Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не говори так, — ответил незнакомец, — мне больно слышать это; оставь меня, забудь меня, покинь меня навсегда — со мною тебя ждет неизбежная гибель. Я отвержен Богом и людьми, и если бы только ты могла видеть полное страха сердце, что едва бьётся внутри этой движущейся массы уродства, ты в испуге бежала бы от меня, как бегут при виде ядовитой змеи.
Вот моё сердце, любимая; прикоснись к моей груди — ты почувствуешь холод. Ты не услышишь биения пульса, которое говорило бы о моих чувствах. Моя душа застыла и умерла, как и все друзья, которых я когда-то знал.
— Ты так несчастен, милый, и твоя бедная Клотильда должна остаться с тобой, чтобы помочь тебе. Не думай, что я могу покинуть тебя в твоих горестях. Нет! Я буду скитаться с тобой в этом огромном мире, буду твоей служанкой, твоей рабой, если хочешь. Я укрою тебя от ночного ветра, от бури, что яростно бушует окрест; и если холодный свет предаст твое имя позору, если друзья от тебя отвернутся и твои близкие угаснут в могиле, — все же одно преданное сердце будет еще сильнее любить тебя в твоем несчастье, неизменно лелеять и благословлять тебя.
Она умолкла, и ее синие глаза наполнились слезами, когда она с любовью взглянула на незнакомца. Под ее пристальным взором он отвернулся, и презрительная улыбка, полная мрачной, смертельной злобы промелькнула на его красивом лице. В следующий миг это выражение исчезло. Его ледяной неподвижный взгляд вновь обрел свою загадочную невозмутимость, и он снова повернулся к своей спутнице.
— Настал час заката, — воскликнул он, — тихий, прекрасный час, когда сердца влюбленных счастливы и природа радостно улыбается им. Но мне она больше не улыбнется. Еще до завтрашнего рассвета я буду вдали от дома моей возлюбленной, от того места, где мое сердце покоится точно в склепе. Но неужто я должен покинуть тебя, мой любимый дикий цветок, чтобы ты стала игрушкой вихря, жертвой горного урагана?
— Нет, мы не разлучимся! — ответила пылкая девушка. — Куда ты пойдешь, туда и я пойду; твой дом будет моим домом, и твой Бог будет моим Богом.
— Так поклянись же, поклянись в этом, — начал снова незнакомец, неистово сжимая ее в своих объятиях, — поклянись страшной клятвой, которой я научу тебя.
Потом он приказал ей опуститься на колени, угрожающим жестом вознес правую руку к небу и, откинув назад свои черные, как вороново крыло кудри, с улыбкой, достойной воплощенного дьявола, выкрикнул слова ужасной клятвы.
— Пусть проклятия оскорбленного Бога, — восклицал он, — преследуют тебя, не оставляют тебя никогда: в тишине и в бурю, днем и ночью, в болезни и горести, в жизни и смерти, если ты нарушишь принесенную тобой клятву — быть моей. Пусть темные души зазывают в твоих ушах дьявольским хором — пусть воздух обжигает твою грудь языками адского пламени. Пусть твое сердце будет подобно дому скорби, где призрак погибшей радости заточен, словно в гробнице, где стоглавый червь никогда не умирает и огонь не угасает. Пусть злой дух воссядет на твоем челе и объявляет, когда ты проходишь: «ВОТ ОТВЕРЖЕННАЯ БОГОМ И ЛЮДЬМИ». Пусть вселяющие страх призраки часто навещают тебя в ночное время. Пусть твои милые друзья день за днём сходят в могилу и проклинают тебя с последним вздохом. Пусть все, самое ужасное для человека, более грозное, чем язык способен выразить или губы могут произнести, — пусть всё это и еще худшее, чем это, станет твоим вечным уделом, если ты нарушишь клятву.
Он умолк, едва сознавая, что делает, испуганная девушка вняла ужасным мольбам и поклялась в вечной верности тому, кто отныне должен был стать ее господином.
— Про'клятые души, я благодарю вас за вашу помощь! — вскричал незнакомец. — Я отважно добился своей прекрасной невесты. Она моя — моя навеки. Да, моя телом и душой, моя в жизни и в смерти. Как? Ты в слезах, моя милая, прежде чем минул медовый месяц? У тебя была причина для слез, но когда мы встретимся снова, мы встретимся, чтобы скрепить брачные узы.
Потом он запечатлел холодный поцелуй на щеке своей молодой невесты и, несколько смягчив ужасное выражение своего лица, попросил ее встретиться с ним на следующий вечер в восемь часов в часовне неподалеку от замка. Она обернулась к нему с горячим вздохом, словно искала у своего друга защиты от него же самого, но незнакомец уже исчез.
Когда она вернулась в замок, все заметили, что она кажется печальной. Её домочадцы напрасно старались узнать причину ее тревоги. Ужасная клятва всецело парализовала её мысли и чувства, и она боялась выдать себя даже малейшей переменой в интонации голоса или выражении лица. Когда наступила ночь, семейство удалилось на отдых, только Клотильда, которой тревога не давала уснуть, попросила разрешения остаться одной в библиотеке, примыкающей к её комнате.
Была глубокая ночь, все обитатели замка давно уже спали, и не было слышно ни единого звука, кроме унылого воя сторожевого пса, лающего на луну. Клотильда все еще сидела в библиотеке в позе глубокого раздумья. Светильник, горевший возле нее на столе, постепенно угасал, и дальний конец комнаты уже наполовину погрузился во тьму. Часы на северной башне пробили полночь, и этот звук отозвался зловещим эхом в торжественной тишине ночи. Вдруг дубовая дверь в конце комнаты медленно отворилась на своих петлях, и мертвенно-бледная фигура, одетая в саван, неслышно вступила в библиотеку. Ни единый звук не возвещал о её приближении, когда она бесшумно приближалась к столу, где сидела девушка. Она не замечала вошедшего, пока чья-то ледяная рука не стиснула её руку и мрачный голос не шепнул ей на ухо: «Клотильда!».
Она подняла глаза — рядом с ней стояла темная фигура. Она хотела закричать, но не могла издать ни звука. Как зачарованная, она глядела на вошедшего, который медленно распахнул погребальные покровы, скрывающее его лицо, и явил её взгляду тусклые глаза и бесплотные черты её отца. Казалось, он пристально глядел на неё с жалостью и печалью, и скорбно воскликнул:
— Клотильда, наряды и служанки готовы, церковные колокола прозвонили, и священник ждет у алтаря, но где же помолвленная невеста? Там, в могиле, есть место для неё, и завтра она будет вместе со мной.
Завтра? — с трудом выговорила растерянная девушка.
— Духи ада слышали твою клятву, и завтра она должна быть исполнена. Призрак умолк — стал медленно удаляться, и вскоре исчез во тьме.
Утро настало и прошло, день миновал, и, когда часы в столовой пробили восемь, Клотильда была уже на пути к церкви. Это был темный, мрачный вечер, плотная масса серовато-коричневых облаков плыла по небосводу, и завывание зимнего ветра отдавалось ужасным эхом в лесной чаще. Девушка достигла условленного места; кто-то уже стоял там, дожидаясь её. Он выступил ей навстречу, и Клотильда узнала черты незнакомца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});