Царская внучка - Светлана Бестужева-Лада

– Что же мне, всех Долгоруких за их измену прощать? Так вы мне с герцогом советуете? Ровно сговорились…

– Зачем же всех? – терпеливо принялась втолковывать я тётушке. – Василий Лукич, дипломат и хитрец отменный, мне не надобен, пусть себе в Соловках в темнице и дальше сидит. Княжну Долгорукую, Катерину, надобно замуж за простолюдина спихнуть, да от столиц подалее держать: горда слишком, да и глупа к тому же. Сестер ее младших – в монастыри постричь, хватит на ваши, государыня, деньги дармоедок содержать. А братцев меньших – в армию, рядовыми.

– Так я не пойму: тебе Долгоруких жалко или нужна только княгиня Наталья? – постепенно стала сдавать позиции тётушка.

– Нужна, – согласилась я. – Княгиня женщина – ума светлого, души высокой, мне такие надобны. Но без супруга она из Берёзова не уедет, точно знаю. Пущай ее муженек в Петербурге вместе со Степаном Лопухиным пьянствует.

– Ну, быть по-твоему, – сдалась императрица. – Прикажу Наташку с супругом и детьми из острога выпустить и в столицу доставить, тебе в утешение. Да и герцог, вон, о том же просит, только не пойму, зачем.

– Затем, тётушка, что его светлость любит ваше величество и желает, чтобы подле вас были верные и честные русские люди. Андрей Иванович, конечно, человек бесценный, так ведь не может же он один на страже вашего покоя бдеть.

Ушаков поблагодарил меня взглядом. Хотя он и любил свою страшную работу, но годы сказывались: уставать начал Великий инквизитор. Покоя иногда хотел, а не крови да мучений человеческих.

– Ну, быть по сему! – хлопнула в ладоши императрица. – Ты, Аннушка, к себе ступай, тебе к обручению готовиться надлежит. А мы тут с герцогом о делах государственных подумаем. Елизавету похороним – дальше жить надобно, к твоей свадьбе готовиться.

Я послушно удалилась. Но вовсе не для того, что примерять новые платья и любоваться драгоценными побрякушками. У меня были дела поважнее, о которых тётушке знать было совершенно не обязательно. Тем более, что Ушаков, с которым мы успели обменяться взглядами, неприметно последовал за мной. Я не опасалась тётушкиных шпионов: не было таких смельчаков на Руси, чтобы шпионить за Андреем Ивановичем.

– Что выяснил, Андрей Иванович? – осведомилась я, когда мы покойно уселись в моей гостиной. – Так ли уж опасен был заговор?

– Это с какой стороны посмотреть, государыня-цесаревна, – усмехнулся краем губ Великий Инквизитор. – Ежели всерьез принимать то, что пьяные преображенцы мололи, тогда, конечно, престол в великой опасности находится. Только ведь и Елизавета Петровна прекрасно понимала, что императрицу ей даже с преображенцами не сшибить. Уповала на слухи о тяжкой болезни вашей тетушки и на то, что после ее смерти скорой беспрепятственно корону императорскую наденет. Аки дщерь Петрова законная.

– Интересно, чем это я преображенцам не угодила?

– Так ведь, государыня-царевна, они с чужого голоса орали, что ты осупружишься с немцем и будет вся Россия под немецкую дудку плясать. Народишко-то простой поумнее их будет, чтит тебя, как православную цесаревну, кроткую и милостивую. А со вчерашнего дня молится не только за тебя, но за жениха твоего, русского, православного, своего…

– Патриарх позаботился? – усмехнулась я.

– Вестимо, он. Ты же его на такие верха возвела, что он перед тобою в долгу неоплатном. А Феофан ни зла, ни добра не забывает. Пока он жив, можешь спать спокойно: православные за тебя живота своего не пожалеют…

– Понятно. А вот с преображенцами нужно что-то решать. Возомнили себя преторианцами, решили, что они Анну Иоанновну на трон возвели, а теперь и следующую монархиню по своему вкусу избирать будут.

– Истинная правда, государыня-цесаревна.

– Так вот что, Андрей Иванович. Надобно приказ отдать Миниху и Румянцеву, фельдмаршалам нашим, дабы Преображенский полк обновить весь, до единого человечка. Нынешних – по другим полкам рассовать, да от столицы подалее, а в полк набрать самых верных со всей России. Государыня-императрица у нас – полковник Преображенского полка, подполковником я попрошу своего будущего супруга определить, а уж он сам по своему разумению дельных офицеров наберет. И станет Преображенский полк лейб-гвардейским, императорской фамилии беззаветно преданным…

– Мудра ты, государыня-цесаревна, – сделал мне комплимент Ушаков. – Хоть и юна, а ума в тебе поболее будет, чем в некоторых персонах зрелых. Сказывают, такою царевна Софья была, которая семь лет Россией правила до Петра Алексеевича, царствие ему небесное.

– Не преувеличивай, Андрей Иванович, – отмахнулась я, хотя и порозовела явно от удовольствия. – Где Софья и где я? Ты мне лучше о Лестоке скажи.

– А что Лесток? Сидит пока за крепким караулом. До большого дела, как ты повелеть соизволила, его не доводили, а на допросе сознался, что помогал Елизавете Петровне от плода освободится, в чем смиренно кается. Что с ним дальше прикажешь делать?

– Ко мне доставить тайно, – ответила я. – Пока тайно. Я его сама поспрашиваю, и ежели он все правильно сделал, то будет моим лейб-медиком, но… под твоим оком неусыпным. Думаю, так я в безопасности окажусь, а врач он отменный, мне еще пригодится… после свадьбы.

– Да, за свою жизнь опасаясь, он твою пуще глаза беречь будет, верно.

– Ты мне вот еще что скажи, Андрей Иванович. Ведомо мне сделалось, что саксонский посланник, Морис Линар, желает тайно со мной встретиться. Вот не пойму никак, зачем ему сие? После смерти Елизаветы-то?

– Ты только не гневайся, государыня-цесаревна, но мнится мне, что сей посланник желает твое высочество чести лишить и стать галантом у наследницы престола российского. Примеров тому в нашей истории ох как много…

Ну уж про историю-то я побольше господина Ушакова знала. Но теперь картинка сложилась окончательно: не выгорело с заговором и с обольщением кузины, царствие ей небесное, бедняжке, так надобно попробовать запасной вариант: такой, какой успешно воплотил в жизнь герцог Бирон.

Фаворит императрицы – не супруг законный, да и от супруга в случае чего избавиться можно… читали, знаем. Не свались я в это конкретное время, именно так все и произошло бы: красавчик Линар стал бы любовником юной принцессы Мекленбургской и вертел бы ею, как куклой, тем паче, что с мозгами у девушки было не очень хорошо.

Значит, нужно господину Линару хороший урок преподать. Я бы его немедленно в крепость определила, да сначала нужно, чтобы он брачное предложение маркграфу бранденбургскому передал. Стало быть, пусть Ушаков его слегка попугает… и отпустит, а там видно будет. Хватит наглости вернуться в Россию – будет на себя самого жалобы писать.

– Вот что, Андрей Иванович. Лестока отпусти и ко мне пришли, мы тут с ним потолкуем. А Линара я, пожалуй, приму тайно…

При всей выдержке, Ушаков не мог сдержать изумления.

– Но государыня-цесаревна!

– С твоим присутствием в соседней комнате, – хладнокровно закончила я. – После того, как мы с ним побеседуем, забери его для внушения отеческого, и пусть едет обратно в свой Бранденбург или куда там еще. Надеюсь, с такими рекомендательными письмами из России, после получения которых его хозяева свою политику немного подправят… к российской выгоде.

Успокоенный Ушаков удалился, а я приказала подать мне кофе, да покрепче и побольше. День только-только начался, а продолжение его обещало быть не менее насыщенным, чем начало. Но утро можно сказать удалось: я единым махом устроила судьбы Катьки Долгорукой и княгини Натали Борисовны. Первая окончит свои дни женою флотского лейтенанта на Камчатке, вторая, по моему замыслу, должна будет стать мне надежной опорой в дальнейшей жизни. Если, конечно, то, что я о ней читала, хотя бы наполовину соответствует действительности.

Самая завидная невеста России во времена мальчишки-императора Петра Второго, Наталья Шереметьева в шестнадцатилетнем возрасте была обручена с императорским фаворитом, князем Иваном Долгоруким, прославившимся на Москве безудержными кутежами и распутством. Что заставило девочку-графиню, до тех пор ведшую жизнь отшельницы в окружении книг, принять предложение князя – загадка. Проще всего было подумать, что ее прельстило высокое положение жениха, возможность сыграть свадьбу в один день с императором и прочие мирские блага. Но…

Но император скоропостижно скончался от оспы, так и не дойдя до алтаря, Долгоруких достаточно быстро сослали в глухой сибирский Берёзов, да не просто на поселение, а практически в острог, лишив и богатства, и почестей. Наталье родственники сто раз предлагали расторгнуть помолвку со впавшим в ничтожество фаворитом – она стояла на своем: «Нет у меня такой привычки, чтобы сегодня любить одного, а завтра другого».

Я лично подозревала, что причиной такого упрямства была обыкновенная гордыня: не желала Наталья Борисовна походить на остальных барышень, в открытую объявляла себя «высокоумной». Ну и хлебнула полной чашей лиха: родня мужа ее не признавала и шпыняла, сам супруг, добравшись до Берёзова, беспробудно запил, а наша высокоумная княгиня, постоянно беременная, тянула все хозяйство, как простая деревенская баба. Причем тянула безропотно и считала себя обязанной любить пьяницу и гуляку мужа самой нежной и преданной любовью.