьте осторожны, в лесу много зверей, — крикнул напоследок хозяин. Мы обернулись: старики стояли на крыльце рядышком и, улыбаясь, махали нам руками.

— А вот ведь дорога-то не та, — говорил Гусев, — вон она, старая дорога, слева, видишь? Вон и мост разбитый…

Приближаясь к родной деревне, Александр Петрович находился в приподнятом настроении. Мы шли по песчаной дороге, на которой суетилось множество муравьев и важно выступали жуки-скарабеи. Слева лес был чистым, огромные папоротники сменялись кустами можжевельника и вереска. Справа шел черничник и пахло болотом.

— Я ведь здесь сорок лет не был, — говорил Гусев, — вот уж и лес изменился: раньше где-то здесь огромное дерево стояло, теперь нет его… И ведь знаешь что я припоминаю: здесь вот слева-то, чуть дальше, раньше был красный камень в виде куба — мне о нем рассказывали…

— Чем же тот камень был интересен?

— А вот чем. Был он в форме куба меньше метра размером. В верхней части, говорят, вделана была железная воронка, и если послушать, то можно было различить, что на большой глубине журчит вода. Ходить к камню запрещалось, так как замечено было, что ночами иногда из той воронки исходил вверх сноп сильного света. Говорили, что рядом с кубом была яма "как рюмка", с очень гладкими стенками, и что странно — вынутой земли нигде не было рядом.

Сколько мы ни шли, на дороге не встречалось ни людей, ни машин. Зато, действительно, попадались следы лосей и кабанов. Было жарко, и рюкзак давал о себе знать. Вокруг нас вилась целая туча комаров и слепней; эти изверги, похоже, были не в состоянии прокусить лишь подметки… Спустя час показалась развилка. Мы остановились перед ней.

— Не пойму, та ли это повертка (так здесь называют повороты дорог)… Александр Петрович стоял, раздумывая. — Ну не по этой дороге я ходил — и все тут! — Помочь ему я ничем не мог. — Нет, давай-ка подальше пройдем, вроде как рановато поворачивать…

Мы двинулись дальше. Дело шло к вечеру. Волнения и усталость сказывались все сильнее. Гусев замолк, припоминая дорогу.