Девяностые приближаются (СИ) - Иванов Дмитрий

– А я из дома взяла шоколадку и конфетки! – так радостно восклицает Фаранова, доставая лакомства, что не взять их нельзя!

Это как ластящегося маленького котёнка пнуть. А вот колбаска ещё, и я запихиваю палку среди банок, для малозаметности. Вера Николаевна опять набирает воздух, очевидно для отказа, как Алёнка опять кричит дурным детским голоском:

– И шишка!!!!! Толя мне подарил, а я вам принесла! Сказал, сам лазил за ней! А давайте её на ёлку повесим!

Фаранова засуетилась, ища нитку, потом пыталась прицепить шишку к нескольким веткам в банке на окне, такая вот у учительницы ёлка была. Создала столько шума и гама. Короче, отказать ребёнку было никак нельзя, и вот уже больная послушно чистит апельсинку с толстой кожей. Я достаю котлеты и даю Фарановой, чтобы та разложила по тарелкам. Котлетки свежепожаренные и пахнут одуряюще. Замороженные котлетки идут в сетку, я верно предположил о наличии таковой за окном.

Сидим, пьём чай, кушаем котлетки. Я рассказываю, как попал на краевую олимпиаду по математике.

– Толя, откуда в тебе это взялось? Дур.. ээ…, неуч же неучем был, – с трудом находит слова учительница.

Фаранова перебивает меня своим рассказом про районную олимпиаду по физике, где её засудили.

Потом мы болтаем про всё подряд, и Вера Николаевна, наступив на горло своему педагогическому образованию, наливает нам шампанского на донышке. Я иду мыть посуду, под протесты женщины. В конце коридора рядом с умывальником стоит любопытная пенсионерка, солидных форм женщина.

– Родственники, что ли, приехали? – задаёт мне вопрос она.

– Ученики, а есть у вас у кого ломик? Надо перед входом сбить наледь на ступеньках, – говорю я.

– Инструмент около входа стоит, – с готовностью отзывается пенсионерка. – Надо же, ученики. То неходЮт, то приходЮт.

Я отнёс посуду, накинул куртку и вышел на улицу. И веник и совок, и что-то вроде багра, стояли около входа, я не заметил их, когда заходил. Начинаю работу, сбиваю наледь, подметаю. Жаль, золы нет посыпать, или песка. За этим занятием меня застаёт Алёнка.

– Тебя Вера Николаевна потеряла! Говорит, ушёл! Я ей сказала, ты без меня не уйдёшь, – смеётся Аленка.

– Всё, уже заканчиваю, не стой тут раздетая, – командую я и выпроваживаю Алёнку в барак.

Сам размышляю. То, что я увидел, мне не понравилось – в комнате неприбрано, вода только в чайнике, да есть бачок для воды в комнате, но он пустой, я проверил. Я, конечно, его заполню, а в будущем кто будет это делать? Не представляю как на костылях прыгать с чайником из конца коридора в комнату. Отца познакомить с ней? Да нет, алкоголик не подарок как жених. В школу надо идти, и там строить и коллег-педагогов и учеников? Но там каникулы. Хотя каникулы у детей, а у взрослых, вроде, рабочие дни. Пусть берут шефство! С легким сердцем возвращаюсь назад.

– Толя, ты зря там убирался, у нас дворник есть, приходит из ЖЭКа, – выговаривает Вера Николаевна, хотя видно, что ей приятна моя забота.

– Пустяки, мне всё равно тренироваться надо, я же спортсмен, – отмахиваюсь я и понимаю, что про бокс они и не в курсе.

Пришлось рассказывать и про спорт, и, похоже, мне не поверили! Решили, мол, привирает парень, хочет перед девочкой похвастаться.

– Вера Николаевна, а правда, что вам платят всего 60% от зарплаты? – вдруг в лоб спросила Алёна.

– И это ещё хорошо, в этом году закон изменили, могли бы 50% как раньше платить. Да и скоро меня уволят со школы, я ставку занимаю, а больше четырех месяцев на больничном нельзя находиться, – удивляет меня женщина.

Не знал я таких подробностей в нашем светлом прошлом! Пытаюсь возражать, и мне дают кодекс о труде РСФРС. И точно!

Не допускается увольнение работника по инициативе администрации в период временной нетрудоспособности (кроме увольнения по пункту 5 настоящей статьи).

А этот пятый пункт гласит:

5. Неявки на работу в течение более четырех месяцев подряд вследствие временной нетрудоспособности, не считая отпуска по беременности и родам, если законодательством Союза ССР не установлен более длительный срок сохранения места работы (должности) при определенном заболевании. За рабочими и служащими, утратившими трудоспособность в связи с трудовым увечьем или профессиональным заболеванием, место работы (должность) сохраняется до восстановления трудоспособности или установления инвалидности.

– Ну, потом обязаны обратно взять, вот только, сколько выздоравливать буду – неясно, у нас в поликлинике нет рентгена, даже проверить не могу, как заживает нога, а в район ехать не на чем, – говорит как есть учительница.

– Есть на чём! Сегодня поговорю с папой, он вас отвезёт, – влезает в разговор вдруг Алёнка с перемазанными шоколадом губами.

Вера Николаевна смотрит на неё и неуверенно говорит:

– Да неудобно, что вы будете со мной возиться!

– Ерунда, папа в отпуске, Олег, младший брат, поможет тоже! Завтра едем в район! – довольно восклицает девчонка.

Единственную дочку в семье, где пять пацанов, любят, и ей не откажут, я в этом уверен. Так что одной проблемой меньше. А вот со школой я поспешил, надо другой путь искать. Собираемся домой, я, взяв бачок в комнате учительницы, заполнил его водой, вынес мусор, и мы тепло попрощались. Проводив Аленку до дома, получил заслуженный поцелуй в щёку и довольный пошёл домой.

Дома батя устроил допрос, что и как. Я рассказал как есть. Мол, по хозяйству ей тяжело, денег мало, но я что-нибудь придумаю. Завтра, вон, её Фарановы повезут на машине в больницу, например.

– Эх, хорошая девка, – вздохнул отец. – Помню, в прошлом году двойка за год у тебя выходила, я ей мясо принёс, так не взяла! Забесплатно с тобой занималась.

Нихрена себе. А я думаю, чего она меня весь май оставляла после уроков в прошлом году, и вдалбливала всякую муть в голову!

Ложусь спать, на завтра у меня куча дел – хочу к Галинке зайти, зайти к родителям Зины, она просила передать им письмо и свёрток, Кондрату обещал дров помочь наколоть. Топим мы в деревне все углём, но в баню, сами понимаете, лучше дрова. Ну и поход в универмаг, за одеждой к бабе Свете, директору магазина, по старой схеме, короче. Бабуля уже договорилась, сняв с меня мерки по приезду, мне только примерить надо будет и решить – брать или не брать. Утром я вношу ещё один пункт в свою повестку – сходить в школу. Да, я ничего своим взрослым мозгом не придумал, мои дружки Кондрат и Похаб не сильно любят математичку и это взаимно, они мне помогать не будут, отца не хочу привлекать по причине его пьянства, а бабуля – старая. Фаранова? Не уверен, хотя мама у неё верующая.

Подоив корову, иду по холодку, и, замерзнув, решаю заскочить к родителям Зины. Дома мама и младший брат, сразу уйти не получилось, пока рассказал, всё, что знал про дочку, пока чай попили, время прошло. Пока пили чай, мама считала деньги! Да, в свертке были деньги, переложенные по краям дощечками, так, что не прощупать, и замотаны, заклеены бумагой. Я, оказывается, вез с собой чужих семьсот рублей, уж не знаю, за что да на что. Нормально, да? Я сумку бросал, как хотел, а в аэропорту вообще уснул! Могли ограбить.

Дохожу до школы, и ещё на вахте выясняю, что Николай Николаевич только что уехал в район и будет после обеда. Делать нечего, иду к Кондрату колоть дрова.

– Эта куча с лета лежит, что наколоть не мог? – ворчу я на кореша, но беззлобно, сам такой же ленивец, и без батиного подзатыльника не работал.

Пока работаем, закидываю удочку про математичку – облом как я и думал. Кондрат помогать не рвётся. У него воспоминания о математике сугубо отрицательные.

К двенадцати мы с бабулей в магазине. Я с утра уже и чаю в гостях напился и поработал. Кто рано встаёт тому бог подаёт. Бабуля хвастается мной напропалую, и про поездку в Венгрию, хотя формально меня туда ещё не отправили, и про мои успехи в школе и в спорте. Баба Света, директор магазина слушает её с сомнением, но, зная бабушку как честного человека много лет, не спорит. Купили ботинки, на «рыбьем меху», самое-то для нашего климата и Венгрии, ещё три рубашки, брюки и свитер. От свитера с оленями я отказывался как мог, уж такое убожество, но обижать бабушку не хотел и примерил, про себя решив, что носить его всё равно не стану. Кому охота с рогами ходить?