Глаз дракона - Энди Оукс

— Кроме тебя, помочь мне некому. А так я их не оставлю.

Жара сушит неродившиеся слезы.

— А потом мы свалим отсюда на хуй, да, Босс?

Пиао кивает, они смотрят друг другу в глаз посреди кровавого беспредела.

— Что, других тоже искать будем?

Пиао закрывает глаза. В пурпурном мраке век бешено мечутся огни.

Твои восемь тел. Мало что уцелеет.

— Сдохнем мы здесь.

Шишка кивает, шагнув вплотную к обуглившемуся телу, он вытягивается, выворачивая глаза, чтобы не видеть. Стараясь не дышать, не дать себе думать. Берет на себя вес черного тела того, кто когда-то звался Вэньбяо. Скрежещет сталь. Пиао снимает первый крюк с балки, затем второй, на котором висит тот, кто был Чэном. Мыслей никаких, одни недоуменные детские ротики. Что отвечать? Как осушить детские слезы? Он нежно опускает тело на пол морозильника, угольная яма, бывшая когда-то его ртом, извергает вонючий клок дыма… и знание, что учиться всем «что» и «как» придется очень быстро. И никакой надежды, что детские вопросы развеются, как дым в небе.

Прочь со склада. Отключить память, просто медленно шагать, ускользая от безумия и призраков. За светом, пронзающим темноту. К воде, разъедающей огонь. Навстречу голосам пожарников, пробивающихся от погрузочных площадок. К небесному свету в грязных струях дыма и падающему черному снегу. Сплошной черный снег.

Покачиваясь на носилках, Пиао обшаривает взглядом переулки, миллионы сверкающих иголок мучительно втыкаются в глаза. Он все еще ищет, когда двери скорой успокаивающе хлопают, но «Шанхай» исчез.

Нежная мгла обморока окутывает его. Пиао не против.

Шеф пожарников не угадал… к утру здание склада все еще стоит, и даже остыло для обыска. Дюйм за дюймом. Снова и снова. Среди сгоревших товаров корпорации по экспорту и импорту мяса других человеческих останков найдено не было.

Глава 8

Офицер ЦРУ, Макмурта, напоминает баллистическую ракету… пулеголовый, со стальным подбородком и проводами волос. Глаза словно застыли по ту сторону чёрного стекла очков, стандартных Рей Бенс.

Интервью длилось полных три часа… 180 минут неумолимой, концентрированной боли. Каждую подробность о Бобби выдрали из неё, как кусок вросшего ногтя. Макмурта работал над собственной программой, прикрываясь ей и Бобби. Барбара ощутила себя изнасилованной, осквернённой. И между вопросами, между ответами, единственное, что помогло ей справиться с этой ситуацией — глотки Сюньхуача… зелёного чая луча, с ароматом хризантем и розовых лепестков. В чашках, кажется, слишком тонких, чтобы держать их в руках. Его запах садика, промоченного дождём, фруктов, лежащих на сырой траве… против табака и зубной пасты, которыми несёт от Макмурты. Вопросы кончились, он закрывает папку и суёт ручку во внутренний карман, к трём таким же ручкам такого же цвета.

— Здесь чувствуется женщина. В современном Китае молодого человека подстерегает множество соблазнов. Я склонен полагать, что он нашёл себе местную подругу. Сейчас он небось заперся в уютной комнатке отеля в бывшей Французской Концессии с премиленькой е цзи.

Она ставит чашку. Помада на фарфоре. Задаёт вопрос, ответ на который знает заранее.

— Премиленькая е цзи, это что такое?

— Е цзи, дикий фазан. Шлюха. Господи, да это чуть ли не обязательная часть стандартного пакета услуг.

Барбара наливает себе ещё чаю. Не то чтобы ей хочется, но надо чем-нибудь занять руки.

— Бобби не такой.

Макмурта идёт к окну.

— Все мужики одинаковые, поверьте уж мне…

Небо желтушно-жёлтое. Река, машины, окна отражают этот грязный цвет.

— …в любом случае, что бы ни случилось, не переживайте, мэм. Мы за вами присмотрим.

Злость в поднятом взгляде. Она шваркает чашку на стол. Чай разливается на блюдце, ей на пальцы, струйка бежит по шоколадному дереву.

— «Мы за вами присмотрим». В смысле? Вы тут чего, охренели?

Не отводя взгляда от окна, Макмурта бледнеет, его шею душит потрясение. Он не представляет, что правительственный сотрудник может так ругаться. К тому же женщина. Оболочка «современного мужчины», прикрывающая то же пуританство, что и у отцов-пилигримов.

— Агентство. Мы присматриваем за вами. Следим за вашей безопасностью.

— Не надо «присматривать за мной». Агентству не за чем следить за моей безопасностью. Читайте по губам… Я сама за собой присмотрю. Я в безопасности.

— Извините, мэм, но вы — американский правительственный сотрудник и уязвимая женщина в КНР. Вы очень далеко от Вашингтона. Вы участвуете в важных переговорах с представителями этой страны. А теперь пропал ваш сын. Может, это как-то связано, а может и нет. Лично говоря, я думаю, ваш сын подцепил бабу и скоро объявится. За доллар США е цзи отрабатывает подолгу. Но в любом случае агентство обязано присматривать за вами, нравится вам это или нет… на то вы и платите налоговые «баксы». — Глазами он ведёт по Хуанпу на восток… зияющая железная рана, отделяющая старый город от нового. Разрез, который не стянуть швами чёрных висящих мостов. Он кладёт руки на подоконник и набирает полную грудь воздуха.

— Люблю утренний Шанхай. Его запах. Его суету. С высоты в десять этажей это лучший город в мире.

Барбара подходит к нему. Город внизу заполнен жизнью. Натянутые струны дорог с чёрными шариками машин. Миллионы точек идут по улице Нанцзин; жужжащий улей пешеходов. Жизнь… кипит, пузырится. Тянется вверх и вширь. Хватает её за глотку. Душит её своими вибрациями; с дрожью она понимает, что может никогда больше не стать её частью. И отворачивается от окна.

— Бобби, я знаю, что он мёртв. То, что они говорят, это неправда… он был здесь. Жил в этой комнате. Я знаю из писем, что он ел на завтрак в ресторане отеля на восьмом этаже. Я знала эту комнату ещё до того, как вошла сюда. Они врут. Он был здесь. И шлюхи тут ни при чём. Он мёртв.

Когда Макмурта выходит из комнаты, она отмечает, что у него большая плоская задница: как у Клинтона в обычных, не льстящих ему штанах. Никогда не доверяй мужикам с плоской жопой… доморощенная философия, которую завещала ей мама. Её мать до сих пор ни разу не ошибалась. Макмурта. Барбара видела тампоны, в которых было больше… больше напора. Придётся суетиться самой, она так и думала. Так и думала. Дверь закрывается.

— Жопа ты, — говорит она.

Голос посла Эдварда Кэнди сложно не узнать. Его медленный говорок такой же знакомый и желанный, как бутылка «Бадвайзера» или кусок орехового пирога. Посол говорит пару слов о погоде, предварительных выборах и чемпионате по бейсболу в США. США уже кажутся сброшенным коконом прошлой жизни. Сразу ясно, что по Бобби у него нет ничего нового… так она и знала. Кэнди готовится сказать про полный ноль. Барбара чувствует, как внутри поднимается волна паники. Она душит вскрик, превращает его в…

— Эдвард, а что насчёт Бобби?

…и тут стальные шторы падают вниз.

— Кроме Макмурты я посадил на это дело ещё двух агентов, но они вернулись с пустыми руками. По нулям. Расследование показало, что Бобби вообще никогда не въезжал в Китай. Ему не давали визу. Не выписывали документы на перемещение по стране. Не регистрировали ни в одном отеле Шанхая. По отчёту Макмурты и от контактов в муниципальной партийной машине и в Лусиншэ мы узнали, что твой сын не учился в университете Фудань. Его вообще не было в Шанхае…

Кэнди замолкает, она слышит его вздох.

— …официально, Барбара, Бобби никогда не было в Китае…

Она хочет ответить, но слова умирают в горле.

— …мы сделали почти всё, на что способны в неофициальном порядке, Барбара. Пойми, мы в Китае и очень сильно ограничены в действиях. Я предлагаю привлечь БОБ. Я говорил с министром… он договорился с Шефом Липингом, начальником полиции города, чтобы вы встретились с одним из его лучших следователей… его зовут детектив Юнь. Он будет ждать тебя в отделении Хункоу… это почти на углу Сычуаньлу и Хайнинлу. Лу значит улица. Возьми такси, подъезжай туда к десяти. Я уже передал Шефу Липингу сведения из файла Бобби, так что они должны уже быть в курсе…

Карандаш выскальзывает у неё из пальцев, сведения о встрече накарябаны на бумаге отеля. Голос посла потихоньку умолкает, он ждёт ответа, на который она не способна.

— …но я уверен, что всё это объяснимо. Просто серия бюрократических ошибок, цепная реакция. Знаешь, как это бывает.

Она молчит.

— Бобби объявится, ты от души поездишь ему по ушам, а потом мы встретимся в Пекине и отметим его возвращение. Я суну в холодильник бутылочку-другую… как в старые добрые времена, а?

Он готов повесить трубку, а она до сих пор не может вымолвить ни слова, они лишь вертятся у неё в голове. И в то же время она представляет Кэнди, как он во время разговора поправляет галстук, проверяет запах изо рта… взгляд, восхищённый женщиной, сидящей в приёмной его кабинета в пентхаузе, только руку протяни. Она проверяет макияж в отражении в мониторе. Делает гримаску, машет послу бледными надушенными пальцами. Их кончики, извивающиеся вишнёвые рыбки. Он машет в ответ… сигнал ей встать, оправить обтягивающую юбку. Она станет отвязной вашингтонской женой. Идеальный розовый манекен с завитыми волосами, завёрнутый в «Ральф Лорен». Умная, красивая… во всеоружии, чтобы выиграть войну.