Тайное становится явным - Питер Чейни

– Вы разве не американец, Винди?

– Какой черт американец? Я канадец. Я там родился. И моя мать тоже. Хотя я много лет провел в Штатах. Я там работал в одном сыскном агентстве до тех пор, пока какой-то парень не пристрелил помощника Слима Монти Келлза. Он тогда прислал мне телеграмму и я приехал сюда.

– А почему вы его зовете Слим[1]?

Николз улыбнулся.

– А он такой. Его вынуждают быть таким. Он через все что хочешь может пройти насквозь или обогнуть, или подлезть снизу. Есть только одна вещь, где его можно подловить, – Николз сделал мрачную мину, – и это меня сейчас сильно беспокоит…

– Я бы заказала кофе. – Она стала снимать перчатки. – Пожалуйста, скажите мне, Винди, – промурлыкала она ангельским голосом, – что вас беспокоит.

Николз посмотрел в окно. На его лице появилась озабоченность, смешанная с некоторым сомнением. Николз был очень хорошим актером. Это качество могли распознать в нем немногие, а если и распознавали, то было уже слишком поздно.

Он посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом и затем серьезно произнес:

– Кларисса, я очень привязан к Слиму. Для этого парня я могу сделать все, что угодно. Для меня он самый лучший малый в мире… и я просто не хочу, чтобы ему было плохо.

Большие глаза Клариссы стали еще больше. Она сложила ладони и перегнулась через стол.

– Но это же чрезвычайно интересно. Я заинтригована. Пожалуйста… скажите мне… кто собирается причинить вред мистеру Калагэну?

Николз глубоко затянулся табачным дымом, медленно выпустил его из уголка рта и спокойно произнес.

– Это можете быть вы…

– Боже! – воскликнула Кларисса, – как здорово! А почему это могу быть я?

Николз затушил сигарету решительным жестом. На его лице было выражение человека, принявшего окончательное решение, и, смотря ей прямо в глаза, очень медленно он произнес:

– Кларисса,… Я хочу вам кое-что сказать. Но если вы меня когда-нибудь выдадите, то я перережу ваше симпатичное горлышко от уха до уха. Слим без ума от вас. Вам понятно? Как только он увидел вас вчера вечером, он сразу же потерял голову. А вы имейте в виду, что к этому парню женщины липнут, как мухи, а он просто не обращает на них внимания. Когда дело касается женшин, он как холодильник. Поэтому, если ему понравилась какая-нибудь женщина, то она от счастья должна поднять на мачту все флаги и дать в свою честь салют наций.

Он грустно пожал плечами.

– Может быть, мне и не следовало бы ничего говорить, – продолжил он, – но я несколько обеспокоен. Видите ли, когда он сегодня утром сказал, что собирается отказаться от этого дела…

Кларисса перебила его:

– А почему он собирается это сделать?

– Он говорит, потому, что не может найти никаких зацепок. Но я в это не верю. Я думаю, что это из-за вас. Я наблюдал, как он смотрел на вас вчера вечером после того, как вы вернулись из Ярд Армза и наливали нам чай. И я все понял.

Внезапно он замолчал и принялся рассматривать пирожные в витрине. Краешком глаза он следил за Клариссой и с удовлетворением заметил, что ее взгляд потеплел.

– Он не должен отказываться от этого дела, Винди. Он просто не должен этого делать. И вам не следует беспокоиться за меня. Я не могу сделать ничего такого, что бы могло повредить ему. Я никак не смогу это сделать. Я не такая, и кроме того… я думаю, что он ужасно милый. Как только я его увидела, я подумала, что он пугающе хорош. У него такой отсутствующий взгляд. Ну, вы знаете, Винди?

– Я знаю, тихо произнес Николз, а сам подумал: "Боже… Слим опять оказался прав. Она клюнула на все это".

Он накрыл ладонями ее лежащие на столе руки и серьезным голосом произнес:

– Кларисса, я доверяю вам… запомните. Если вы причините какой-нибудь вред Слиму, я лично перегрызу вам горло, если он не сделает это первым…

Кларисса потрогала горло рукой. Она счастливо улыбалась. Николз, глядя на нее, подумал:

– Черт… кажется, ей нравится, что ей перережут горло.

– Все это просто удивительно, Винди, я сделаю все, чтобы помочь. Просто все, что возможно…

Николз посмотрел в окно. На улице из своей машины выходил

Калагэн.

– А вот и он, – удивился Николз. – Нам лучше сделать вид, что мы встретились здесь случайно.

Когда вошел Калагэн, он быстро заговорил:

– Забавная вещь, Слим. Мисс Вендейн только что подошла выпить чашечку кофе. Может быть, ты хочешь поговорить с ней. А я хочу сходить поглядеть на Слаптонские пески. Мне сказали, что там великолепно ловятся щуки. – Он бросил быстрый взгляд на Калагэна, незаметно подмигнул и продолжил. – Мне говорили, что рыба клюет там на все, на любую приманку. Я с вами еще увижусь, – сказал он.

Посмотрев долгим взглядом на Клариссу, он встал из-за стола и ушел.

Калагэн заказал кофе. На нем был серый фланелевый костюм, желтовато-серая шелковая рубашка и коричневый галстук. Кларисса поймала себя на том, что смотрит на его губы, думая, что они были очень подвижными.

– Слим, – произнесла она. – Я буду звать вас Слим, а вы зовите меня Кларисса. Я хочу, чтобы вы знали, что я бы очень хотела сделать все, что могу, для того, чтобы помочь вам. Увидев вас, я сразу почувствовала, что мне хочется сделать все, что я смогу… Вы понимаете?

Калагэн смотрел на нее. Он казался взволнованным. Все черты его лица показывали, что им владеет почти безнадежное чувство.

– Кларисса, – шепнул он. – Вы чудо. Как только я вас увидел, я понял, что вы совсем не та, кем кажетесь. Да, не та. Во всяком случае, я почувствовал, что вы поможете мне. Кронечно, это будет трудно, но…

– Ничего нет трудного. Мы сами создаем трудности, – возразила она.

Он улыбнулся ей (несколько лет у него ушло на тяжелую работу по совершенствованию этой улыбки), положил свои руки на ее и пробормотал:

– Давайте поговорим, Кларисса.

Калагэн сидел на выкрашенной зеленой краской садовой скамейке, стоявшей у подножья нижней террасы. В пятидесяти футах от него, с другой стороны от цветочной клумбы, Николз, одетый в пестрый свитер, на миниатюрной площадке для игры в гольф тренировался загонять мяч в лунку. Через плечо Калагэн мог видеть Эсме, которая, сидя на крытом балконе, примыкавшем к окнам столовой, читала книгу. Он подумал, что ей, наверное, не совсем удается сконцентрироваться на этом занятии.

Калагэн закурил сигарету, встал со скамейки и пошел по покрытой плиткой дорожке, вьющейся среди лужаек. В конце дорожки он остановился, устремив взгляд в сторону видневшегося за зелеными полями моря.

Из боковой двери дома появилась Одри Вендейн и быстро стала спускаться по лестнице, которая параллельно дорожке вела к подножию между террас. Калагэн повернулся и пошел ей навстречу.

На ней был сероватых тонов шерстяной костюм. Калагэн заметил, как в ее непокрытых волосах под лучами полуденного солнца вспыхивали рыжеватые блики.

– Как бы мне не хотелось этого делать, – произнесла она резким тоном, – но я вынуждена извиниться перед вами. Сегодня с утренней почтой я получила триста фунтов, которые вы перевели на мое имя из Ньютон Аббот. Полагаю, что все это время вы ожидали, извинюсь ли я перед вами.

– Более или менее, – он улыбнулся. – Но меня это не очень волновало.

– Полагаю, что это было частью вашей тактики: не сказать мне, когда мы вчера разговаривали с вами, о том, что вы вернули деньги. Думаю, это дало вам чувство превосходства.

– Да, и очень сильное, – сказал Калагэн.

Он загасил сигарету и выбросил окурок к краю дорожки.

– Как чувствует себя майор? – спросил он. – У вас есть какие-нибудь новости?

Она кивнула.

– Ему лучше. Но ему нужен абсолютный покой и отдых. Я рада, что его здесь нет. – Ее улыбка была циничной.

– По-моему, это указывает на то, что здесь вы не рассчитываете ни на покой, ни на отдых.

– Честно говоря, я ни в чем не уверена, пока вы находитесь здесь, мистер Калагэн. И в некотором роде я рада, что у моего отца случился приступ. По крайней мере он теперь не будет волноваться.

Он посмотрел на нее: ее глаза приобрели глубокий голубой цвет и были спокойны.

– Полагаю, вы вернете эти три сотни нашему приятелю Габби, – поинтересовался он. – Могу поспорить, что он обрадуется, если они снова к нему вернутся. Он, вероятно, заинтересуется что с ними произошло. Эти три сотни, словно забавный бумеранг, оказались намеком на некие тайны.

– Габби, как вы его называете, не является моим приятелем, – холодно отрезала она. – Если я решу возвратить деньги, то верну их тому, кто мне их одолжил. Во всяком случае, я не вижу, какое это имеет отношение к вам.

– Ну, это вы еще увидите, – ответил Калагэн.

Она собиралась что-то сказать, но сдержалась, повернулась на каблуках и направилась к дому.

Калагэн закурил и через лужайку направился к Николзу, который старался загнать мяч в лунку.