Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если я просто убью ее, я тоже нарушу волю богини, — понял Теодор. — Так я тоже прогневаю ее. Но что я могу?..
Он знал, что не должен убивать ее сам. Но прервать чужую жизнь своими руками — не то же самое, что создать обстоятельства, при которых эта самая жизнь прервется. О, с точки зрения аггрефьера, разница огромна.
Если Аэлин Дэвери умрет, то Рорх вскоре явится и за Мальстеном Ормонтом. И на этот раз рядом с ним не будет никого неправильного, кто оградит его от воли богини. Он уйдет к ней.
Впрочем, если предположить, что Теодор не слышал всего, что Аэлин Дэвери рассказывала о некроманте по имени Ланкарт, он может поступить с ускользнувшим данталли так, как поступил бы любой и каждый — предать его земле. Сразу после того, как…
— Теодор? — окликнула его Аэлин.
— Простите. Я пытаюсь осмыслить все, что услышал от вас. Некромант… его знания о данталли… смерть Бэстифара… — Он покачал головой. — Все это слишком для меня.
Аэлин сочувственно поморщилась.
— Знаю. — Она нехотя поднялась, хлопнув себя по коленям. — Я буду приходить каждую неделю, чтобы его проведать, Теодор. Понятия не имею, сколько он пробудет в таком состоянии, так что прошу прощения за то, что он на некоторое время стеснит вас. Но, помнится, после бегства из Малагории он также останавливался у вас. Он вам доверяет. У вас его не станут искать. Вы ведь поможете ему? Он ведь ваш друг.
Друг. Люди ставят это понятия выше воли богов, хотя делают вид, что поклоняются богам. Так глупо.
— Я сделаю все, что должен, — смиренно кивнул Теодор.
Аэлин устало вздохнула, с явной неохотой поднялась и подалась к двери. Аггрефьер вскинул трехпалую руку.
Задержать ее. Устроить так, чтобы сама умерла. Непременно устроить так.
— Леди Аэлин, постойте! — воскликнул он. Из горла вырвался резкий клокочущий звук. — Куда же вы пойдете ночью?
Аэлин глубоко вздохнула. Ей на плечи надавила усталость, которой не удавалось дотянуться до нее последние несколько недель.
— Стеснять вас еще и своим присутствием я не хочу, — сказала она.
— Пустяки! — возразил Теодор Гласс. — Леди Аэлин, в прошлый раз я… проявил себя не очень гостеприимно. Позвольте мне загладить вину. К тому же, Мальстен вряд ли простил бы мне, что я позволил вам уйти ночью в лес. Останьтесь, я настаиваю.
Несколько мгновений Аэлин изучающе смотрела на него. В его голосе ей слышалось какое-то странное нетерпение, однако она понятия не имела, с чем оно связано. Быть может, Теодор действительно хочет показать большее гостеприимство, чем в прошлый раз? Или просто опасается гнева Мальстена, который может прийти в себя в любую минуту? Аэлин не знала. Она чувствовала лишь усталость, поэтому отказываться от ночлега не стала.
— Только если я не сильно вас обременю, — вздохнула она.
Аггрефьер просиял.
— Ни в коем случае! — Он помотал головой. — У меня нет человеческой еды, чтобы вас угостить, но, может, я смогу предложить вам отвар из трав? Он придаст сил после долгой дороги. Завтра сможете отправиться в путь отдохнувшей, когда рассветет.
Аэлин лениво кивнула. После предложения Теодора остатки сил покинули ее, и сейчас она могла думать только о том, чтобы забыться сном. Ненадолго ей это удалось. До нее изредка доносились звуки, с которыми Теодор возился у очага, готовя травяной отвар. Эти звуки вырывали ее из хрупкой полудремы, и она вздрагивала, тут же вновь ощущая навалившуюся усталость.
В какой-то момент трехпалая рука осторожно легла ей на плечо.
— Леди Аэлин? — тихо позвал Теодор. Во второй руке он сжимал глиняную чашку с отваром. — Я дал ему немного остыть, чтобы было не слишком горячо пить.
Аэлин потянулась на стуле, на котором сидела, и потерла глаза.
— Спасибо вам, Теодор. Вы очень добры.
— Я лишь хочу поступить правильно, — мягко произнес аггрефьер. Он умиротворенно уселся напротив гостьи, из его жестов исчезла прежняя нервозность. Теодор молча наблюдал за тем, как гостья осушила чашку, а затем забрал ее и отставил прочь.
— Крепкого вам сна, леди Аэлин, — сказал он.
Аэлин хотела ответить, но уже не сумела. Ее накрыла долгожданная темнота.
***
Сонный лес, Везер.
Тринадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.
После того, как расстался с Аэлин, Дезмонд некоторое время брел по лесу в одиночестве, решив свернуть с основного тракта, дабы не попасться случайным разбойникам, однако в темноте начал слишком часто спотыкаться и вскоре решил, что необходимо устроить привал.
Пока он сумел обустроить себе приличное кострище и, сыпля проклятьями, разжег его, прошло несколько часов. Дезмонд совершенно выбился из сил.
Привалившись к большому дереву, он сел на свою дорожную сумку и уставился в темноту. Смешанный Сонный лес казался ему неприветливым, даже зловещим. Не чета малагорским паркам.
Дезмонд зажмурился, стараясь отогнать от себя мысли об Обители Солнца.
Мне никогда туда не вернуться. Как прежде, уже не будет.
По телу данталли разлилась дрожь, и он обхватил себя за плечи, не понимая, дрожит он от страха или от холода. Костер грел, но полностью отогнать промозглый холод Сонного леса не мог. Страх — перед будущим, перед опасностями, перед новым смутным временем — то и дело вонзал в Дезмонда свои острые когти. Что будет дальше? Куда ему идти? Где попытаться устроить себе спокойную жизнь? Возможно ли это здесь, на материке?
Эти вопросы грызли Дезмонда изнутри и, не сумев найти ни одного успокаивающего ответа, он закрыл лицо руками и тихо заплакал.
***
Теодор Гласс не помнил, когда в последний раз работал так отчаянно и спешно. Хотя его отвар должен был заставить Аэлин Дэвери пролежать в глубоком сне всю ночь, аггрефьер торопился. Он не был уверен, что Тарт, по какой-то причине благоволящая к этой охотнице, не заставит ее очнуться раньше. Впрочем, в этом случае он может рассчитывать, что окажется быстрее Аэлин. С ней он сладить сможет, а вот с Мальстеном… если этот данталли и впрямь очнется и застанет Теодора за этим занятием, добром это не кончится. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы Мальстен приходил в себя. Ведь его тоже предстоит похоронить!
Без гроба, без гроба! Так будет быстрее! — Эта мысль назойливо стучала в голове Теодора. Если хоронить без гроба, успеть гораздо проще. Но такого пренебрежения к Рорх аггрефьер себе позволить не мог. Этого богиня и Жнец Душ не простят, это станет для них оскорблением. Чтобы вестник беды — и так поступил? Нет, нет, это святотатство. Люди часто бросаются этим словом, даже не подозревая, что это такое!
Злость придала Теодору сил. В горле клокотало, и он изредка запрокидывал лысую голову на тонкой шее, издавая жалкое подобие стона, и близко не способного сравниться с настоящим поминальным криком аггрефьера. Теодора захватывало предвкушение. Он ждал смерти, которая должна была случиться уже много раз, но отступала.
Ждал, продолжая наспех сколачивать гроб из неровных занозистых досок, которые нашел на тракте — вероятно после разбойничьего налета на телегу с провиантом, — и которые собирался пустить на растопку. Ни один приличный гроб, конечно, из таких было не соорудить. Будь у Теодора время на щепетильность, он счел бы свое творение таким же оскорблением Рорх, как и зарывание тел охотницы и данталли в сырой земле вовсе без гроба! Однако мог ли он знать? Мог ли догадываться, что в эту роковую ночь ему предстоит помочь воле богини исполниться? Рорх, надо думать, прогневалась бы куда сильнее, если б аггрефьер проигнорировал этот зов.
Походящий на птичий клюв нос вестника беды жадно втянул влажный морозный воздух.
Хоть бы земля легко поддалась! — уповал он на волю Рорх, продолжая свое упорное занятие. Он надеялся успеть до зари.
Ему удалось. Когда первые лучи рассветного солнца прорезали небо, аггрефьер вынес из дома охотницу, все еще находящуюся под действием отвара и не приходящую в себя. Тщедушному аггрефьеру нести женщину было тяжело, но он упорствовал и держал священный дар Рорх крепко в своих длинных трехпалых руках. Кряхтя и пыхтя от напряжения, он все же сумел донести Аэлин Дэвери до наспех сколоченного гроба и осторожно уложить ее туда. Она тихо застонала во сне, и Теодор в страхе замер, держа в руках крышку, боясь, что охотница вот-вот придет в себя. Но боги оказались милостивы к старательному аггрефьеру и не пробудили женщину от крепкого сна.