Скандальная связь - Джанет Маллани

Его подопечный, прищурившись, изучает резьбу.

— Так и есть, сэр, смотрите, вот лиса среди виноградных лоз, а здесь вот лилии и яблоки.

— Как вы, наверное, уже заметили, мотивы резьбы взяты из Песни песней Соломона, — произносит знакомый голос.

Голос-то, конечно, мне хорошо знаком, но вот женщина, которая в этот момент спускается по лестнице, преобразилась до неузнаваемости. Непокорные черные кудри убраны под чепец, платье и короткий шерстяной жакет обозначают грудь разве что намеком. Сама скромность и благородный шарм.

Она делает реверанс лорду Шаду, который представляет ее сначала своим подопечным, а потом и мне. Меня она удостаивает вежливой улыбки и реверанса, как будто мы видимся впервые в жизни.

Джон кланяется и смотрит на нее с благоговением. Она ласково улыбается ему, потом разворачивается к его сестре и берет ее за руки:

— Ах, лорд Шаддерли не говорил, какая ты прелестная юная леди. А какая высокая! Но леди Шаддерли упоминала, что ты поешь и любишь музыку. Я буду тебе аккомпанировать — леди Шаддерли сокрушалась, что совсем разучилась играть.

Оживленно о чем-то болтая, они удаляются рука об руку.

— Какая она красивая! — восклицает Джон и заливается густым румянцем.

— Что правда, то правда. — Лорд Шад провожает долгим взглядом волчицу в овечьей шкуре. — Но боюсь, тебе придется заниматься с преподобным отцом Диммоком.

— Без Амелии с ним будет вообще скукота, — жалуется Джон. — Все равно не понимаю, почему она не может ходить со мной на уроки?

Мы входим в гостиную.

— Викарий Диббл, — говорит леди Шад. Она сидит на диване, а новорожденная Гарриет сосет грудь.

— Что викарий Диббл? — спрашивает Амелия.

Лорд и леди Шад переглядываются. Миссис Марсден (миссис Марсден, ха!) взяла на себя обязанности хозяйки и теперь разливает чай. Мне кажется, или ее рука дрожит, когда она подает мне чашку? Моя, когда я принимаю ее, дрожит точно.

— Викарий Диббл посвятил тебе любовное стихотворение на латыни, — говорит лорд Шад, помешивая ложечкой чай. Джон нашел его в своем экземпляре Светония. Это неприлично. Какое счастье, что ты его не видела, а Джон — не понял.

— Нет, сэр, я понял, хотя он и налепил грамматических ошибок. Я его перевел для вас.

Амелия морщится:

— Викарий Диббл? Он похож на рыбу, у него такие же вывернутые губы. И насколько я помню, он ни разу в жизни мне и слова не сказал.

Малышка Гарриет с громким чмоканьем отрывается от материнской груди, и леди Шад тянется за куском хлеба с маслом.

— Сомневаюсь, дорогой, что викарий намеревался развратить ее.

— В таком случае ему следовало обратиться к ней как к честной девушке, — заявляет лорд Шад. — Ты роняешь крошки ребенку на голову.

— А вдруг мисс Прайс горит желанием изучать классическую филологию? — вопрошает миссис Марсден. — Увы, мои познания в этой области крайне скудны.

— Джон и сам может ее обучать. Ему это пойдет на пользу, — говорит лорд Шад.

А почему никто не спрашивает меня, хочу ли я учить латынь и греческий? — подает голос Амелия. — Я даже не знаю, зачем они мне, более того — зачем они Джону, хотя, очевидно, джентльмену они необходимы, чтобы преуспеть в профессии. Но я бы с удовольствием позанималась с Джоном.

Она выглядит обеспокоенной. Амелия может сидеть в гостиной, но ее положение в доме, так же как и положение ее брата, очень неопределенное. Она молода и красива, у нее есть карманные деньги — она подрабатывает птичницей, — и хотя официально является дочерью кучера мистера Прайса и его супруги, всем известно, что она незаконнорожденная дочь — и чья именно, тоже все знают. Брак е викарием или управляющим вроде меня — это предел мечтаний для нее, если только лорд Шад не назначит ей какое-нибудь приданое. А что до профессии… Я вспоминаю собственную высокопарную речь, обращенную к Софи, и ерзаю на месте.

— А вы, Бишоп, что думаете? — долетает до меня вопрос лорда Шада.

— Простите, что?

— Я спросил, какого вы мнения насчет образования для женщин?

Должно быть, это самый подходящий момент, чтобы загладить свою вину перед Софи, хотя я ума не приложу, как это сделать, не краснея и не выставляя себя полным идиотом или и того хуже — лицемером.

— Я к нему очень положительно отношусь, милорд. Моя матушка говорит, что, научившись читать и писать, она стала той, кем она сейчас является, что именно знания дали ей возможность подняться по служебной лестнице. Но она получила образование не потому, что таково было ее право или желание, а потому только, что ее отец хотел видеть дочь просвещенной.

— Я так понимаю, ваш дед — выдающийся человек, — говорит лорд Шад. — Он, наверное, и сам был образованным человеком?

— Он был благородного происхождения. Мать моей матери была его рабыней.

Ну вот, в порядке искупления мне пришлось открыть постыдные тайны своего происхождения.

За столом воцаряется молчание. Его со странной смесью теплоты и неловкости прерывает леди Шад:

— Бишоп, подержите малышку? Хочу выпить чаю. — Она передает мне Гарриет и смотрит на меня с нескрываемым любопытством. — А по вам не скажешь, что вы черный.

Я беру на руки прелестную Гарриет. Она нежно воркует.

— Я пошел в отца, мэм, — признаюсь я.

— А, тогда понятно. А знаете, Бишоп, вам самое время заводить своих — я имею в виду детей. Вероятнее всего, не все они будут черными.

— Мэм, — вмешивается лорд Шад, — оставьте человека в покое, и Бога ради, хватит рассуждать о его будущих отпрысках. У вас что, совсем нет чувства такта?

— Если и есть, Шад, то совсем чуть-чуть, вы должны были уже это понять. Я вспомнила о котах с кухни. У нас был рыжий кот, который устраивал засады на дверях, прыгал оттуда на голову и таким образом сильно нас пугал. Не все его котята были рыжими. Вот я и подумала, что у Бишопа…

— Но моя мать не «синий чулок». — Леди Шад уже рассуждает обо мне, как о племенном жеребце, и я спешу это прервать. — Она не умеет вести бухгалтерию и читает только модные журналы, но она очень решительная, энергичная и здравомыслящая женщина. Я списываю это на счет образования.

— Надеюсь, я вас не обидела. — Леди Шад накрывает ладонью мою руку.

— Не сильно, мэм. Мы обмениваемся улыбками.

Гарриет у меня на руках громко рыгает.

— Я не желаю выставлять себя последним дураком, вызывая на дуэль собственного управляющего, — заявляет лорд Шад. — Поэтому прошу вас, мэм, хватит нежностей. — Он обращается к миссис Марсден (теперь я думаю о ней как о миссис Марсден, по крайней мере пока она находится в этом доме, что, я надеюсь, продлится не дольше часа) и, к моему ужасу, говорит: — У Бишопа с леди Шад в некотором роде отношения интимные. Он принимал у нее роды.