Свисток, которого не слышишь - Владимир Михайлов

– Капитан сделал пять выходов.

– Капитан был не нам чета. Но, кажется, мы все уже обсудили: и жизнь, и остальное. Не хватит ли, друг мой? Скажи, а тебе не хотелось бы, чтобы там все-таки оказалось нечто?

– Ох… Лог, слушай: ты трус! Просто трус! Понимаешь? Мало того, что хочешь умереть сам, – ты и меня угробишь вдобавок! Ты же знаешь, что я пойду искать тебя!

– Может быть, – сказал Лог невесело. – Наверное, я самый великий трус. Не знаю. Но признание обвиняемого – давно уже не царица доказательств, а других улик нет. Аргументация твоя несерьезна: не я тебя угроблю, а взрыв – потому что иного выхода не дано. Так что не вали на меня. Да и что постыдного в трусости? Важно не проявлять ее тогда, когда другие могут пострадать от этого. Ты не согласен? Слушай…

Свист раздался в динамике – свист, напоминающий трель судейской сирены.

– Вот как я умею, а? Правда, здорово? Не выходи, чтобы искать меня: не найдешь. Будь спокоен, я уж сделаю все на совесть.

– Все равно я обязательно выйду за тобой, слышишь? И набью тебе морду – такому, какого найду!

– Не будь дураком, – спокойно ответил Лог. – Не порть напоследок благоприятное впечатление о себе, иначе мне будет очень обидно.

– Мертвым не бывает обидно.

– Мне – будет.

– Лог! – крикнул Силин.

Но он не услышал шороха: связь прервалась, и на этот раз – окончательно.

Силин представил, как Лог отворяет дверцу будки. Переступает высокий порог. Дверка захлопывается – навсегда. Лог делает первый шаг. Минует поворот. Сразу? Нет, пройдет еще немного. Но разницы нет.

Силин понял, что остался один. Совсем и навсегда. Ему хотелось что-то делать. Он теперь чувствовал себя лучше: знал, что ему еще не пришла пора умирать. И не придет, если он не станет больше выходить за пределы корабля. Надо что-то делать. Занять себя. Отвлечься.

Впрочем, стоит ли отвлекаться? Лога больше не было, но Земля оставалась. И жизнь нескольких человек из того множества, что жило сейчас на Земле, зависела от того, что предпримет сейчас Силин.

Он поднялся по пандусу на самый верх; поднялся легко, чуть ли не бегом, хотя можно было и не спешить. Вошел в ходовую рубку. Несколько секунд смотрел на ручки, управлявшие автокорректором тяги. Потом повернул кольцо таймера, устанавливая его на часовое упреждение. Поразмыслив, решил, что часа много, и переставил кольцо на сорок минут. Включил автокорректор. Обождав немного, убедился, что автомат работает: кольцо таймера медленно, едва заметно для глаза, двигалось обратно, к нулевой отметке. Силин ждал, пока под риску не встала отметка «Тридцать девять». Столько минут оставалось теперь до взрыва.

Он вышел из рубки, захлопнул за собой дверь и медленно спустился. Земля еще не вызывала: она была сейчас по ту сторону астероида. Силин побыл немного в рубке связи. Но он не мог усидеть на месте. Хотелось двигаться – быстро, резко, чтобы прошибал пот. В голове слегка гудело, и все время что-то отсчитывало секунды и минуты. Силин почти выбежал из рубки.

Он пришел в себя в тамбуре. Идти не хотелось. Идти было бесполезно. Идти было нельзя. Он привычно надел скафандр, застегнулся и поехал вниз.

Звезды, как всегда, как всю жизнь – насколько Силин помнил ее сейчас – летели вверх. Они летели вверх, а другие сыпались вниз, а третьи возникали в чем-то, что не было ни верхом, ни низом – но все они почему-то попадали прямо в Силина. Это было приятно: звезды щекотали, как теплый дождик, шуршащий в листве, освежающий воздух и сверкающий в косых лучах солнца – дождик, от которого не хочется укрыться, а наоборот, жаль уходить из-под него. Силин шел и негромко повторял в микрофон имя Лога. Он знал, что не получит ответа, и все же вздрогнул, когда увидел того, кого искал.

Лог стоял, прислонившись к выступу скалы в самом узком месте прохода. Скалы не давали ему упасть. Силин включил нашлемную фару. Скафандр Лога был распахнут, рука не успела отойти от кнопки замка и застыла на полдороге; казалось, Лог протягивает ее для пожатия. В раскрытой груди скафандра был виден домашний комбинезон, и дико было видеть этот комбинезон здесь, под летящими звездами, среди зеркальных скал.

Силин попытался отвести руку Лога подальше, чтобы закрыть скафандр. Рука не сгибалась, она стала твердой, словно Лог сделался частью камней, меж которых умер. Потом Силин попробовал взвалить его на плечи; скалы мешали, но в конце концов это удалось. Тогда Силин попятился, повернулся и пошел.

Он шел, согнувшись под ношей, и тосковал оттого, что не мог поднять голову и взглянуть на звезды. Это было нужно, очень нужно. Силин тихо выругал Лога за то, что оператор связи не давал разогнуться и полюбоваться на пляску светил.

До корабля оставалось меньше ста метров, когда Силин понял, что не проживет дольше ни минуты, если не увидит звезд. Противиться больше не было сил. Он осторожно опустил Лога на камни и с неведомым ранее наслаждением поднял глаза к небу. Сразу закружилась голова, но это было приятно, и звезды теперь описывали восьмерки, прежде чем упасть за близкий горизонт. Силин дышал медленно и умиротворенно. Ему было хорошо. Ему хотелось стоять так вечно. Он знал, что ему не надоест. Жаль, что на Земле нельзя видеть такие звезды.

Мысль о Земле задержалась в его гаснущем сознании. Она зацепилась за какую-то другую. Мысли эти жили как бы вне Силина и двигались без его участия, помимо воли. И так же он не был властен над тикавшим где-то секундомером. Мысли стали назойливы. Они вели себя бесстыдно. Стучали в виски. Силин морщился и крутил головой, не отрывая взгляда от звезд, но мысли не отставали. Чего они хотели от Силина?

Он сделал неимоверное усилие, чтобы понять это: стоит разобраться в мыслях, как они перестанут беспокоить. Он понял и ужаснулся.

В следующий миг он подхватил тело Лога, словно оно было невесомым. К кораблю Силин бежал, как не бегал никогда на Земле. Он не глядел более ни под ноги, ни на звезды. Он не отводил глаз от корабля, боясь, что в каждый следующий миг корабль может вспыхнуть невиданным доселе костром и взлететь грудой обломков. Силин не знал, сколько времени прошло, но чувствовал, что осталось его мало.

Он ворвался в лифт, втащил Лога и нетерпеливо притоптывал ногами, пока кабина ползла вверх. Как только кабина остановилась, Силин кинулся на самый верх корабля, в ходовую рубку. Он бежал и просил кого-то: ну, еще полминуты. Еще пятнадцать секунд погоди! Еще десять…

Дверь он даже не распахнул, а отшвырнул, ударив ее всем телом. Одним немыслимым прыжком достиг пульта и, еще не успев ничего увидеть, нажал ладонью там, где находился выключатель автокорректора тяги.

После этого он перевел дыхание и с минуту стоял, закрыв глаза и покачиваясь. Затем медленно открыл глаза и посмотрел на таймер. Он зря торопился: оставалось еще восемь минут! Он почувствовал, что это смешно. Очень смешно, невыразимо, дико смешно! Он даже взвизгивал от смеха; так он не смеялся еще никогда в жизни.