Том 22. Коварная красотка. Обуреваемый страстями. Рыжая-бесстыжая. Клоун - Картер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе действительно стоит хлебнуть, — сказала она, орудуя возле бара. — Ты весь на взводе. Это от перенапряжения.
— Да, жизнь такая пошла: труп за трупом, — согласился я.
— Я имею в виду перенапряжение глаз. — Она обернулась ко мне с бокалом в руке и легкой улыбкой на лице. — Тебе нет нужды рассказывать мне, зачем ты пришел, — проворковала она. — Я уже угадала.
— Полюбоваться подвеской? — устремил я на нее полный вожделения взгляд.
— Ненавижу одежду, — сказала она.
— Я тоже ненавижу твою одежду, — поддержал я ее. — Почему бы нам ее не снять и не выбросить — пусть знает, как волочиться за таким прекрасным телом и мешать другим любоваться им!
— По-моему, — предусмотрительно сказала она, — тебе лучше посидеть спокойно и выпить свое виски. Я могу оценить мужские достоинства, но не в таком же количестве и не так быстро!
«Ну вот мы и договорились, — подумал я. — Терпение, Уилер». Я сел на край дивана, а она внимательно следила за мной с другого его конца — предосторожность на случай, если я вдруг закушу удила.
— Я читала в утренних газетах об убийстве бедняжки Лили, — сдержанно сказала она. — Это ужасно! Как все произошло?
Я вкратце рассказал ей, как меня чуть не обвинили в убийстве и как потом появился Паркер с данными лабораторных исследований оружия и другими деталями, снимающими с меня подозрение.
— А что Луис? — спросила Грета. — Как она это вынесла?
— Она собирается все рассказать, но только перед присяжными. А пока она скрывается и четверо здоровых парней только тем и заняты целый день, что сидят и смотрят, как бы с ней чего-нибудь не случилось.
— И это означает конец Мартина Гроссмана? — резким голосом спросила Грета. — Никогда раньше не думала, что буду кого-то ненавидеть так, как ненавижу его после того, что случилось с Лили. Надеюсь, его отправят в газовую камеру!
— И такое может случиться, — согласился я. — Когда на него крепко надавят, помощники, которых он нанял и щедро оплачивает, начнут громко вопить, а потом бросят его одного как раз под занавес.
Я допил виски и почти автоматически протянул ей пустой бокал.
— Сам приготовишь, — холодно произнесла она.
— Я налью, если мы опять заключим договор, ладно? — с надеждой посмотрел я на нее.
— Не беспокойся! — Она быстро поднялась и понесла бокалы к бару. — Мне кажется, что сжигающий тебя жар нужно — еще немного притушить.
Минутой позже она вновь сидела на диване, а у меня в руках была новая порция виски.
— Благодарю, — проговорил я обиженно. — Я вспомнил, что хотел задать тебе один вопрос: что здесь делает этот тип, черт подери?! Лейн! Да еще в такой безумной рубашке!
— Дуглас? — спокойно сказала она. — Он здесь живет.
Я даже опустил бокал, вместо того чтобы поднять его, а это значило, что меня здорово задели.
— Грандиозно, — бесстрастным тоном вымолвил я. — Он здесь живет, только и всего? Видимо, и вчера ночью, когда я звонил, он был здесь?
— Конечно.
— И ты сидишь, — я бросил на нее мрачный взгляд, — и спокойно сознаешься, что он живет здесь с тобой?
Грета рассмеялась:
— Но ты ведь сам прекрасно понимаешь, Эл. Нет никакого повода для беспокойства: с его точки зрения, я воплощаю образ матери. В жизни Дугласа женщины делятся только на два типа — матери и сестры. С ним я в такой же безопасности, как с незамужней тетей. Может, даже в большей.
— Пожалуй, ты права, — рассудительно согласился я. — Просто, когда он открыл мне дверь, это было очень неожиданно.
— Не волнуйся зря, Эл. Наслаждайся своим виски и постарайся расслабиться.
— По крайней мере, виски мне действительно доставляет удовольствие, — ответил я, и тут мне в голову пришла блестящая идея: — А почему бы нам не двинуть ко мне? Ты послушаешь мою вертушку, а это — нечто фантастическое, говорю тебе.
Она задумалась на пару секунд.
— Мне нужно одеться.
— Совсем не обязательно, — возразил я. — Брезентовая крыша над моим «хили» уже натянута, словно парус.
— Ну хорошо, — без особого энтузиазма согласилась она. — Но я рассчитывала, что сегодняшнюю ночь мы проведем здесь.
— Что может быть лучше музыки? — решительно продолжал я. — Тебя унесет в другой мир. Музыка умиротворит и успокоит неукротимые порывы. Или, напротив, возбудит их. Ты устремляешься на крыльях мелодии далеко-далеко… Что ты сказала?
— Я сказала, что собиралась остаться с тобой здесь, — повторила она.
— И все? Кажется, там было еще одно слово.
— Ладно, — тяжело вздохнула она. — Я сказала «проведем ночь».
— Ты просто гений! — любовно воскликнул я. — У тебя истинный дар видеть главное, солнышко! И не замечать мелочей! Кто же, черт возьми, захочет сидеть и слушать всю ночь тоскливый скрип заезженных пластинок? Когда невозможно расслышать ни слова, даже собственного, потому что музыка гремит со всех сторон! Ты так права! Давай останемся здесь. — И я нежно погладил диван для пущей выразительности.
— О? — Грета с невинным видом подняла брови. — Я сказала «ночь»? Господи, какая же я глупая! Я имела в виду вечер…
— Красота мелодии, ритма, музыкальной фразы, — ледяным тоном перечислял я, — на классной аппаратуре воспроизводится с такой поразительной точностью…
— Хорошо, хорошо, — сдалась она. — Не стоит так напирать, Ромео, я согласна на первый вариант!
— Вот теперь ты хорошая девочка, — одобрил я. — Вот теперь одно удовольствие тебя слушать.
— Ты собираешься меня слушать всю ночь? — с любопытством спросила она. — Уж не принимаешь ли ты меня за проигрыватель?
Я придвигался по дивану все ближе и ближе к ней, пока расстояние между нами не сократилось настолько, что дальше двигаться было некуда — разве что к ней на колени. Я бы не стал возражать против этого, но сто восемьдесят пять фунтов[4] Уилера было бы, пожалуй, для нее несколько тяжеловато.
— Все декорации для великолепного спектакля у нас уже готовы, — бормотал я, в то время как моя рука обняла ее за плечи и прижала так, что я почувствовал полноту ее упругих грудей. — Мягкий свет, удобный диван, хороший бар. Одна лишь маленькая деталь, солнышко. Нельзя ли запереть дверь на случай, если Дуглас забредет сюда, чтобы сказать «спокойной ночи» своему материнскому образу?
— Он достаточно хорошо воспитан, — тихо сказала она, — но я, так и быть, закрою дверь, если тебя это беспокоит, милый. Я не хочу, чтобы тебя что-нибудь отвлекало.
Она поднялась с дивана, прошла к двери и заперла ее. Затем вернулась, постояла несколько секунд, глядя на меня, и стала медленно снимать кимоно, лениво поводя плечами, — нежный шелк струился вниз вдоль ее прекрасного тела и улёгся на полу в живописном беспорядке.
Теперь на ней остались только черные шелковые трусики, малюсенькие, как бикини. В мягком, приглушенном свете ее кожа излучала теплое сияние. Она наклонилась ко мне, и я увидел бриллиантовую подвеску, покачивающуюся в глубокой впадине между грудями. Я обхватил ее за талию, притянул к себе, руки мои заскользили вниз по крутой линии бедер…
Дрожь внезапно пробежала по телу Греты, глаза зажглись зеленым огнем.
— Не будь таким нежным, Эл, — прошептала она. — Я не вынесу нежности…
Глава 9
Миновало два дня — два прекрасных, ленивых дня, не занятых ничем, и этим «ничем» мы занимались вместе с Гретой. Официально я все еще был разжалованным лейтенантом. Но Грета находилась рядом. И печалиться у меня не оставалось времени.
В первый день вечером я познакомил ее со своей вертушкой, и они подружились. Даже слишком подружились — выходило всегда так, что каждая пластинка играла для нее вдвое дольше, чем я рассчитывал. А две долгоиграющие пластинки не кончались, как минимум, две недели! Я дошел до того, что стал серьезно подумывать об увечье, даже смертельном, для моей вертушки.
В середине следующего дня мне позвонил помощник окружного прокурора.
— Заседание назначено на послезавтра, — сообщил он.
— Прекрасно, — сказал я. — Все идет по плану?
— Кажется, да, — ответил Брайен. — Одно только меня тревожит, Уилер, и я надеюсь, вы сможете мне помочь.
— Я, конечно, постараюсь, — пообещал я.
— Речь идет о Луис Тил, — пояснил он. — Я за нее очень беспокоюсь. Я не имею в виду ее безопасность, уверен, что в этом смысле все в порядке: домик судьи — надежное место, и охраняющие ее люди внушают полное доверие. Меня тревожит ее настроение. Я виделся с ней сегодня утром, она в очень угнетенном состоянии, совершенно замкнулась в себе. Естественно, она все еще оплакивает свою сестру, но боюсь, если в ближайшее время не предпринять чего-нибудь, чтобы вывести ее из депрессии, она может… ну, вы понимаете, что я имею в виду?