Почти цивилизованный Восток - Екатерина Лесина

- А ей чего скажем?

- Скажем, что семья от нее отказалась. И что она должна мне денег.

Сволочи!

- А поверит?

- Куда ей деваться, - Матушке Гри, кажется, было все одно. – Главное, чтоб сейчас не дергалась, а потом уже пусть хозяин за ней и приглядывает.

Хозяин?

Какой хозяин… и что делать Эве?

А что она может сделать?! Закричать… только крик призрака разбился о запертые стены.

Нет. Это… это не выход. Тогда в чем выход. Надо… надо снова… нет, нет, нет… Тори ведь тогда, когда попробовала… она не вернулась. И сама Эва… с ней ведь тоже может произойти… и… сейчас подходящее время.

Тело спит.

А если… если Эва все-таки не вернется? Если то, что случилось с Тори, повторится? То… то, возможно, это и к лучшему. Тело останется. И ему будет совершенно безразлично, что с ним сделает Матушка Гри. А так…

Спокойно. Надо успокоиться. И думать. Правда, думать у Эвы никогда не выходило, точнее, она если и думала, то не так, не правильно. Но сейчас она постарается. Надо… надо что-то сделать.

Как-то.

Что? И как?

Брат должен был бы уже вернуться.

Берти всегда относился к Эве… хорошо. Пожалуй. Он, конечно, как отец, всегда занят, но когда нет, он… надо все-таки успокоиться.

Это важно.

Прежде всего успокоиться. Но как, если внутри все кипит? Ничего. Вдох и выдох. Призраки тоже умеют дышать. Во всяком случае, Эва помнила, как это делается. И досчитать до десяти. Лучше до дюжины. Дюжина яиц стоит пенни, пара фунтов муки – еще один, сколько можно испечь пирогов? И по чем продавать их на благотворительной ярмарке, чтобы это не принесло убытка.

Глупая задача.

Для пирогов муки и яиц мало, надобны еще сахар, соль, молоко и дрожжи, не говоря уже об изюме с орехами, которые хорошо бы вымочить в крепком бренди. Так, кажется, получается. Задачи по хозяйству всегда приводили Эву в ужас, но оказалось, что настоящий ужас куда ужаснее. Теперь… теперь в тело.

Соединиться.

Но не позволить себе уснуть. Точнее надо уснуть, но сохранив во сне разум. Как… это было так давно. И она уже почти забыла, насколько ярок тот, иной мир.

Надо помнить, что он не настоящий.

И… и он больше, чем просто сон.

Во сне она сидела у окна и вышивала. Еще одно утомительное занятие, которое Эва терпеть не могла.

- Какая красота получается, - Тори взмахнула руками, и широкие рукава её платья взметнулись, словно крылья. Она была в бирюзовом. Ей очень к лицу этот цвет.

И… и неправда.

Тори давно забыла, как улыбаться. Взгляд её рассеян, на лице застыло одно и то же, слегка удивленное выражение.

- Тебя нет.

- Я есть, глупая, - Тори крутанулась, и пышные юбки взлетели. А платье на ней то самое, как… как в тот день. Первое взрослое, длиной в пол. И никаких панталончиков, которые бы выглядывали.

Муслин.

Кружевная отделка.

И крохотные серебряные пуговицы.

- Ты не вернулась.

- А ты сбежала, но я знала, что рано или поздно мы встретимся. Я так рада! Я так по тебе скучала, - Тори протянула руки. – Обними же.

- Нет, - Эва отступила и покачала головой. – Это не ты. Ты… заблудилась.

- Глупости. Я просто не захотела возвращаться и все. Зачем?

- Там жизнь.

- И здесь тоже! Оглянись! Смотри… - взмах рукой и комната, очертания которой и без того были смутными, как это случается во сне, исчезла.

Луг.

Тот самый, из детства.

Синяя нить реки. Цветы. Запах их тяжелый, и это заставляет отступать. Во снах запахи – редкость. А тут… и Тори кружится, превращаясь в себя, прежнюю.

- Здесь лучше, чем там! Знаешь, почему?

- Нет.

Надо… надо уйти. Куда? Как вырваться из сна, если он становится реальностью. Не верить. Просто не верить. И… и Эва сюда пришла не просто так. Ей помощь нужна.

- Потому что здесь все так, как я хочу! Смотри!

- Девочки… - матушка шла по лугу, и ветер тянул юбки её легкого платья. Дрожали ленточки на шляпке, которую матушка придерживала одной рукой. – Идемте. Мороженое тает…

Мороженое?

- Берти все съест.

- Не съест, - шепнула Тори. – Я ему не позволю! Это ведь мой сон.

- Нет, - Эва покачала головой. – Это мой сон.

- Он может стать общим. В конце концов, что тебя ждет? Да, может статься, за тебя все-таки заплатят, но не факт…

Не слушать.

Но не получается.

- Ты ведь сбежала из дому. Опозорила и себя, и семью. О побеге узнают. Даже если попытаться скрыть, все равно узнают. Есть ведь слуги, а они не будут молчать. Так что скоро о твоем поступке заговорят все. Все-все, Эва! – это она прошептала на самое ухо. – И что тогда? Замуж? Кому ты после всего нужна?!

Обида закипала внутри.

Эва не виновата, что… что все так.

- Ты стала здесь злой.

- Нет. Это ты всегда была слишком добренькой. А на самом деле им проще тебя похоронить. Раз и нету. Или запереть где-нибудь. Где они заперли меня? В поместье? Так и с тобой сделают. Чтобы приличий не нарушать. А в моем мире… они будут нас любить! Всегда! Что бы ни случилось!

- Но это ведь неправда!

- Пока ты в нее не поверишь. А когда поверишь, будет правдой. Так что, Эва, дорогая, выхода у тебя нет… тебя продадут. Возьмут и продадут. Как лошадь. А дальше что? Что с тобой сделают? Знаешь? Хочешь расскажу?

- Откуда ты…

- Во снах людей столько всего, - она села на качели и легко оттолкнулась ногой. – Жаль, что я не до всех могу дотянуться. До тебя могу.

- Вернись.

- Зачем? Чтобы матушка опять приставила ко мне гувернантку? Чтобы мучить себя чистописанием? Или составлением букетов? Чтобы слушать о долге? О том, как я должна себя вести? И выйти замуж за того, на кого укажут? А потом променять одну клетку на другую? Не от этого ли ты бежала, Эва.

- Я… я просто влюбилась.

- Нам нельзя влюбляться. Тебя ведь предупреждали.

Да. Предупреждали. Но… но никто не говорил, что невлюбляться так сложно!

- Себе хоть не ври. Любовь не при чем. Тебе просто надоела та жизнь. Я тебе предлагаю новую. Совершенно иную! Такую, в которой