В тени пророчества - Сергей Кусков

Он поднес дуло к виску.

Да, она не первая. Но последняя. Для него — последняя!

Спящему городу было совершенно наплевать, что в одной из комнат довольно приличной таверны в центре раздался выстрел, и один раскаявшийся грешник поспешил на встречу с Сатаной…

Она лежала на сыром каменном полу, на скользкой вонючей соломе. Тела не чувствовала. Его как бы не было.

Недавно приходили стражники. Их было много, человек восемь, все пьяные. Скрутили ее, бросили на полку лицом вниз и насиловали. Им было совершенно все равно, что у нее сломаны кости и обожжено тело, что ноги после «испанских сапог» представляют собой месиво. Они просто делали, что хотели, плевав на ее боли, ожоги и раны.

Эльвира почти не чувствовала прикосновений. Ей тоже было все равно. Было только одно желание — чтобы ЭТО поскорее закончилось и ее оставили одну.

— О, братва! Ведьма-то девственница!

— Была!

Вокруг весело заржали. Смехом назвать эти звуки было сложно.

— Ганс, ты чё, придурок? Все ведьмы должны быть девственницами! Иначе они колдовать не смогут!

Дружное ржание пьяных мужских глоток продолжилось.

— Ничё подобного! Чё я, ведьм не видел что ли? Когда я служил в Мюнхене, у нас было много разных таких. И смазливых, и не очень. Так они такое выделывали! Не каждая куртизанка повторит!

Снова смех.

— Мишель, твоя очередь.

— А может не надо? Вдруг лысый узнает…

— Да забей ты на преподобного, козлину старую! Эту сучку один фиг с утра сожгут, чё добру зря пропадать?.

— А волосы у нее какие! Не, жаль девку. Такая красотища зря пропадет!

— Ну и фиг с нею. Еще приведут…

Потом они ушли. А она осталась. Грязная, окровавленная, со слипшимися волосами, с ожогами на спине, груди и животе, с переломанными ногами и рукой, которых вообще не чувствовала, а теперь еще и изнасилованная. Нет, плакать сил не было, да и не хотелось больше. Все, наплакалась. Хорошо, недолго осталось. Еще пара часов и все кончится. Хвала Создателю хотя бы за это…

— Ну, здравствуй, Эльвира.

Голос возник неожиданно. Сил поворачивать глаза не было, но она ощутила, что кто-то неизвестный появился в камере. Хотя, все замки были на месте, дверь никто не открывал. Человек, пытавшийся привлечь ее внимание, обошел лежащую девочку и стал напротив так, что бы она его видела.

Это был высокий брюнет с небольшой бородкой на турецкий манер. Правда, национальность его определить было затруднительно. У них в трактире пару раз останавливались турецкие купцы, она видела. Но это был типичный европеец, только смугловатый. И одет был в европейское платье. Черные панталоны, черный камзол, видимо, парадный. Черная шляпа с золотым пером и шпага в черных ножнах с золотым же витиеватым эфесом, разукрашенным драгоценными камнями.

— Понимаю, тебе сложно сейчас со мной говорить, не то состояние. Я помогу. — Незнакомец щелкнул пальцами.

Стало легче. Не сильно, но боль начала понемногу стихать. Она снова почувствовала руки и ноги, как будто те были здоровые, не сломанные.

— Прости, большего сделать не могу. Это облегчение только на время нашего разговора, и если я совсем уберу боль, то потом, когда она вернется, убьет тебя.

Эльвира привстала на здоровом локте и еще раз внимательно оглядела незнакомца.

— Кто вы? — прохрипела она. Незнакомец сел рядом на вдруг ниоткуда взявшийся стул и протянул ей ковш с водой, появившийся также как и стул, будто по волшебству.

— Выпей, поможет. Надеюсь, ковш воды обреченной на смерть не нарушит Договор?

Девочка жадно впилась в ковш трясущимися руками. Вода полилась по грязному подбородку, стекая на обожженную грудь. Но ей было все равно — это была вода, настоящая вода, а не та тухлятина, которую дают здесь, и то в очень маленьких количествах. Экономят на смертниках, сволочи!

Сразу стало легче. Оторвавшись от ковша, она спросила черного:

— Кто вы? Палач?

— Ну что ты, какой же я палач? Разве я на него похож? Нет, я совсем иной человек. Иная сущность, совершенно не связанная с твоей телесной смертью. Скажи, ты католичка? Веришь в Бога?

Эльвира неуверенно кивнула

— Дд-да…

— Ну вот, тогда ты должна верить и в меня. Хотя, почему верить? Вот он я! Собственной персоной!

— А кто вы? — снова спросила Эльвира, вообще ничего не понимая.

— Ладно. Скажу сразу, хотя, возможно, наш диалог с тобой на этом закончится. Я Сатана.

Девочка попробовала засмеяться, но издала лишь утробный кашель.

— Не надо, отбрось свое неверие. Если ты хочешь от меня чудес, пожалуйста. Вина? — и он протянул ей другой ковш, также из ниоткуда появившийся в руке. Она попробовала — правда, вино. Превосходное!

— Ты умная девочка. Давай не будем устраивать эти балаганные фокусы, чтобы проверить, что я — это действительно я.

Эльвира кивнула. Она ему верила. Сейчас она была готова верить во все, что угодно, даже в Сатану. Ей было все равно.

— Зачем вы здесь? Зачем я вам?

Сатана расхохотался.

— Это правильный вопрос. Хотя, немного не логичный. Я думал, ты все же догадаешься.

— Я добрая католичка, я верю в Господа нашего, и тебе не смутить меня лживыми речами!

— Браво! — Сатана захлопал в ладоши. — Это ты в церкви слышала, от святых отцов? Или от преподобного Жана?

Девочка смутилась.

— Ладно, давай оставим глупые философские диспуты обо мне, моих речах и делах, и перейдем сразу к делу. Я хочу тебе кое-что предложить, в обмен на кое-что от тебя.

Где-то Эльвира это уже слышала. Причем в этой же самой камере.

— О, нет! — воскликнул Сатана. — Мое предложение совсем другое! Просто иногда так получается, что люди предлагают совершенно разные вещи одним и тем же способом. Нет, мне не нужно твое предательство или ложь. Наоборот! Я всегда за правду и честь!

— Что же вы хотите?

— Твою душу.

Эльвира на мгновение потеряла дар речи.

— Мою душу? Вы хотите мою душу?! — она гневно сверкнула очами. Необычность обстановки, в которой это произошло, сильно позабавило ее собеседника, и он рассмеялся.

— Именно, деточка! Твою душу. Твою бессмертную душу!

— Тебе не завладеть ею, лукавый! — зло отрезала она.

— Я знаю. — Спокойно ответил тот. — Душой нельзя завладеть в принципе. Ее можно только отдать. Добровольно.

— Я никогда не сделаю этого!

— Ну, не будь так категорична. Может, хотя бы выслушаешь меня? Это не грешно, просто слушать. Отдавать — да, грешно, а разговаривать со мной — нет. К тому же, я могу сейчас уйти, и к тебе вернется боль. А общаясь со мной ты тянешь время, которое разделяет тебя и ее. Разве я не прав?