Лучший коп Мегаполиса - Лариса Куницына

— Я заметила. Но в отношении вашей работы у Торсума, по-моему, было иное мнение.

— Торсум часто ошибается, по крайней мере, в отношении моей работы. Послушайте, я вам расскажу, как всё было.

— Сперва скажите, куда мы идём?

— На станцию ТС. Я думаю, что у вас больше нет здесь дел, верно?

Я кивнула.

— Так вот, — начал он. — Впервые я услышал о вас от Джила. Он был в бурном восторге и вскользь заметил, что вы близко знакомы с АН-У.

— Если б он не погиб, я б сказала, что он трепач.

— Тогда он был ещё жив, и я посоветовал ему не трепать языком, — кивнул Торнадо.

Я с удивлением взглянула на него, но он сделал вид, что не заметил моего безмолвного вопроса.

— Джил был отличным парнем, но молчать ему было трудно. Короче, это дошло до Торсума, а спустя два дня Джил погиб. Торсум начал жать на Стива, чтоб тот нашёл ему суперштурмана, чтоб укомплектовать мой экипаж. Стив моментом вспомнил о вас. Рирм мгновенно загорелся: он решил, что сможет одним выстрелом убить двух зайцев — заполучить хорошего штурмана и выйти на АН-У. Мне эта идея не понравилась. Я сказал, что нужно всё-таки выбрать какого-нибудь одного зайца, а двух мне не осилить. Лично меня больше интересовал штурман. Рирм согласился, но потребовал, чтоб я надел свою старую лётную форму. Я не спорю, вполне возможно, он искренне верил, что всё это время я слежу за вами и пытаюсь выудить из вас интересующие нас сведения. Но ведь вы-то знаете, что этого не было. Разве я задал вам хоть один вопрос, который мог относиться к тому парню?

Я задумалась, а потом вынуждена была признать:

— Нет, ни одного.

— Я не могу сказать, что меня совершенно не интересовали вы и ваш друг, но это был интерес, скорее, личного свойства. К мятежу он не имел никакого отношения, как и вы, в этом я был совершенно уверен.

— У Торсума было другое мнение.

— Он не знаком с Рутом.

Я резко обернулась.

— Как вы его назвали?

— Рут. Он сам просил так его называть. Обращение АН-У его, по-моему, просто бесит.

— Значит, вы с ним знакомы?

— Да, встречались дважды. Поверьте, мне хватило этих двух встреч, чтоб понять, что он не пылает любовью к правоохранительным органам, но за старое браться у него нет никакого желания. И Инспекция его не тро­гает. Значит, я прав.

— Да, пожалуй…

Некоторое время мы шли молча.

— Какое впечатление он на вас произвёл? — наконец, спросила я.

— Резко отрицательное, — ответил Торнадо. — Я обязан ему жизнью, но встретиться с ним ещё раз мне бы не хотелось.

— Он спас вам жизнь?

— Он вытащил меня с того света, — уточнил Торнадо. — Но, тем не менее, война на Орме, мятеж в Седьмой, да и некоторые наши с ним разногласия… Это всё остаётся.

Я с интересом посмотрела на него.

— Стало быть, вы считаете, что этот мужчина мне не слишком подходит?

Торнадо усмехнулся и покачал головой.

— Я надеюсь, что с вами он более галантен, чем со мной. И вообще, кажется, у вас говорят, любовь зла, полюбишь и… — он смолк.

Я рассмеялась.

— Какой вы злой, Торнадо!

— Я ревнивый, — поправил он, и мы пошли дальше.

— Скажите мне правду, — через несколько метров осторожно произнёс он. — Если хотите, то это останется между нами. Он в колонии?

— Нет.

— И он не причастен к мятежу?

— Голову на отсечение дать не могу, но почти уверена.

— Почти?

— С ним ни в чём нельзя быть уверенной. И вообще! — я резко обернулась. — Мне надоели разговоры о нём. У меня из-за него сплошные неприятности. Я хочу отдохнуть.

— Разве можно отдыхать от любви? — искренне удивился Торнадо.

— А кто вам сказал, что сейчас я люблю его?

Он не ответил, только очень быстро отвёл взгляд. До дверей станции ТС мы больше не обменялись ни словом. Остановившись у самого входа, Торнадо произнёс:

— Подождите несколько минут. Я выясню насчёт пропуска для вас.

Он скрылся за зеркальными створками. Я обернулась и снова взглянула в изумрудную даль океана. Мне было жаль покидать этот райский уголок. Казалось, я что-то упускаю, какой-то небольшой, но всё же шанс, прохожу мимо чего-то важного. Быть может, я сожалела о чудесных ночах у костров, о танцах под венком трёх малахитовых лун, о лавандовом вине и ароматном ветре, о прозрачном восходе над зелёным зеркалом Великого океана… Я всё ещё не могла набраться смелости, чтоб признаться себе честно в том, о чём я сожалела более всего.

Торнадо вернулся.

— Всё в порядке. Пропуск есть. О миллионе не беспокойтесь, я вытряхну из Рирма душу, если он не переправит его вам на Рокнар. Как вам будет удобнее: наличными или чеком?

— Наверное чеком, а впрочем, всё равно. Прощайте, шкипер.

Я протянула ему руку. Он пожал её. Я вздрогнула.

— Боже! Торнадо! У вас что, жар? — я прикоснулась ладонью к его щеке. — Вы же просто пылаете?

— Я всегда пылаю, — улыбнулся он. — Сорок один и две — нормальная температура для ормийца.

— Я и забыла, что у вас горячая кровь, — рассмеялась я. — Ну, прощайте, Спасибо вам за всё.

Он кивнул.

— Вам тоже спасибо. Теперь я и вам обязан жизнью. Будьте счастливы.

Я повернулась и пошла к дверям, стиснув пальцами ремень висевшей через плечо сумки. Я знала, что, расставаясь и уходя навсегда, никогда не нужно оглядываться, но, на сей раз, я всё же обернулась, и я понимала, что делаю. Торнадо всё ещё стоял на прежнем месте и смотрел мне вслед. Я чувствовала, что он зовёт меня, что он просит меня остаться.

Ещё можно было махнуть на прощание рукой и вбежать в прохладный холл станции, но такой выход показался мне вдруг безумным и совершенно не нужным расточительством. Я остановилась, глядя в горящие чёрные глаза настоящего ормийца, в которые нельзя смотреть благоразумным женщинам. Я чувствовала, что сгораю в их ночном пламени, что плавлюсь, теряю волю и уношусь куда-то. Я сделала шаг, потом ещё один, потом, уже не считая шагов, решительно направилась к нему. Подойдя вплотную,