Большевики, 1917 - Антон Антонов-Овсеенко

Между тем на заседаниях съезда обсуждались и такие подробности, как размер выделяемых крестьянам участков земли после их «отчуждения» у помещиков: съезд явно готовился уже «не сегодня завтра» приступить к национализации. Делегат Владимирский (Уханов), например, заявил по этому буквально следующее: «Ставить условием, чтобы минимальный размер отчуждаемых участков определялся органами самоуправления, невыгодно, так как крестьяне сами лучше справятся с этой задачей, с корнем уничтожив остатки крепостничества». И так или иначе, но в условиях продолжавшейся разноголосицы переход от межфракционной борьбы в составе одной партии к новому, теперь уже окончательному разделу социал-демократии на разные партии был лишь вопросом времени.

Очевидная занятость партийцев этим вновь нарождавшимся расколом способствовала, среди прочего, спаду революционной борьбы. Приносила свои плоды и целенаправленная политика Петра Столыпина по вытеснению всякого свободомыслия и его физических носителей — российских революционеров — с территории Российской империи: разобщённые, раскиданные по разным уголкам Европы, без средств к существованию российские социал-демократы теоретизировали и спорили друг с другом больше на расстоянии и, главное, в отрыве от событий на родине, о которых узнавали постфактум, судили по сообщениям из газет или от немногих, редко появлявшихся очевидцев. Последний пленум избранного ещё в 1907 г. ЦК состоялся в 1910 г. Кроме того, длань министерства внутренних дел, которое до своего назначения премьером возглавлял всё тот же Пётр Столыпин, простиралась и сюда, в Западную Европу: оказавшийся впоследствии тайным агентом Р. В. Малиновский был не только избран в новый руководящий орган на Пражской конференции РСДРП в 1912 г., но и представлял большевиков в составе социал-демократической фракции в IV Госдуме. Несмотря на то, что для участия в этой конференции собралось рекордно малое количество делегатов — всего 14 человек, и на нее демонстративно не приехали получившие специальные приглашения Г. В. Плеханов и А. М. Горький, Ленин объявил её общепартийной, настаивая на том, что и её решения поэтому должны быть обязательными к исполнению всеми членами партии. Вместе с провокатором Малиновским в новый ЦК был избран, разумеется, сам Ленин и его ближайший соратник Г. Е. Зиновьев. Главное, что произошло на той конференции — это окончательное размежевание Ленина и его сторонников с теми партийцами, которые допускали возможность и пропагандировали необходимость политического сотрудничества с другими партиями. Для Ленина это небезосновательно означало бы ликвидацию партии в том виде, в каком он её себе представлял, то есть как боевую, дисциплинированную и сплочённую вокруг своего руководства организацию, спорам в которой не было места. Поэтому пропагандистов таких идей он прозвал «ликвидаторами». Так окончательно оформился в самостоятельную организацию большевизм. А созванная в Вене в августе 1912 г., то есть всего через полгода после Пражской и как бы в противовес ей другая конференция, хотя и собрала вдвое большее количество делегатов (29 человек), однако лишь укрепила этот новый для российской социал-демократии статус-кво.

В это время на родине, в России, ещё в период проведения V съезда РСДРП, премьер Столыпин приступил к подготовке аграрной реформы, долженствовавшей не только лишить русских революционеров почвы для политических спекуляций на крестьянской проблеме, но и обеспечить трудолюбивую прослойку — именно её, а не вообще всех крестьян! — возможностью роста своего благосостояния. Столыпин в этой работе делал ставку не на общинное землевладение, при котором развитие производства на земле тормозили лентяи и пьяницы, а на сознательного крестьянина-единоличника, кровно заинтересованного в результатах своего труда. Такой крестьянин, как справедливо полагал Столыпин, мог и должен был стать опорой царизма на селе. Кроме того, попутно такой крестьянин обеспечивал бы своей продукцией и внутренние потребности страны, и экспорт. Причём занимавший до своего переезда в Петербург посты губернатора Гродненской и Саратовской губерний Столыпин хорошо знал, чего можно ожидать от хитрого русского мужика: например, что он будет брать денежные кредиты на обработку земли, а затем их пропивать. С одной стороны, единоличников нужно было стимулировать, и поэтому проценты по кредитам для них были вдвое меньше, чем для общинных объединений. Кроме того, принятый в июне 1910 г. закон провозглашал, что «каждый домохозяин, владеющий надельной землёй на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собой в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли». С другой стороны, землю у единоличников — в случае, если они переставали обслуживать даже и вдвое меньшие, нежели у общинников, кредиты, — отбирали и снова пускали в торговый оборот. В итоге в течение 1905–1914 гг. крестьяне приобрели по кредитной системе почти 9,5 млн. га земли, работали на ней, увеличивая своё личное благосостояние и благосостояние государства в целом.

Другой важной частью столыпинской аграрной реформы стало массовое переселение крестьян на свободные земли — в Сибирь, а также на Дальний Восток, в Среднюю Азию и на Северный Кавказ. Переселение это было сугубо добровольным, причём в этом случае землю передавали вообще без какого-либо выкупа. Знаменитые «столыпинские» вагоны с заботливо выделенными секциями для перевозимого из Центральной России крестьянского скота, как и услуги землемеров на местах (пусть их не всегда и хватало), а также устройство за счёт государства школ и врачебных приёмных на местах стимулировали переезд. Вот, казалось бы, и решение пресловутого «крестьянского вопроса» — такое, о котором мог бы мечтать любой, самым решительным образом настроенный социал-демократ. Но вся столыпинская аграрная реформа продвигалась со «скрипом»: многие из уехавших от родных мест в поисках «земли обетованной» крестьян возвращались, потеряв то не многое, что у них было до отъезда, голодные и озлобленные. Помимо объективных причин главную негативную роль в этом играло отсутствие моральной поддержки реформ в крестьянской массе: всё, что исходило от царского правительства, для натерпевшихся за века от феодального произвола самих крестьян и тем более для тех, кто пытался их возглавить в стане левых партий, в особенности для большевиков и их союзников эсеров, представлялось неприемлемым, и было лишь новым «завуалированным закабалением» крестьянства.

Столыпин тем не менее упорно искал решения многочисленным накопившимся проблемам: развивал земское самоуправление, подготовил целый пакет законопроектов, касавшихся урегулирования взаимоотношений между городскими пролетариями, хозяевами производства и государством. Законы эти предусматривали страхование от несчастных случаев, регулировали продолжительность рабочего времени и прочее. Но по тем же причинам, по которым не заладилась аграрная реформа, и ввиду общей неразвитости отношений между трудом и капиталом, отставания России в этом вопросе от промышленно развитых европейских стран компромиссы в этих аспектах, к вящей радости революционеров всех мастей, также фактически не были найдены.

Тем не менее начало решению проблем в обществе было положено, и другие вопросы, в том числе национальный, также не оставались вне поля зрения энергичного премьера Столыпина: он вплоть до своей смерти от руки убийцы в 1911 г. выступал за создание отдельного министерства по делам национальностей. Такое министерство в первом большевистском правительстве возглавил, как известно, Иосиф Сталин (Джугашвили), который весьма своеобразно решал эту серьёзнейшую, накопленную за столетия самодержавия проблему: целые народности физически переселялись со своих исконных земель в глухие места новой, советской империи — в том числе в отделениях для скота в тех самых, «столыпинских» вагонах, а национализированную, отобранную у работящих «кулаков» землю раздали — к радости многочисленной ленивой прослойки — в общинное колхозное владение (как раз то, от чего пытался всеми силами избавиться Столыпин), десятилетиями затем тормозившее производство на селе.

Историческая фигура Петра Столыпина многогранна и противоречива и во всяком случае не может выглядеть, как это хотелось бы представить тем, для кого привычкой стало обожествление исторических личностей, однозначно положительной. Наведение «порядка» военно-полевым способом, по-столыпински, загнало революционную активность в такое подполье, в котором оно, формируясь в новых условиях, готовило выступления куда более опасные, чем до того. Таким образом Пётр Столыпин, сам того не ведая, фактически сыграл «историческую» роль в становлении и укреплении большевизма.

Но главное, что угрожало общественному спокойствию даже и безо всякой революционной деятельности, — это иногда затухавший, но всегда разраставшийся с новой силой на разных территориях огромной империи голод. На той самой Пражской конференции РСДРП в январе 1912 г. среди прочего обсуждался и вопрос об отношении социал-демократии к этому явлению. Безусловно, для большевиков и всех других партий из левой части политического спектра именно голод оставался одним из главных аргументов в идеологическом споре с самодержавием. Последствия половинчатости реформы 1861 г., систематические недороды провоцировали вспышки смертности по всей империи как во второй половине XIX., так и в начале XX в. Строго говоря, голод не прекращался в эпоху самодержавия никогда, обращая на себя внимание тогда, когда гибель людей становилась особенно массовой. Только в 1901–1912 гг., по разным оценкам, в России от голода погибли около 8 млн. человек. И в этих-то условиях, когда хлеба катастрофически не доставало для удовлетворения внутренних потребностей страны, Россия активно вывозила его на продажу за рубеж: получая в оплату этих поставок валюту, правительство таким образом укрепляло введённый под руководством министра финансов С. Ю. Витте ещё в 1897 г. так называемый «золотой стандарт» рубля. Весьма похвальное устремление, если не учитывать миллионов умерших от голода. Начало этой людоедской политике положил предшественник Витте на посту министра финансов Иван Вышнеградский, которому приписывают произнесённую по этому поводу фразу: «Не доедим, но вывезем!». Однако не доедали и погибали в Российской империи крестьяне и рабочие, а не министры царского правительства.