Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

В ноябре в Берлине проходит первый съезд Международного общества арктических исследований. Как упомянуто выше, на неоднократные обращения профессора Нансена участвовать в съезде Руал Амундсен ответил отказом, потому что более не желает иметь с немецкой нацией ничего общего. Впрочем, на съезде присутствует большая группа норвежских и зарубежных ученых, а Фритьофа Нансена Общество избирает своим пожизненным президентом. Даже на бальном паркете в Берлине старый богатырь выступает блистательно.

Впервые Руал Амундсен отказывается после экспедиции от всех визитов в Европу. На этот раз он сразу отбывает в Америку.

26 ноября он вместе с Херманом Гаде отплывает за океан. Гаде направляется с особой дипломатической миссией в Вашингтон, полярник будет писать мемуары, а затем выступать с докладами.

Ступив на американский берег, Руал Амундсен, к превеликому своему удивлению, узнаёт, что Америка уже открыта — генералом Нобиле! После того как Амундсен нарушил контракт, итальянец по праву счел себя свободным от договорных обязательств и мог спокойно совершать в Новом и Старом Свете лекционные турне со своей версией перелета «Норвегии». Амундсен немедля сообщил в Норвежское общество воздухоплавания, что он (и Элсуорт) официально отказывается от почетного членства. Он по-прежнему рассматривает Италию господ Муссолини и Нобиле как подразделение экспедиционно-дирижабельной компании. Разрыв становится достоянием гласности, и дрязги разгораются с новой силой.

4 декабря руководство Общества воздухоплавания дает ответ, выплескивает все свои обвинения по адресу национального героя. Статья вызывает огромную шумиху в норвежской и американской прессе. На родине адвокат полярника, Эйнар Нансен, пытается отмести обвинения. Единственный комментарий главного персонажа: «Вздор!» Кроме того, он отсылает к мемуарам, где обещает написать «всю правду».

Подписывая договор на воспоминания (еще до перелета «Норвегии»), Руал Амундсен все же видел их не такими, как тот опус, который он так поспешно и ожесточенно стряпает в писательской келье «Уолдорф-Астории», оплаченной издательством. После замечательных рождественских праздников он сообщает в Норвегию своему адвокату: «Мемуары я закончил. Никуда они, черт побери, не годятся!»

В январе полярник развивает бурную деятельность, чтобы обеспечить своему близкому другу и домохозяину Херману Гаде пост норвежского посла в Вашингтоне. По этому поводу из «Уолдорф-Астории» рассылается целая серия телеграфных «молний», в том числе настоятельные ходатайства, адресованные королю и председателю стортинга, а также главному редактору Фрёйсланну, который более чем охотно соглашается задействовать «Афтенпостен» в борьбе за Гаде.

Между тем в дипломатических кругах посол Гаде — фигура неоднозначная. Как и полярнику, ему трудно приспособиться к безликому миру маленьких людей. После бруклинского праздника 17 мая в министерство иностранных дел поступает донесение, что посол с трибуны рекомендовал отечеству обзавестись «своим Муссолини», чтобы навести порядок в партийно-коммерческой власти.

Как раз по этому пункту полярник, пожалуй, придерживался несколько иного мнения. Фактически старый антисоциалист теперь больше симпатизировал коммунизму, нежели фашизму. Совершенно неожиданно он получил поддержку от газеты «Норгес коммунистблад», где был напечатан ряд критических статей о сговоре между режимом Муссолини и капиталистами из Общества воздухоплавания. Полярник не преминул написать своему новому союзнику, редактору-коммунисту, приветственное послание: «Выражая Вам благодарность за присланные номера "Н. к.", я от всего сердца говорю спасибо Вам, а в Вашем лице норвежским рабочим за понимание и патриотизм, проявленные в этом общем деле»[171].

Всю зиму и всю весну Руал Амундсен опять разъезжает по Америке с докладами. Гонорары он переводит на свой счет у адвоката Нансена, так как не доверяет Обществу воздухоплавания распоряжаться этими доходами. В силу того же недоверия он — не вполне правомочно — обеспечивает себе копию фильма, снятого в экспедиции. Доходы от книги тоже поступают на счет адвоката. Полярник хочет вновь взять финансы под свой контроль. Чтобы получить доступ к доходам и расплатиться с кредиторами экспедиции, Общество воздухоплавания вынуждено обратиться в арбитражный суд.

«Время здесь течет в величайшем благонравии», — с легким сожалением сообщил полярник старому «поросенку» Гаде в одном из писем из Нью-Йорка. Тем не менее совершенно ясно, что пятидесятичетырехлетний «cocktailshaker»[172] отнюдь не отказывал себе в развлечениях. Правда, не в ущерб своей суровой программе. Энергия его по-прежнему поразительна. В конце марта ему оперируют опухоль бедра, и в апреле он снова у врача. «Д-р Сёйланн в Лос-Анджелесе облучает мою рану радием и истребил всю эту дрянь», — пишет он своей невестке Малфред.

9 июня 1927 года Руал Амундсен отплывает из Ванкувера на «Императрице Азии». Ему предстоит трехнедельный визит в Японию. В маленькой, густонаселенной, бурно развивающейся островной империи его принимают и чествуют как главу государства. В общей сложности полярник делает десять докладов, в том числе один — для императорской семьи. Будущий военный союзник Муссолини, молодой Хирохито[173], как раз в этом году, после нескольких лет регентства, принимает сан божественного императора. Богатырь-северянин, однако, ничуть не ослеплен богом-тенно и прочими обитателями дворца. «Они самые обыкновенные люди, и все прошло хорошо», — пишет он Гаде. Покоритель полюсов купается в ликовании, почестях и подарках. Пожалуй, только одно в этом официальном визите не вполне отвечает его ожиданиям. «Малышки японки совершенно не такие, какими я их себе представлял, — неуклюжие и малопривлекательные!»

15 июля полярник покидает пределы империи, направляясь во Владивосток, и не только увозит с собой множество ценных подарков, но оставляет в восхищении целый народ. «Где бы ни бывал, он всегда подчеркивал, что подвиги его совершались не ради личной славы и личных интересов, а во имя горячо любимой родины — Норвегии, — пишет после отъезда высокого гостя один из японских комментаторов. — Он неустанно повторял, что патриотизм уберегает людей от скверных поступков, и высокими словами подчеркивал ценность национального духа». Заканчивается сей дифирамб весьма многозначительным сравнением норвежского полярника с великим японским героем: «Любовь норвежцев к капитану Амундсену столь же велика, как наше благоговейное почтение к адмиралу Того[174]».