Путешествие в Лилипутию - Джонатан Свифт

Сравнивая поведение человека с поведением всех остальных особей тварного мира, живущих вокруг нас, нельзя не заметить, что они не производят над собой подобных экспериментов, не укрощают плоть и не возвышают дух, даже не ходят в церковь и не соблюдают постов, а живут себе в счастье и довольстве, разводя потомство и не думая о бессмертии. Только человек ищет путь к Богу, будто земля ему не дом родной, и будто именно его плоть – главное препятствие на этом пути.

А ведь так было далеко не всегда – плоть воспевали, плотью гордились и в некотором смысле сделали ее бессмертной. Я имею в виду многочисленные образцы греко-римской скульптуры, дошедшей до наших дней. И разве не восхищались наши пращуры, населявшие солнечные берега Средиземноморья, одновременно и мужским и женским, активно любя и то и другое в зависимости от настроения и из душевной прихоти, возникающей по закону контраста… Разве не украшает наши дворцы и гостиные символ мужеской красоты – бюст юноши Антиноя, не того, что верховодил женихами Пенелопы и был убит первой же стрелою вернувшегося Одиссея, а другого, что был любимцем царя Адриана и по слухам утонул в реке Нил?

Впрочем, я отвлекся...

Дни мои проходили довольно однообразно (полагаю, что читатель уже догадывается, что я имею в виду под словом «однообразно»), если не считать редких праздников, которые устраивали Их Императорские Величества. Об одном из них я и хочу рассказать.

Лилипутские праздники – давняя традиция. Их не так уж много – три-четыре на каждые двенадцать лун. Праздники эти установлены в честь памятных дат лилипутской истории. Тот, о котором пойдет речь, знаменует событие многолунной давности, когда Великий Основатель учредил могущественное лилипутское государство. Лилипуты в этот день толпами выходят на улицы, а власти устраивают зрелища и бесплатные раздачи.

Я был приглашен лично Его Императорским Величеством и заранее явился на центральную площадь, образованную с одной стороны императорским дворцом, а с другой – зданием, где проходили заседания Государственного совета, который должен был сыграть немаловажную роль во всей истории моего пребывания в Лилипутии.

Проводя время в ожидании, я сидел на специально для меня приготовленном сиденье, представлявшем собой несколько сколоченных воедино стволов самого распространенного лилипутского дерева.

Я сидел, ведя светскую беседу с фрейлинами, которые расположились поблизости от меня на специально по случаю праздника сооруженных подмостках. Время от времени я вставал и осторожно (дабы никому не причинить вреда) делал несколько шагов, чтобы размять ноги, потом снова садился и снова с удовольствием предавался беседе с прелестницами, многих из которых я имел счастье знать лично.

Я встал, когда появились император с императрицей, и отвесил им почтительный поклон. Император махнул мне в ответ пальчиком, а императрица метнула в мою сторону взгляд, каким она могла бы смерить бегемота, неожиданно ввалившегося к ней в спальню. Понять не могу, чем я так насолил императрице, которая прежде вроде бы питала ко мне материнские чувства, как то и долженствует монархине по отношению ко всем ее верным подданным.

Как бы то ни было, но наконец все расселись на отведенные им места, толпа простых горожан разместилась чуть поодаль, и заиграла музыка.

Праздник начался с парада императорского войска. Прошли, чеканя шаг, гвардейцы Его Величества, затем проскакала кавалерия, оставив за собой облако пыли, потом промаршировали моряки – самое привилегированное сословие лилипутских военных, потому что флоту император уделял особое внимание, ввиду болезненности этого вопроса для Лилипутии, о чем я уже имел случай сообщить читателю.

Потом начались выступления артистов – главным образом это были танцы, исполнявшиеся хорошенькими лилипуточками под музыку, и оживленные комментарии мужской части общества, которая, ничуть не стесняясь своих жен, обсуждала достоинства исполнительниц. Впрочем, я уже достаточно знал о нравах, царящих в лилипутском обществе, а потому вовсе не был удивлен происходившим.

Ближе к вечеру устроили фейерверк, который и стал причиной несчастья. Одна из хлопушек угодила в окно императорского дворца – прямо в супружескую постель Их Величеств. Вскоре запахло гарью, потом в окнах появились клубы дыма, взметнулось вверх пламя.

Надо сказать, что при обустройстве дворца архитекторы не озаботились проведением к нему от морского берега канала, который в таких ситуациях стал бы спасительным средством. В реальности же ближайший водоем располагался на расстоянии ста шлипунгов (около пятидесяти ярдов), что для лилипутов является немалой дистанцией. Слава Богу, что я оказался поблизости.

Я принял единственно верное в той ситуации решение, пусть многие потом и осуждали меня за него. В тот день я выпил немало лилипутского эля, а потому давно уже ощущал давление на свой мочевой пузырь. Не хочу сказать, что этот пожар оказался как нельзя для меня кстати, но я одним выстрелом убил двух зайцев: во-первых, облегчился, а во-вторых, предотвратил катастрофу, грозившую уничтожить весь императорский дворец.

Правда, при этом произошла одна неприятность, вину за которую приписывают мне. При виде моего естества на площади раздался словно бы вздох, и все бывшие в поле зрения лилипутки попадали в обморок. (Хотя я и полагал, что мой детородный орган в невозбужденном состоянии не окажет на них такого воздействия. Правда, потом мои враги утверждали, что он был возбужден, а я, таким образом, явился злостной причиной возникшей паники и давки. Но это ложь чистейшей воды. Сомневающихся приглашаю попробовать помочиться – а именно для этого я ведь извлек свой детородный орган из штанов – в возбужденном состоянии. Должен к сему добавить, что среди попадавших было немало и лилипутов мужеского пола, однако я не стал бы объяснять их реакцию принадлежностью к лилипутскому племени старадипов: просто зрелище, которому они были свидетелями, многим из них, владеющим всего лишь тонюсенькой соломинкой, могло показаться устрашающим.) Вся площадь на несколько мгновений превратилась в некое подобие поля битвы – всюду лежали бездвижные – и в основном женские – тела, а бывшие при них лилипуты-мужчины пребывали в не менее жалком состоянии, поскольку, с одной стороны, при виде того, что им открылось, прониклись сознанием собственного ничтожества, а с другой, – не знали, как привести в чувство своих любезных жен и подружек.

Здесь я должен оговориться. Сказав чуть выше «все бывшие в поле зрения лилипутки попадали в обморок», я погрешил против истины. Были и такие, кто остался стоять на ногах и даже не изменился в цвете лица. Такое разделение прекрасного лилипутского пола на падающих в обморок и не падающих в обморок имело только одно объяснение. И я полагаю, вдумчивый читатель уже догадался, в чем оно состоит. Какие неожиданные (но, тем не менее, вполне предсказуемые) последствия это имело для меня и для оставшихся на ногах читатель вскорости узнает. А пока нам пора вернуться на площадь.

…Через несколько мгновений упавшие начали открывать глаза, но тут – новая беда. Я уже говорил о чувствительности лилипутского племени к разного рода резким запахам и звукам, которые, с нашей точки зрения, отнюдь не столь ужасающие, какими их воспринимают нежные лилипутские носы или уши.

Я тем временем продолжал действия по тушению разбушевавшегося огня, и к зрелищу, которое только что произвело на толпу столь удручающее воздействие, добавилось шипение заливаемого струей огня и зловоние, которое даже мне ударило в нос, хотя я и был отдален от его источника на расстояние в двенадцать раз большее, чем все остальные присутствовавшие. Император и императрица со свитой на своем помосте напротив дворца подоставали надушенные платки и заткнули ими носы.

Тем временем разбушевавшееся пламя было моими стараниями укрощено, и в пришедшей в себя толпе даже раздались аплодисменты. Я, правда, не знал, то ли отнести их на свой счет, вернее, на счет моего причинного места, которое произвело столь сильное впечатление, то ли на счет моих эффективных действий по пресечению разбушевавшейся стихии. Я раскланялся, заправляя в штаны тот орган, который помог мне победить огненную стихию, и испытывая некоторую неловкость, вполне объяснимую при моем застенчивом характере.

Я хотел было вернуться на свое седалище близ императорских подмостков, но тут понял, что последние гудят, как растревоженный улей.

Присмотревшись, я увидел картину, по зрелому размышлению совершенно естественную (если бы ситуация с пожаром не требовала от меня немедленных действий, а дала бы возможность поразмыслить и не принимать решения импульсивно, то я вряд ли бы сделал то, что сделал, именно потому, что реакция публики была вполне предсказуемой и с головой выдавала ее): часть благородных дам, хотя и весьма незначительная, все еще пребывала в обмороке, а другая – гораздо более многочисленная – хотя и в добром здравии, имела вид довольно экстраординарный, поскольку им приходилось выслушивать своих мужей, которые, вращая глазами и вытягивая шеи так, что, казалось, вот-вот готовы выскочить из своих мундиров, что-то грозно им выговаривали.