Семейное Рождество - Мэри Бэлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее она была готова не ко всему, что он делал с ней, прежде чем неизбежный момент наступил. Он трогал ее всюду руками, ртом, даже зубами, сначала через ночную рубашку, а потом под ней. Наконец он помог ей снять ночную рубашку через голову, и они оба остались обнаженными.
Она должна была бы смутиться, учитывая, что в комнате было достаточно света и покрывало было отброшено. Но ее тело пульсировало от удовольствия, и его руки, губы, глаза заставляли ее чувствовать себя красивой. Она с трудом сдерживала ощущения, которые пульсировали в ее крови и доходили до каждого нервного окончания в ее теле.
Она чувствовала пульсацию между бедрами и внизу живота и жаждала прикосновений мужа, одновременно не желая, чтобы это произошло, зная, что все закончится в течение нескольких мгновений после того, как он проникнет в нее.
Она дотронулась до него выше талии, не сказав ни слова.
Когда его рука заскользила между ее ног, исследуя и лаская мягкие тайные складки ее тела, она знала, что была там влажной и горячей — его пальцы казались прохладными. Один палец скользнул в нее. Элизабет закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на дыхании.
Когда он передвинулся и лег на нее всем весом, раздвигая ее ноги и устраиваясь между ними, все вновь стало знакомым. Он подложил руки под ее ягодицы, и она, раскинув руки, прижала ладони к кровати и сделала медленный, глубокий вдох.
Он медленно вошел в нее, скользнув в ее влажность, растягивая и заполняя ее. Он был чудесно твердым, и она едва сдерживала желание сжать внутренние мышцы и прикладывала все усилия, чтобы оставаться неподвижной.
Это длилось намного дольше, чем она помнила. В течение длительного времени он двигался в неспешном и равномерном ритме, заполняя ее собой и при этом рождая у нее внутри какое-то щемящее чувство, столь сильное, что Элизабет задавалась вопросом, а есть ли различие между болью и удовольствием. К тому времени как он ускорил и углубил свои выпады, она изо всех сил вцепилась пальцами в матрас и закусила верхнюю губу, чтобы сдержать себя, — хотя что именно она сдерживала и чему мешала случиться, она не знала.
Он удовлетворенно выдохнул ей в ухо, и она почувствовала, как ее изнутри наполняет жар. Она вновь приняла его семя. Несмотря на небольшую непонятную неудовлетворенность, когда он расслабленно навалился на нее всем весом, оставаясь в ней, Элизабет улыбнулась, ощущая счастье, способное заменить даже дискомфорт от неудовлетворенного до конца желания.
Они не были чужаками.
Возможно, будет еще один ребенок.
И, когда он будет навещать время от времени Уайлдвуд, чтобы проведать Джереми, они, вероятно, будут каждую ночь на несколько минут делить кровать, и она вновь сможет получить это удовольствие.
Она попыталась скрыть разочарование, когда он скатился с нее и отодвинулся. Сейчас он вернется в свою комнату, и она почувствует привычную пустоту одиночества. Но теперь у нее были приятные воспоминания, которые будут согревать ее, пока она не заснет. И, может быть, он придет к ней завтра ночью.
Некоторое время Эдвин лежал рядом, лицом к ней. Он положил руку на ее живот и водил по нему легкими круговыми движениями, а затем громко вздохнул.
— На какое-то время, — сказал он, — я подумал, что, возможно, это было больше, чем обязанность.
Она резко повернула голову и посмотрела на него. Он наполовину улыбался.
— Это не было просто обязанностью, — возразила она.
— Просто ты не любишь меня, не так ли? — сказал он. — Или не любишь секс? Или и то, и другое?
Вся ее радость снова исчезла, и Элизабет почувствовала, как глаза наполняются слезами.
— Я сожалею, что не удовлетворила вас, — сказала она. — Я приложила все усилия. Я сожалею.
— Проклятье, — сказал он так тихо, что она не была уверена, что он произнес такое отвратительное слово.
Он резко отвернулся от нее и сел на край кровати, оперевшись локтями на колени и запустив пальцы в волосы. Элизабет почувствовала, как две слезинки скатились по ее щекам, одна сползла к носу, вторая капнула на подушку.
— Я сожалею, — повторила она. — Что я сделала не так? Скажите мне, и в следующий раз я сделаю лучше.
— Что она с тобой сделала? — спросил он. — Это все ее поучения, не так ли?
— Чьи? — изумленно спросила она.
— Твоей матери, — ответил он. — Ты ведь по натуре не холодная, не так ли? Я считал тебя такой до сегодняшнего дня, но я видел, как ты улыбалась, краснела и веселилась. Ты по-матерински тепло относишься к Джереми. Ты так меня ненавидишь? Или же ты просто продукт жестких убеждений твоей матери относительно того, какой должна быть леди?
Но она услышала только одну вещь и в ужасе уставилась на него.
— Я не холодная, — запротестовала она. — Не холодная. Я чувствую так же глубоко, как все остальные. Как вы могли сказать такую ужасную вещь? Я сожалею, что не удовлетворила вас, но я не холодная.
Она отвернулась от него, закрыла лицо ладонями и безуспешно попыталась приглушить рыдания, которые не могла сдержать.
— Элизабет…
— Уйдите, — закричала она. — Уйди. Ты ужасен и я ненавижу тебя. Я не х-холодная, мне жаль, что ты не… я хочу, чтобы ты катился к дьяволу. — Она никогда раньше не говорила таких вещей вслух, даже не думала так до сих пор.
В течение некоторых минут она не знала, что он делал. Она ожидала услышать звуки открывающейся и закрывающейся двери. Но затем кровать рядом с ней прогнулась. Он обошел вокруг и сел на ее половине. На нем был халат. Он коснулся рукой ее влажной щеки и нежно погладил ее.
— Прости меня, — сказал он. — Пожалуйста, прости меня.
Она уткнулась лицом в матрац, отбросив его руку.
— Нет, — сказала она. — Как ты мог сказать такую вещь… после того, что случилось. Я думала, что это было чудесно. Очевидно, я ничего не понимаю. Это вообще не было замечательно, не так ли? Тогда уйди. Уходи и никогда не возвращайся. Мы с Джереми жили без тебя эти три месяца. И проживем так же всю оставшуюся жизнь.
— Элизабет, — сказал он, и она почувствовала удовлетворение, услышав в его голосе отчаяние. — Милая моя, я не хотел причинять тебе боль. Прокляни меня, дурака, за то, что я сказал такое. Я так не думаю. Мы все неправильно сделали с самого начала, не правда ли? Мы позволили нашим родителям устроить этот брак. В этом нет ничего такого, многие браки так заключаются. Но мы не попытались сделать этот брак нашим собственным, позволив нашей неловкости и, вероятно, даже некоторой неприязни помешать нам толком пообщаться. А потом умер мой отец, и все стало еще хуже. Это все моя ошибка. Я должен был упорно работать над этим, должен был быть более терпеливым и нежным с тобой и постараться с тобой поговорить.