Бастионы Севастополя - Владимир Шавшин

Возле здания панорамы — открытая экспозиция якорей — «символов надежды» моряков XV–XVIII веков.

В период обороны Севастополя четвертый бастион входил во вторую дистанцию оборонительной линии. Первая же состояла из пятого, шестого, седьмого бастионов, ряда люнетов, редутов и других фортификационных сооружений. Территория бывшего пятого бастиона находится недалеко от площади Восставших. Она возникла в пятидесятых годах в связи с реконструкцией улицы Восставших, получив одноименное название в 1958 г.

В первую оборону города на этом месте возникло небольшое кладбище, на котором хоронили защитников Севастополя, погибших на пятом и шестом бастионах и прилегающих к ним укреплениях. К 1905 г. на нем установили каменный крест. Севастопольцы помнят, что еще в 1975 г. на площади, среди зелени, находился последний сохранившийся памятник этого кладбища — мичману И. П. Мессеру. При реконструкции площади надгробие снесли, перезахоронение не проводилось. Позже на Братском кладбище на Северной стороне слева от центральной аллеи установили новый памятник герою Севастопольской обороны.

Слева — здание бывшей тюрьмы, построенное в 1885 г. На нем установлены две мемориальные доски. Одна из них гласит, что на этом месте 18 октября 1905 г. солдаты охраны расстреляли демонстрацию рабочих, матросов и солдат, требовавших освободить политических заключенных. Прочитав вторую надпись, мы узнаем, что в этой тюрьме в 1907 г. отбывал заключение соратник В. И. Ленина В. А. Антонов-Овсеенко, направленный в Севастополь для подготовки восстания, а в 1903—1905 гг. А. С. Гриневский — будущий писатель-романтик Александр Грин.

Возле «тюремного замка», в центре сквера, разбитого в 1950—1951 гг., возвышается монумент защитникам пятого бастиона. Он сооружен к 50-летию первой Севастопольской обороны. Обелиск имеет много общего с памятниками защитникам четвертого бастиона и Язоновского редута. Вероятно, автором проекта этого памятника был также архитектор А. А. Кольб.

У кладбища Коммунаров

Пятый бастион входил в первую дистанцию оборонительной линии под командованием генерал-майора А. О. Аслановича.

К моменту высадки десанта в Крыму на бастионе стояла только казарма с закругленным фасадом. Такая же казарма сохранилась около первого бастиона. Ее спешно вооружили, установив 5 орудий внутри и 6 пушек на верхней платформе. В казарме устроили пороховой погреб. Командиром бастиона назначили капитан-лейтенанта 44-го флотского экипажа Д. В. Ильинского. Левее пятого бастиона был построен редут № 1 — Шварца, получивший название по имени командира лейтенанта М. П. Шварца. Улица, возникшая на месте этого укрепления, носит его имя. Редут, вооруженный 8 крепостными 12-фунтовыми пушками, имел важное значение, прикрывая пространство между четвертым и пятым бастионами. Впереди редута Шварца и пятого бастиона вырыли ров глубиной до 6 футов[70].

Перед рвом и по бокам укреплений насыпали земляные валы до 7 футов высоты и 6 ширины. Правый фас пятого бастиона укрепили, построив люнет № 7, которым стал командовать лейтенант М. Ф. Белкин.

5 октября 1854 г. грохот батарей союзников возвестил о первой бомбардировке города. На пятый бастион прибыл П. С. Нахимов. Как вспоминает очевидец, «ядра свистели около, обдавая нас землей и кровью убитых; бомбы лопались вокруг, поражая прислугу орудий»[71]. Нахимов, получив ранение, с окровавленным лицом, сам наводил орудия, разделяя опасность наравне со своими моряками.

Ядра противника разрушили парапет казармы, повредили стоящие наверху орудия. Из 39 человек орудийной прислуги 19 выбыли из строя. Артиллерийская дуэль, показавшая, что огонь русских артиллеристов не уступает неприятельскому, к вечеру прекратилась.

Потерпев неудачу 5 октября, французы стали сооружать новые батареи, рыть траншеи, приближаясь к русским укреплениям, пытаясь их охватить полукольцом. Чтобы обезопасить тыл бастиона, защитники в ноябре 1854 г. возвели редут, названный Чесменским по имени корабля «Чесма», моряки которого сооружали это укрепление. На месте редута с 1958 г. находится здание первой горбольницы. Впереди пятого бастиона вырыли волчьи ямы, положили доски с гвоздями. Один из моряков 39-го флотского экипажа изобрел превосходную защиту от штуцерных пуль неприятеля.

Над своей пушкой у амбразуры он повесил тросовые маты, которые штуцерные пули противника не пробивали. Его примеру последовали и другие артиллеристы. Назначенный начальником первой дистанции капитан 1 ранга А. А. Зорин, увидев эту защиту, приказал сделать такие щиты над всеми амбразурами пятого бастиона. Вскоре это изобретение переняли все защитники, а позже и противник. Щиты из канатов, изобретенные на пятом бастионе, явились прототипом броневых щитов современных артиллерийских орудий.

В период обороны широкое развитие получило и устройство ложементов (окопов), сыгравших большую роль в укреплении оборонительной линии. Первый ложемент заложили в ночь на 21 ноября 1854 г. впереди редута Шварца. С этого времени система передовых укреплений стала развиваться. Окопы рыли в два ряда: впереди находились стрелки, вторую линию занимали подкрепления. Неприятель был вынужден прекратить осадные работы и начать борьбу с развитием русской контрапрошной системы. Французы даже сформировали отряд добровольцев для нападения на ложементы. В апреле 1855 г. им удалось захватить окопы впереди редута Шварца. Чтобы обезопасить пятый бастион, было решено устроить плацдарм на Кладбищенской высоте, укрепить его батареями, заложить ложементы у Карантинной бухты и соединить их между собой. Для этих работ назначили Подольский и Варшавский полки и два батальона Житомирского полка под общим командованием С. А. Хрулева. В ночь с 9 на 10 мая защитники захватили Кладбищенскую высоту. Французы, озадаченные неожиданным появлением русских, попытались выбить их с этого плацдарма. Несколько раз укрепления переходили из рук в руки. Хрулев ввел в бой подкрепление — семь рот Углицкого полка, два батальона Минского полка и закрепился на высоте. Ложементы у Карантинной бухты остались у французов. В этом бою получил смертельное ранение майор Житомирского полка Эраст Агеевич Абаза, талантливый музыкант, автор известного романса «Утро туманное», написанного на слова И. С. Тургенева.

В мае 1855 г. впереди пятого бастиона погиб и командир третьего саперного батальона Николай Константинович Зацепин, опытный военный инженер и замечательный художник. Газета «Одесский вестник», сообщая о гибели Н. К. Зацепина, писала: «Он был… почетным вольным общником Императорской Академии художеств, от которой несколько раз получал поощрительные награды. На выставке академии 1853 г. картина „Монастырки на клиросе“ обратила на себя общее внимание. В картине много жизни, теплоты»[72].

В те дни численному преимуществу завоевателей, их превосходству в вооружении защитники противопоставляли удаль и мужество, инициативу и находчивость — неотъемлемые черты русского народа.

Большие потери понесли защитники пятого бастиона. Чтобы сберечь человеческие жизни, командир Полтавского полка полковник князь С. С. Урусов, один из лучших шахматистов России, чемпион Москвы и Петербурга предложил сыграть партию в шахматы с любым из осаждавших Севастополь на траншеи перед пятым бастионом. Начальник Севастопольского гарнизона Д. Е. Остен-Сакен не сомневался в его победе, но все-таки отклонил предложение храбреца. От солдат, матросов и офицеров не отставали и жители Севастополя. Вблизи редута Шварца, на батарее Г. Н. Забудского (на этом месте сейчас площадь Пирогова), вместе с матросом 2 статьи 37-го флотского экипажа Тимофеем Пищенко сражался его десятилетний сын Николай. 27 марта 1855 г. отец погиб. Коля попросил разрешения перейти на редут Шварца, состоять при кегорновых мортирах. По свидетельству очевидца: «Это самый знаменитый громовой редут нашей второй линии, от него очень близки неприятельские батареи, а траншея всего только в шагах 70–80. Из этой траншеи французы бросают в редут из небольших мортирок небольшие же бомбы и гранаты (1/4-1/2 пудового калибра), причиняющие нам очень большие потери. С нашей стороны на редуте действуют в неприятельскую траншею девять тоже маленьких кегорновых мортир, также не любящих шутить во французской траншее»[73]. Находясь при них безотлучно день и ночь и подвергаясь постоянным опасностям, Коля Пищенко, несмотря ни на какие убеждения, не хотел расставаться с означенными мортирами, говоря: «Маркелами[74] заведую, при них и умру».

Один из участников обороны писал: «Он мстит врагам за смерть своего отца и бомбы Николкиной батареи в неприятельской траншее страшнее и гибельнее пушек великанов. Можно долго любоваться Николкой, когда он с фитилем в руках беспрестанно снует от одной мортирки к другой, ловко прикладывая фитиль к затравке, его дядька, старый служивый моряк-артиллерист, не поспевает заряжать за ним»[75]. Узнав от командира редута лейтенанта Д. С. Ханджогло о юном герое и исключительной меткости его огня, главнокомандующий русской армией князь М. Д. Горчаков наградил Николая Пищенко серебряной медалью «За храбрость» и приказал отправить его в Петербург в школу кантонистов. Позже медаль заменили на знак отличия Военного ордена. Когда юный бомбардир уезжал в столицу, ему еще не исполнилось одиннадцати лет, но он имел за плечами одиннадцатилетний стаж воинской службы. Указ царя о том, что месяц сражений во время обороны засчитывать за год, распространялся и на Николая Пищенко.