Заклятые супруги. Золотая мгла - Эльденберт Марина

9

– Вы с ума сошли? – спросила я. Странное томительное оцепенение спало, на смену ему пришло желание придушить мужа подушкой.

– Мэри, ваша комната внизу, – Анри отступил в сторону. – Спускайтесь, вас проводят.

– Мэри, останьтесь.

– Мэри, брысь.

У девушки задрожали губы, а я сжала руки в кулаки.

– Мэри, вы свободны.

Она подхватила свою небольшую дорожную сумку и поспешно выскользнула за дверь, я же подскочила к Анри.

– Думаете, я стану делить с вами спальню?

– Станешь, конечно, – он стянул с кровати верхнее покрывало и пристроил его на стуле.

– Милорд, мы не в Вэлее!

Я невольно повысила голос, и он вспорол тишину, точно сорвавшаяся струна – воздух. Взгляд мужа полыхнул таким льдом, что стоило немалых трудов остаться на месте. Он бесцеремонно схватил меня за локоть и подтащил к окну, где в весенних сумерках Лигенбург расцветал огнями фонарей и светящихся окон.

– Энгерия – по ту сторону стен… миледи, – последнее прозвучало менее жестко, хотя и насмешливо. – Здесь, в этом доме, все иначе.

Иначе, говорите? Я почувствовала, как раздуваются ноздри – верный признак того, что кто-то перегнул палку. Отняла руку и сцепила пальцы за спиной: слишком велико было желание влепить пощечину. Ох, думаю это помогло бы снять напряжение, которое не оставляло со злополучной ночи в саду Уитморов.

– В таком случае, я пойду спать на улицу.

Лучше я всю ночь на крыльце просижу, чем лягу с ним в постель.

По всей видимости, никто меня останавливать не собирается? Вот и ладно! Я направилась к дверям, не забыв при этом наступить ему на ногу – маленькая женская месть, когда большую себе позволить нельзя.

– Тереза!

Я даже не обернулась, пускай себе орет. А может, и не стану сидеть на крыльце – прогуляюсь по Лигенбургу. На городское кладбище, например. Там склепы красивые, и много призраков, на которых приятнее смотреть, чем на некоторых живых!

Дверь передо мной захлопнулась с оглушительным треском, только чудом на части не развалилась. Никакой магии, исключительно мой проворный муж: спустя миг он уже нависал надо мной, опираясь о стену. Глаза его потемнели, сейчас в них особенно ярко выделялся сияющий золотой ободок.

– И что теперь? – язвительно поинтересовалась я. – Запрете меня в этой комнате? До тех пор, пока не научусь чтить нравы Вэлеи и исполнять все ваши прихоти?

– Если понадобится.

Анри не повысил голоса, даже в лице не изменился, но я почему-то поняла: посадит. И запрет. В груди разрастался ком жуткой, ледяной ярости – никто и никогда не смел со мной так обращаться! Никто, кроме отца. Я сжала кулаки, сосредоточившись на переливающемся огнями городе, краешек которого было видно из-под его руки. Нельзя позволить себе уйти за грань, нельзя выдавать свою силу. Даже если очень хочется обратить в прах все в этом доме. Даже если очень хочется показать, кто я на самом деле и увидеть, как самоуверенное выражение сползет с лица Анри, сменяясь страхом в демонически-притягательных глазах. Искушение было столь велико, что я оттолкнула его руку и подошла к окну. Пусть наслаждается своей маленькой победой. Пока.

– Вы отпустили мою камеристку. Мне нужна ее помощь, а у вас тут… – Я огляделась. – Даже колокольчика нет.

– Я сам могу раздеть свою жену.

Он… меня… Что?! Я вцепилась руками в застежки на груди, словно Анри уже пытался сорвать с меня одежду.

– Избавьте меня от своей помощи.

– Будешь спать в этом идиотском платье?

– Да у вас просто дар делать комплименты!

– Оно и впрямь идиотское. Если на блондинке смотрелось бы более-менее сносно, тебя просто уродует. Хотя немногим лучше мрачного кошмара, в котором ты вышла ко мне в Мортенхэйме.

Я не успела сказать, что его мнение меня совершенно не интересует – Анри приблизился и уже расстегивал пуговицы на платье. Слова негодования замерли на губах, потому что нежданно кончился воздух: прикосновение его пальцев к шее и к груди отзывались пугающим томительно-сладким теплом в самом низу живота. В этой комнате и отступать-то толком некуда – как в картонной коробке, сплошные стены и углы.

– Уберите руки! – вышло не так резко, как хотелось, и я закусила губу.

Убрал он, как же. Наоборот, положил на плечи – обжигая ладонями, платье медленно сползло вниз – насколько позволяли нижние юбки, а меня развернули лицом к окну. Отбиваться было поздно, тем более что без магии Анри справится со мной в два счета, в щеки ударила кровь. Я с силой вцепилась в занавеси, пульс бухал так, что казалось, сейчас вылетят барабанные перепонки. Ко мне никогда и никто так откровенно не прикасался!

Юбки и кринолин с мягким шуршанием скользнули на пол, я вздрогнула, когда его пальцы прошлись по спине, по кромке нижней рубашки. Шнуровка корсета ослабла, ладони вспотели, и я отдернула их от портьер: не хватало еще, чтобы остались пятна. А потом он вытащил шпильки, но даже сквозь рассыпавшуюся по плечам и спине завесу густых волос я чувствовала жар и тяжесть его рук.

– Скрывать такие волосы – преступление.

Голос Анри звучал хрипло, горячее дыхание скользнуло по шее, я же судорожно вздохнула, повернулась и встретила его взгляд – золото в его глазах стало ярче, казалось, если выключить светильник, темнее не станет. Сквозь тонкую ткань нижней рубашки просвечивали напряженные соски, я поспешно прикрыла руками грудь и с вызовом посмотрела на него. К счастью, щеки больше не напоминали жаровню, а значит, все в порядке.

– Доброй ночи, милорд.

Вышло холодно и жестко – настолько, насколько это возможно. Я расправила плечи, подошла к кровати и забралась под одеяло. Наволочки тоже пахли лавандой – сумасшедший, резкий запах моего мужа, от которого увы, никуда не деться. Сердце не желало успокаиваться, внутри растекалось болезненно-сладкое напряжение, но я закрыла глаза и отвернулась.

– Доброй ночи, Тереза.

Тыльная сторона его ладони скользнула по моей щеке.

Шаги, стук закрывшейся двери.

Слава Всевидящему! Может, он сова, как мой брат. Тогда я буду просыпаться раньше, чем он ложится, и не придется делить с ним постель.

Собачий лай, цокот копыт, чьи-то окрики, грубый говор, смех, шум. В Мортенхэйм приехал бродячий цирк?

О, Всевидящий!

Не будучи истинно верующей, я за последнее время столько поминала Святой Разум, что пора бы уже начинать ходить на службы. А может, стоит отправиться в монастырь, как можно дальше от Лигенбурга – по крайней мере, там не увидишь с утра пораньше мужа, застывшего у окна спиной ко мне. Он что, и спал рядом со мной так?! Полностью обнаженным?!

Широкие плечи, мощная красивая спина, подтянутые ягодицы, и… я зажмурилась, снова открыла глаза, чтобы спуститься взглядом вдоль сильных ног и уткнуться в ковер с разноцветными узорами-загогулинами. Нет, я конечно изучала анатомический атлас, но мужчина в разрезе – это немного другое. И да, я ухаживала за Луни, но это тоже немного другое. Он не вызывал у меня столь однозначных желаний пробежаться по коже подушечками пальцев, почувствовать под ладонями напряженные мышцы…

И передо мной не Альберт.

На этой мысли я влепила себе пощечину – хлестко и больно, даже слезы на глаза навернулись.

Анри бросил на меня пристальный взгляд и присвистнул.

– Не поворачивайтесь, – прошипела я, прижимая ладонь к пылающей щеке.

– Мне тут всю жизнь стоять?

– Накиньте халат и идите, куда хотите.

Желательно, сразу в Вэлею. Хоть рысью, хоть галопом.

– Халат остался в ванной.

– Тогда простыню!

Голос мой звенел, грозя разразиться визгливыми нотками, как у поросенка. Я сгребла тонкую ткань в охапку и швырнула ему. Анри с легкостью поймал ее и намотал вокруг бедер.

– Так пойдет?

Он повернулся, открыв мне широкую грудь с темными сосками и золотистой порослью, плоский живот и дорожку волос, уходящую под плотную белую ткань. Я бы предпочла, чтобы он замотался в нее с головы до ног, как наложница намийского шейха, но за неимением лучшего…