Контрольная схватка - Александр Александрович Тамоников

поведу себя во время перестрелки. Кто-то прокричал команду, но я не разобрал слов. Встав на одно колено за не очень толстым стволом дерева, я снова вскинул автомат и сделал это, как оказалось, вовремя: прямо на меня бежал мордатый диверсант в новенькой красноармейской форме без погон. Я тут же выстрелил, и он повалился в траву, теряя оружие. В ствол дерева рядом с моей головой ударились две пули, но я успел заметить, как третий диверсант, очевидно раненый, бросился к реке, но Сосновский тут же выстрелил. Враг упал без движения, и это заставило меня со злостью стиснуть зубы. Мы же перебили почти всех, а нужен живой, нужен язык, нужен источник информации!

Я бросился туда, где недавно был командир этой группы диверсантов, рискуя нарваться на пулю. Я петлял, падал, перекатывался, снова вскакивал, пытаясь действовать непредсказуемо. Несколько раз рядом просвистели пули, но все мимо. А потом я увидел его. Тонкие черты неприятного лица, тонкий нос с опущенным кончиком, горизонтальные плечи, а на них новенькие советские погоны с двумя звездочками. Я успел заорать ему: «Сдавайся!» И когда он поднял руку, то я сразу понял, что в его руке граната. И полетит она сейчас в меня. Хорошо, что диверсант не успел сделать замах. И этим он подарил мне пару секунд. И пока он замахивался, я с расстояния метров в двадцать выстрелил короткой очередью, пытаясь попасть ему в правое плечо.

Это был хороший выстрел, им можно было гордиться, мне можно было давать приз по стрельбе из ППШ на соревнованиях. Но на соревнованиях оценивается попадание в мишень, в конкретную часть мишени. Туда я и попал, да только моя «мишень» держала в руке гранату. И она вывалилась из раненой руки и упала куда-то назад, за спину диверсанта, а сам он, схватившись за раздробленное пулями плечо, упал на спину. Взрыв взметнул сизое облако сгоревших пороховых газов, грязную после дождя землю и ошметки травы с остатками кустарника. Взлетело еще что-то, как мне показалось, какое-то тряпье. Матерясь на чем свет стоит, я вскочил и подбежал к диверсанту. Самые худшие мои опасения сбылись. Он был мертв, да и как ему было остаться в живых, когда он упал затылком или шеей на гранату, и когда она взорвалась под ним, диверсанту снесло половину головы и почти оторвало правую руку. То, что взлетело в воздух, было обрывками его рукава гимнастерки, воротника и его офицерская, разорванная на части фуражка.

Я обернулся и посмотрел на реку. Сделал я это вовремя, потому что три лодки уже прошли почти половину пути к нашему берегу. В каждой по три человека: двое отчаянно гребли, а третий целился в нас с Сосновским. Я упал на землю буквально за секунду до того, как с лодок по нам открыли огонь. Злило то, что я не успел понять, где находился Михаил и все ли с ним в порядке. Но вскоре я услышал его сдавленный голос:

– Максим! Помоги!

Я пополз на голос и через минуту увидел Сосновского, который, продев ремень под мышки раненого диверсанта, тащил его в мою сторону подальше от берега. Ноги были наскоро перевязаны, но крови на бинтах было не очень много. Оставалась надежда, что человек не умрет в ближайшее время.

– Ну ты молодец, – обрадовался я, помогая втащить тело раненого в небольшую яму. – Их командир, сволочь, подорвался на собственной гранате. Не удалось взять.

– Держи этого, – с трудом переводя дыхание, выпалил Сосновский. – Лодки близко!

Михаил свалил на землю диверсанта, все еще находящегося в бессознательном состоянии, и снова бросился где ползком, а где на корточках вниз, к берегу. Я понял: там осталось оружие и, главное, патроны двух убитых диверсантов. Это даст возможность Сосновскому удержать переправу, не пустить врага на берег хоть какое-то время. И за это время на мосту уже поймут, что предпринимается попытка зайти врагам к ним в тыл, наше подразделение будет готово дать отпор фашистам с тыла. Я постарался как можно быстрее вытащить ремень из армейских штанов раненого и стянуть ему за спиной руки. Рядом валялись три автомата ППШ убитых мною врагов, и я смогу помочь огнем Сосновскому, который уже занял позицию на самом берегу.

Первая очередь из автомата Сосновского стегнула по воде и прошла чуть ближе и правее головной резиновой лодки. С трех лодок сразу открыли из автоматов ответный огонь по берегу. Но диверсанты еще не видели Сосновского, и их огонь был скорее устрашающим. Но вот вторая и третья очередь достигли цели. Согнулся пополам и рухнул в воду человек с автоматом на носу передней лодки, бросил весло второй. Сама лодка, получив пробоину, стала заворачивать и крениться на один борт. Две другие лодки стали расходиться в разные стороны, и оттуда усилился ответный огонь. Теперь Сосновскому пришлось туго. Пули били по кустам, по камням, взрывали землю вокруг него, и Михаил стал отползать, менять позицию, а две лодки все ближе подбирались к берегу.

Я прижал к плечу приклад ППШ. Короткая очередь, еще одна, потом еще. Я быстро скорректировал огонь, и еще две автоматные очереди стегнули по второй резиновой лодке. Двое в ней были убиты или тяжело ранены. Лодка потеряла управление и закрутилась на месте. Я сразу же перенес огонь на вторую, но тут же сам попал под сильный обстрел. Но теперь уже Сосновский, сменивший позиции, снова открыл огонь по врагу.

Лодки были уничтожены, никто из второй группы диверсантов до нашего берега не добрался. А на дороге у моста уже появились три грузовика, откуда прыгали на разбитый асфальт солдаты в зеленых фуражках. Пограничники из полка НКВД, догадался я. Громкое и дружное «ура» разнеслось над рекой, поднялись бойцы из окопов и блиндажа на другой стороне реки, и немцы побежали. Правда, далеко им уйти не удалось. Их уже оставалось не так много. Несколько человек совещались на мосту, пока бойцы собирали оружие и оказывали помощь раненым красноармейцам. Они смотрели в нашу сторону, а потом двое солдат, увидев, что мы тащим раненого пленника, побежали к нам на помощь.

– Товарищ капитан! Мороз! – увидев командира пограничников, позвал я. – Срочно позовите санинструктора. Этого человека надо привести в чувство хоть на время и допросить. А потом отправить его в особый отдел к лейтенанту Званцеву.

Мы подняли раненого под тент в кузов полуторки, и через несколько минут санинструктор привел его в чувство. Раненый со страхом стал озираться, смотрел на нас троих и в панике пытался отползти назад. Но