Истории про девочку Эмили - Монтгомери Люси Мод

Элизабет Марри невольно припомнила смешанное со стыдом и старательно подавляемое чувство облегчения, которое испытала, когда умер старый Арчибальд Марри — величественный, нетерпимый, властный старик, который всегда правил в Молодом Месяце железной рукой, а в последние пять лет, тяжело больной, отравил существование всем членам семьи своей мелочной тиранией. Разумеется, все пережившие его Марри вели себя безупречно, и вполне прилично проливали слезы, и опубликовали в газете длинный некролог, преувеличенно восхвалявший достоинства покойного. Но испытывал ли кто-нибудь искреннее сожаление, провожая Арчибальда Марри в могилу? Элизабет не понравилось это воспоминание, и она рассердилась на вызвавшую его Эмили.

— Я покорилась воле Провидения, — сказала она холодно. — Эмили, ты должна раз и навсегда понять одно: тебе следует проявлять благодарность, быть послушной и доказать, что ты ценишь все, сделанное для тебя. Я не желаю слез и жалоб. Что ты стала бы делать, если бы у тебя не было друзей, которые взяли бы тебя к себе? Ответь мне на этот вопрос.

— Наверное, умерла бы от голода, — признала Эмили, и в тот же миг перед ней возникло пугающее видение: она лежит мертвая и выглядит совсем как на картинках, которые однажды видела у Эллен Грин в одном из миссионерских журналов, где были изображены жертвы голода в Индии.

— Не совсем так… но тебя отправили бы в какой-нибудь сиротский приют, где, вероятно, держали бы впроголодь. Ты не представляешь, чего ты избежала. Тебя взяли сюда, в хороший дом, где о тебе будут заботиться и должным образом воспитывать.

Эмили не совсем понравилось, как звучит «должным образом воспитывать». Но она смиренно ответила:

— Я знаю, что это было очень благородно с вашей стороны, тетя Элизабет, привезти меня в Молодой Месяц. Но я недолго буду вам обузой. Я скоро стану взрослой и смогу сама зарабатывать себе на жизнь. Как вам кажется, тетя Элизабет, с какого возраста человек может считаться взрослым?

— Тебе нет необходимости думать об этом, — резко отозвалась тетя Элизабет. — У женщин в семье Марри никогда не было необходимости самим зарабатывать себе на жизнь. Все, чего мы требуем от тебя, это быть послушным и довольным жизнью ребенком и вести себя с подобающим благоразумием и скромностью.

Эмили показалось, что выполнить это требование будет ужасно трудно.

— Я постараюсь, — сказала она, внезапно решив проявить героизм, как героиня одного из недавно прочитанных рассказов. — Может быть, это все же будет не очень трудно, тетя Элизабет, — Эмили случайно вспомнила выражение, которое однажды слышала от папы, и решила, что представляется удобный случай его употребить, — вы ведь знаете: не так страшен черт, как его малюют.

Бедная тетя Элизабет! Слышать во мраке ночи такие речи от маленького нежеланного гостя, вторгшегося в ее упорядоченную жизнь и мирную постель! На какое-то мгновение она буквально онемела, а затем, с ужасом в голосе, воскликнула:

— Эмили, никогда больше не повторяй этого!

— Хорошо, — согласилась Эмили кротко. — Но, — с вызовом добавила она, — думать так я буду и дальше.

— А теперь, — сказала тетя Элизабет, — я хочу сказать, что если ты привыкла беседовать ночи напролет, то я — нет. Я велела тебе засыпать и надеюсь, что ты послушаешься меня. Доброй ночи.

Тон, которым тетя Элизабет произнесла «доброй ночи», мог испортить лучшую на свете ночь. Но Эмили больше не двигалась и не всхлипывала, хотя еще какое-то время беззвучные слезы продолжали ручейками бежать по ее щекам в темноте. Она лежала очень тихо, и тетя Элизабет, решив, что ребенок спит, вскоре уснула сама.

«Интересно, есть ли еще кто-нибудь на свете, кроме меня, кто сейчас не спит? — думала Эмили, испытывая мучительное чувство одиночества. — Если бы только со мной здесь была Задира Сэл! Ее не так приятно обнимать, как Майка, но все же это было бы лучше, чем никого. Где она? Покормили ее на ночь или нет?»

Тетя Элизабет вручила корзинку с Задирой Сэл кузену Джимми, раздраженно проронив: «Вот… позаботься об этой кошке», — и Джимми унес ее. Куда он ее дел? А вдруг Задира Сэл выберется на волю и убежит домой? Эмили слышала, что кошки всегда возвращаются домой. Как ей хотелось, чтобы она сама могла выбраться из этой постели и убежать домой! Мысленно она представила, как стремительно бежит вместе со своей кошкой по темным дорогам, освещенным лишь светом звезд, к маленькому домику в низине… назад, к леди-березкам, к Адаму и Еве, к Майку, к старому креслу с подголовником, к ее милой маленькой кроватке, к открытому окну, у которого пела ей Женщина-ветер и из которого на рассвете можно было видеть дымку, голубеющую на знакомых холмах.

«Наступит ли когда-нибудь утро? — думала Эмили. — Может быть, утром будет не так плохо».

И в эту минуту… она услышала за окном Женщину-ветер… услышала негромкий шепот июньского ночного бриза — нежный, дружеский, полный любви.

— Ах, дорогая, ты там, за окном? — прошептала она, протягивая руки. — Как я рада тебя слышать! Ты такой добрый друг, Женщина-ветер. Вот мне уже и не одиноко. Да и вспышка приходила сегодня! А прежде я боялась, что в Молодом Месяце она никогда не придет.

Душа Эмили вдруг вырвалась из неволи тяжелой перины, мрачного балдахина и наглухо закрытых окон. Она была на открытом воздухе вместе с Женщиной-ветром и другими ночными бродягами: светляками, мотыльками, ручьями, облаками. По широким морям волшебных грез путешествовала она, пока не причалила к берегу снов и не заснула глубоко и крепко на высокой, жесткой подушке под нежное и пленительное пение Женщины-ветра в плюще, увившем старый дом Молодого Месяца.

Глава 7

Книга прошлого

Первые суббота и воскресенье после приезда в Молодой Месяц навсегда остались в памяти Эмили как самое замечательное время — настолько были они заполнены новыми и по большей части восхитительными впечатлениями. Если правда, что мы «считаем время биениями сердца»[6] за эти два дня Эмили прожила два года. Все вокруг казалось чудесным, начиная с того самого момента, когда она спустилась по длинной лестнице, до блеска отполированной временем, в квадратную переднюю, заполненную мягким розовым светом, который лился в нее через красные стекла парадной двери. Эмили с восторгом смотрела сквозь эти стекла. Какой странный, завораживающий, красный мир лежал перед ней! С таким необыкновенным красным небом! Она подумала, что так, должно быть, будет выглядеть небо в Судный день.

Было некое очарование в обстановке старинного дома — очарование, которое Эмили остро чувствовала и на которое откликалась, хотя была слишком юной, чтобы понять, в чем оно заключается. Это был дом, где когда-то жили невесты, матери, жены, и дух их любви по-прежнему витал в нем, все еще не изгнанный из его стен стародевическими привычками новых хозяек — Элизабет и Лоры.

«Да ведь я… полюблю Молодой Месяц!» — подумала Эмили, глубоко пораженная этой неожиданной мыслью.

Тетя Лора накрывала к завтраку в кухне, которая в сиянии утреннего солнца выглядела яркой и веселой. Даже черная дыра в углу потолка уже не была пугающей, а стала самым обычным лазом на кухонный чердак. А на служившей порогом плите из красного песчаника сидела Задира Сэл, прихорашивая свой мех с таким довольным видом, словно жила в Молодом Месяце всю жизнь. Эмили не знала, что Сэл в то утро уже испила восторг схватки с равными себе по положению, раз и навсегда поставив амбарных кошек на место. Большой желтый «котяра» кузена Джимми получил ужасную трепку и лишился нескольких фрагментов своей «анатомии», а надменная черная кошка, которая была очень высокого мнения о себе, решила, что если эта серо-белая, с узкой мордочкой, явившаяся неизвестно откуда, намерена остаться в Молодом Месяце, то она здесь задерживаться не собирается.

Эмили схватила Сэл в объятия и радостно поцеловала — к ужасу тети Элизабет, которая в эту минуту подходила к двери со стороны летней кухни с тарелкой горячего, еще шипящего бекона в руках.