Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза» - Сергей Захаревич

Жуков мог написать доклад с помощью своего начштаба, а мог не писать его вообще, а воспользоваться плодами творчества Ивана Христофоровича. Это вовсе не означает, что командующий КОВО не смог бы написать его сам. Важно другое — чем был так занят Георгий Константинович в этот период, что не смог всецело отдаться военной теории? Ответ очевиден: он в это время был занят военной практикой!

Жуков не мог объехать войска округа до ввода войск в Бессарабию, ибо до 9 июня он находился в Москве и операцию по вторжению в Румынию проводил, что называется, «с колес». Следовательно, «объезд» имел место после ввода войск в Бессарабию и Буковину. В этот же период (ориенировочно июль — август) в район Рава-Русской выезжает комиссия Генштаба и нарком Тимошенко. Товарищей из Оперативного управления Генштаба РККА при этом очень беспокоила слабая пропускная способность железной дороги к западу от железнодорожной рокады Овруч — Коростень — Шепетовка— Каменец-Подольский.

Жуков рассказывает о чрезвычайно напряженной подготовке войск КОВО в этот период. К чему готовились? К обороне? Обратим внимание на фото этого периода. Могут спросить — чем в нашем исследовании могут помочь фотографии? Ну, это как посмотреть.

На одной из фотографий Жуков и Тимошенко с целой группой что-то записывающих штабистов внимательно наблюдают за действиями частей округа. А те: наводят понтонные мосты и форсируют реки, атакуют противника под прикрытием дымовой завесы, танки БТ в отрыве от пехоты преодолевают контрэскарпы вражеской обороны и, в завершение, бойцы конно-механизированной группы организуют привал прямо в чистом поле. На одних фотографиях Жуков одет легко и листва на деревьях еще не пожухла — это лето или ранняя осень 1940 года. На других — Жуков уже в шинели и перчатках (так же как и некоторые бойцы и командиры). Осень 1940 года, по всей видимости октябрь. Но нигде вы не увидите подразделений Жукова в обороне. В самом пиковом случае они залегают в чистом поле, готовясь к следующему броску вперед под прикрытием станковых пулеметов. И в этом нет ничего удивительного, если учесть, что даже Тюленев в своем «оборонительном» докладе в декабре 1940 года в Москве резюмировал следующим образом: «Мы не имеем обоснованной теории обороны».

Таким образом, пока Баграмян мог в поте лица строчить доклад, «бездарность» Жуков вместе с наркомом Тимошенко и офицерами Генштаба и частями округа отрабатывал форсирование водных преград и преодоление укрепленных полос танковыми соединениями.

«После войны была выдумана теория: мы готовились остановить противника не обороной, а нанесением контрударов. Так вот, ни о каких контрударах на том совещании речь не шла… О контрударах говорили только тогда, когда речь заходила о противнике: мы наступаем, противник стоит в глухой обороне и наносит контрудары» [65, с. 103].

И вновь Суворов только «почти» прав. В действительности предполагалось, что противник толком эту самую оборону даже занять не успеет.

«Сам Жуков говорил на том совещании о новых приемах нападения. Внезапного нападения. И все выступающие говорили только об этом. Например, начальник штаба Прибалтийского особого военного округа генерал-лейтенант П.С. Кленов, который выступал первым после Жукова, говорил не о простых наступательных операциях, а об операциях особого рода. «Это будут операции начального периода, когда армии противника не закончили еще сосредоточения и не готовы для развертывания. Это операции вторжения для решения целого ряда особых задач…» [65, с. 102].

Январская игра долгое время являлась для автора книги камнем преткновения (пока не были открыты архивные материалы). Уже убедившись и получив множество фактов, свидетельствующих о том, что Сталин действительно готовился напасть на немцев первым, он долгое время из-за отсутствия необходимой информации не мог обойти препятствие в виде свидетельства Жукова о якобы имевших место обстоятельствах январской стратегической игры.

«Синяя» сторона (немцы) условно была нападающей, «красная» (Красная Армия) — обороняющейся… Состав фронтов: западная («синяя») сторона — свыше 60 дивизий, восточная («красная») — свыше 50 дивизий…» [27, с. 207].

Вот и выходило, что советская сторона (Павлов) в игре оборонялась. Чувствовалось, что маршал на сей раз лукавит и скрывает правду, что оборонительные действия СССР — ложь и, по всей видимости, должно было отрабатываться вторжение, но чувствовать мало, необходимо иметь на руках факты, а их пока не было.

Кстати, понять, что маршал недоговаривал всего, можно было и в советское время, так как он указывает, что «на западном стратегическом направлении игра охватывала фронт от Восточной Пруссии до Полесья». Это следовало понимать как то, что в игре могли существовать и другие направления, кроме западного. В этом убедиться нетрудно — тот же Жуков указывает, что нарком Тимошенко и начальник Генерального штаба Мерецков «подыгрывали» ему за юго-западное направление, о боевых действиях на котором в мемуарах маршала ни слова.

Чтобы не терять времени даром, попробуем логическим путем определить основу наступательного плана Сталина. Главным краеугольным камнем его фундамента являлась идея внезапности удара, основанная на уверенности в том, что основная масса вермахта и Люфтваффе находится на побережье Ла-Манша, а на границе с СССР остались гораздо более малочисленные подразделения. Война с рейхом за Босфор могла происходить на двух основных ТВД — Западном (Восточная Пруссия и Польша) и Юго-Западном (Южная Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния). Вспомогательными направлениями являлись финляндское и (главное вспомогательное!) юго-восточные области Румынии (район Галац — Брэила — Бухарест), Болгария и европейская часть Турции.

Исходя из своей уверенности в отсутствии у границ СССР основной массы вермахта, Коба и Генеральный штаб могли определить количество противостоящих на первом этапе операции немецких дивизий, гораздо меньшее, нежели количество дивизий советских, исходя из аналогии: в ходе нападения на Польшу в 1939-м немцы сконцентрировали для нападения 53 дивизии (позже из резерва было подтянуто еще 8) и несколько бригад, а на границе с Францией оставили всего два десятка. На юго-западном же направлении Сталин вообще не рассчитывал встретить на первых порах части вермахта (в худшем случае несколько дивизий). Иметь дело здесь вначале пришлось бы с двумя не очень многочисленными армиями — румынской и венгерской, к тому же лишенными единого руководства. Но при этом Юго-Западному фронту пришлось бы решать сразу четыре задачи (что представляется крайне проблематичным): своим правым флангом наступать на Люблин и Варшаву, содействуя частям Западного фронта; вести наступление в Венгрии и Чехословакии; вести наступление в Румынии и, наконец, наступать на Болгарию и Стамбул.

Все это были поверхностные логические выкладки, но в скором времени достоянием открытой печати стал действительный ход январской игры и стало возможным сверить плавное течение своих мыслей с действительностью.

«О данной игре Жуков рассказывал многократно. Вот один из вариантов его рассказа. Записал и опубликовал писатель Константин Симонов. Жуков рассказал ему следующее…» [65, с. 114].

Далее Суворов поведал известную многим историю о том, как Жуков якобы рассказывал всем, что он разгромил Павлова в январе 1941 года так же, как это позже сделали немцы, на восьмые сутки дойдя до Барановичей. Это ложь. Все россказни об имевших якобы место подобных «воспоминаниях Жукова» — выдумка неизвестных авторов (заметьте, Суворов не указывает ни самого произведения Симонова, ни страницу, из которой он якобы почерпнул эти строки). Эти домыслы опроверг кандидат исторических наук П.Н. Бобылев (см. статью «Репетиция катастрофы», Военно-исторический журнал, № 7, 8,1993 г.).

Байка о «выходе на 8-й день в район Барановичей» долгое время приписывалась первому тому воспоминаний Жукова, однако очень скоро выяснилось, что ничего подобного в указанном издании нет. Поэтому откуда в действительности взялся сей «жуковский рассказ» — непонятно.

«Ответ на все загадки только один: никто Павлова и его группу в той игре не разбил. В рассказы Жукова'видимо вкрались неточности» [65].

Во-первых разбили, причем дважды, а во-вторых, Жуков нигде не рассказывает о том, что он «разбил Павлова». Напомним:

«Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 года, когда на Советский Союз напала фашистская Германия…» [27, с. 207].

Вот и все, что рассказал Жуков об игре в действительности.

Январская оперативно-стратегическая игра призвана была как следует «натаскать» будущих командующих фронтами и армиями, но самое главное это была проверка работы К.А. Мерецкова, ведь все операции за «восточную» сторону основывались на разработанном Генштабом плане наступательной операции. Именно поэтому в первой части игры Мерецков и Тимошенко подыгрывали «восточному» Павлову, а во второй части — «восточному» же Жукову.