Глубокая память (сборник) - Артур Сабиров

– Но дежурство…

– Я подежурю за тебя, не волнуйся, – улыбнулась Лена и нажала что-то на запястье, вызывая птеромобиль.

– Спасибо, – слегка угрюмо сказал Сафиуллин. Ему очень не хотелось объяснять что-то родителям, особенно, то, чего он сам не понимает. – А почему эта жаба сказала: «Ты снова это сделал»? Рома тоже когда-то не справился с гневом?

– Нет, он сделал это специально, – ответила Лена. – Рома заставил её собственные книги взлететь в воздух и бить её по голове, пока она не выбежала из кабинета. Это было смешно!

– Представляю, – сказал Сафиуллин, улыбаясь до ушей. Настроение у него чуть-чуть поднялось.

Глава 7. Преступление

Как можно бесшумнее Сафиуллин открыл дверь квартиры и попытался незаметно прошмыгнуть по тёмному коридору в комнату Ромы.

– Иди сюда! – прогремело из гостиной.

Тяжело вздохнув, Сафиуллин с обречённым видом вошёл в комнату.

Через широкое окно гостиную заливал яркий солнечный свет, поигрывающий на стеклянных дверцах шкафов, за которыми располагались книги, посуда, сувениры из разных стран и ещё много всяких маленьких предметов. Стены были сплошь увешаны картинами с изображениями прекрасных пейзажей, среди которых были лесная чаща, морское побережье и огромный горный каньон. «Наверное, эти картины написаны Роминой мамой», – догадался Сафиуллин, восхищаясь их необыкновенной красотой. Но впечатление тёплой уютной комнаты разорвал грубый мужской голос:

– Это ещё что?

Отец Ромы, полный мужчина с пышными усами-щётками, сидел на диване, потрясая в воздухе каким-то листком, который, наверняка, был извещением об административном правонарушении и о штрафе, который нужно за него заплатить. Мама Ромы тихо сидела в кресле в углу комнаты.

– Я спрашиваю: что это?! – ещё громче повторил вопрос Ромин отец.

– Тебе виднее, – раздражаясь, ответил Сафиуллин. («Будто этот несчастный листок держу я, а не он!»)

– Какого чёрта, ты используешь свои идиотские способности против учителей?!

– Мои способности не идиотские. Не надо меня оскорблять, – еле сдерживаясь, сказал Сафиуллин. Он не мог понять, как можно так разговаривать с родным ребёнком. Он чувствовал обиду не за себя, а за Рому.

– Ты видел, какую сумму я должен им отвалить? Видел?! – громыхал отец Ромы, не обращая внимания на слова сына.

– Я не хотел, это вышло случайно, – спокойно сказал Сафиуллин. – Она спровоцировала меня.

– Это на неё похоже, – чуть слышно отозвалась мама Ромы, но её тут же перекрыл громовой бас мужа:

– А мне плевать! Кидаешься на людей – сам за это и плати, а я не собираюсь! Мало того, что безработный, что сидишь у меня на шее, так ты ещё, оказывается, и чокнутый псих!

Собственное негодование Сафиуллина было ничем по сравнению с горячим гневом Ромы, поднимавшимся из самых недр подсознания. Сафиуллин догадался о присутствии мальчика по проносившимся перед глазами картинкам его жизни: плачущий на кровати маленький Рома, ругань родителей, крики, орущие друг на друга отец и сын, удар, удар…

Сафиуллин и Рома (сейчас они вместе делили тело) гневно посмотрели на отца сквозь карие глаза мальчика. Предостережения Наташи, нарушение закона, инцидент с учителем культурологии и даже ужасная ситуация, в которой оказались Рома и Юра – всё это было сейчас неважно. Важно другое…

– Вы били собственного ребёнка, – очень тихо произнёс Сафиуллин. Руки его тряслись, и он, силясь совладать с гневом и способностями Ромы, сжал их с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Что ты там лопочешь? Говори громче, трус! – рявкнул отец Ромы.

Толчок откуда-то из бездны сознания: Рома пытается завладеть своими способностями, чтобы ответить отцу сейчас же. Но Сафиуллин удерживал мальчика от опрометчивых поступков, при этом теряя всякую осторожность.

– Вы били Рому, – чуть громче сказал он. – Вы били своего единственного ребёнка.

Лицо Роминого отца исказилось от злобы и страха, мама в ужасе вытаращила на Сафиуллина глаза. Видимо, они подумали, что их сын действительно сошёл с ума, ведь их взору предстал Рома, обращавшийся к отцу на «Вы» и говорящий о себе в третьем лице.

– Успокойся, слышишь! – неуверенно крикнул Ромин отец.

Тем временем Сафиуллин терял остатки сил и решил, что нужно быстрее заканчивать разговор, чтобы никто не пострадал.

– Как… как у Вас поднялась рука на родного сына? – Сафиуллин начал задыхаться: сила внутри него была ему явно не по зубам. – Как… Вы можете жить с мыслью, что совершили самый низкий поступок из всех возможных?.. Как Вы можете до сих пор терроризировать его своими выпадами и обвинениями?.. Вы… Вы не родитель… Вы не отец… Вы не человек…

Из глаз горячим потоком хлынули слёзы – слёзы маленького мальчика, столько лет терпевшего унижения и побои.

– Ромочка, милый! – Мама Ромы, рыдая, бросилась к нему, но Сафиуллин, вовремя поняв, что сил сдерживать Ромин порыв возмездия у него больше нет, вылетел из гостиной и понёсся в свою комнату.

Закрывшись в комнате Ромы, он выскочил на балкон и дал выход эмоциям мальчика. В глазах потемнело, Сафиуллин словно провалился в глубокий колодец и с самого его дна услышал яростный, полный душевной боли крик, эхом отразившийся от невозмутимых каменных стен соседних домов.

Глава 8. Коктейль с наркотиком

Как и каждая ночь, проведённая Сафиуллиным в XXII веке, эта была полна чужих воспоминаний, но на этот раз они принадлежали Роме. Кошмарные отрывки взаимоотношений мальчика с отцом поражали его. Поступки отца ещё в далёком прошлом считались серьёзным преступлением, что уж говорить о светлом будущем. А может, оно не такое и светлое, как показалось Сафиуллину сначала? Может быть, прогрессу здесь поддаётся только наука и социально-бытовая среда, а никак не психология людей? Или семья Ерёминых лишь жуткое исключение, бросающее тень на всё хорошее, что есть в этом новом мире? Что ж, вполне возможно…

На следующее утро Сафиуллин выскочил из дома настолько рано, что впервые пришлось дожидаться девушек. Но совсем скоро к подъезду бесшумно подлетела пара птеромобилей.

Наташа и Лена тут же выскочили из машин и подбежали к нему.

– Ну, как? – спросили они хором.

– Всё хорошо. Поругали меня немного и только, – как можно более небрежно сказал Сафиуллин. Он ещё ночью решил ничего им не рассказывать: отношения отца с Ромой – их личное дело и, если мальчик никогда не рассказывал о них друзьям, то и ему, Сафиуллину, тем более не стоит посвящать их в это.

– Хоть одна хорошая новость, – тяжело вздохнула Наташа, и Сафиуллин только сейчас заметил, какая она усталая: под красными глазами мешки, лицо кислое, волосы растрёпанные. Лена тоже не выглядела ослепительной, какой была везде и всегда при любых обстоятельствах.