Рассвет над морем - Юрий Смолич

Встречные на перекрестках останавливались и обнажали головы. Тревожная тишина нависла над кварталами города. Невероятно было, что в многотысячной толпе может быть так тихо.

Не играл похоронный оркестр, не слышно было и похоронного напева.

Это была процессия народной скорби, но это была и демонстрация народного протеста — могучая и грозная.

Гале областком запретил идти с процессией. Славко уже сообщил все подробности ареста, допроса, пыток и расстрела. Не было сомнения, что Галю хорошо запомнила в лицо рыжая контрразведчица. Она, видимо, уже шныряла среди толпы.

Однако Галя не выполнила приказа. Она надела коротенькое платьице, детскую курточку со смушковым воротником, «пирожок» гимназистки с серебряным гербом и смешалась с толпой.

Впереди Гали шла группа интеллигентов, с виду — профессора университета или врачи. Галя слышала, как старичок с белой бородкой, покашливая, спросил у своего соседа:

— Скажите, пожалуйста, может быть вы знаете, это, очевидно, большевики?

Тот, к кому обращались, пожал плечами и ответил так же тихо:

— Не знаю, наверное.

— А вы не слышали, как фамилии убитых?

В голосе старичка было столько тревоги, что Галя пригляделась внимательнее. Старичок профессор ничем не был примечателен, в руках он держал букет цветов, редких для этого времени даже в оранжереях: белая сирень и красные пионы. Он тоже хотел положить этот скромный дар в знак своего уважения и своего сочувствия на могилу павших в борьбе.

Галя хотела приглядеться к нему еще внимательнее, чтобы запомнить навсегда этого старичка, с такой тревогой в голосе спрашивавшего фамилии погибших. Но слезы застилали ей глаза, и она не могла рассмотреть его как следует.

Галя тоже несла цветок, единственный цветок, который она отщипнула от большого венка рабочих завода Гена на Пересыпи. Кончики лепестков цветка были снежно-белые, а к середине чашечки зеленоватые. Это был предвестник весны — бульденеж. Точно такой же, как и те, которые по просьбе Жака ей приносили тайком комсомолки с Пересыпи в Куяльницкие катакомбы. Галя хотела положить этот цветок на могилу Жака.

Над ее ухом кто-то прошептал:

— Ты все-таки пришла?

Галя оглянулась. Рядом, наклонившись к ней, говоря только одним движением губ, шел Ласточкин.

— Ты будешь отвечать перед областкомом! — прошептал он с угрозой. Потом добавил еще тише: — Ну уж ладно, иди… я предупрежу кое-кого из ребят, чтобы не спускали с тебя глаз…

Вдруг впереди себя Ласточкин тоже заметил старичка с цветами. В глазах Ласточкина — в эту тяжелую, в эту горестную минуту — засветилась радость. Он сразу же двинулся было к старичку. Но тут же отпрянул назад, втискиваясь в ряды идущих сзади людей. Галя удивленно оглянулась, но Ласточкина уже не было.

Когда Ласточкин увидел профессора Панфилова с цветами в руках, его первым движением было — подойти к профессору, пожать ему руку, обнять или просто ласково поглядеть в глаза. Но профессор, пожалуй, не имел понятия о конспирации и мог своей непосредственной реакцией выдать Ласточкина. В толпе было полно шпиков. Ласточкин решил, что будет благоразумнее отойти прочь…

На кладбище народ увидел свежий холм. Это был холм над большой могилой: десять человек лежали в ней. Это был не холм, а целая гора — большая братская могила.

Венки один за другим в торжественно-скорбном молчании ложились на могилу.

Один, десять, двадцать, тридцать…

Кинутый издалека — близко было невозможно протиснуться, — упал среди венков и букет из белой сирени и красных пионов. Упал и зеленоватый бульденеж…

Венки уже покрыли могилу снизу доверху, уже земли не стало видно из-под груды цветов, а гора цветов росла и росла… венки, венки, венки…

И тут народ не выдержал.

Люди не плакали, но из толпы чистыми девичьими голосами тихо полилась песня:

Над миром наше знамя реет…Оно горит и ярко рдеет,То наша кровь горит огнем,То кровь работников на нем!..

И тогда сразу сильные мужские голоса подхватили дружно с нескольких мест:

Долой тиранов, прочь оковы,Не нужно старых рабских пут!Мы путь земле укажем новый,Владыкой мира будет труд…

Конные и пешне городовые бросились в толпу. Но в другом конце хор студентов университета неожиданно грянул мощно и организованно:

Вiчний революцiонер —Дух, що тiло рве до бою…

Вдруг в эту минуту, возвышаясь над морем голов, появился матрос. Он точно вынырнул из толпы, словно людская волна выплеснула его. Бушлат его расстегнут, высокую грудь плотно облегала полосатая тельняшка. Матрос сорвал бескозырку с головы и потрясал ею — длинные гвардейские ленты вились и трепыхали. Матрос стоял на плечах товарищей и был выше толпы.

— Товарищи! — закричал Шурка Понедилок, и голос его зазвенел над многотысячной толпой. — Сегодня в Москве, на конгрессе коммунистических партий, создан Третий Коммунистический Интернационал — для борьбы против мировой буржуазии и контрреволюции. Товарищи! Смерть паразитам и контре! Долой Антанту! Да здравствует Третий Коммунистический Интернационал!

Полицейские, пробиваясь сквозь толпу, добирались уже к могиле, но Шурка Понедилок исчез. Он растворился в людском море, из которого и возник.

Затрещали пистолетные выстрелы. Кто-то закричал. Песня оборвалась. Но уже звучало в другом конце:

На баррикады!

Буржуям нет пощады!..

И над головами людей с визгом просвистели пули: контрразведчики со своих автомашин дали над безоружной толпой несколько пулеметных очередей.

В это время ветер донес грохочущими перекатами звук далекого, но мощного взрыва.

Это не был салют над могилами.

Но это был и салют: машинист Куропатенко с железнодорожниками пустили под откос за Второй Заставой французский эшелон с боеприпасами, который двигался на фронт под Колосовку.

Глава шестая

Отряды Николая Столярова и Клима Овчарука встретились близ станции Долинской в Дендропарке.

Здесь, за двести пятьдесят километров от Одессы и километров за полтораста от Херсона и Николаева, Военно-революционный комитет назначил им место для сосредоточения сил и исходные позиции. Отсюда, развивая наступление на юг, объединенный отряд партизан должен был нанести удар по правому, восточному флангу «зоны» Антанты.

Партизанские отряды Столярова и Овчарука создавались на территории «прослойки», «семивластья», где «властей», однако, было значительно больше семи. Здесь, собственно говоря, каждый, кто, взяв оружие, ухитрялся сколотить вокруг себя небольшую группу единомышленников или подчиненных, немедленно же объявлял себя новой властью — «самостийной» и «независимой». Это как раз и была та территория «заслона» армии интервентов, на которой развивалось сейчас фронтальное наступление Красной Армии с севера — одновременно против всех контрреволюционных формирований и франко-греческих полчищ интервентов. Петлюровцы контролировали эту территорию с запада, деникинцы — с востока, и собственно здесь-то и проходил воображаемый рубеж между «сферами влияния» петлюровской директории и белой добровольческой армии. Однако ни у украинских националистов, ни у русских белогвардейцев так и не хватило сил установить на этой территории свою постоянную власть. Отдельные жовто-блакитные «атаманчики» и белые «генеральчики» носились тут взад и вперед по степным просторам, и их «власть» обычно кончалась за линией боевых дозоров, которые они выставляли вокруг своих временных, только на эту ночь, «столиц».

Слесарь Столяров и матрос Овчарук объявили себя представителями Советской власти, а свой объединенный отряд наименовали отдельным полком Красной Армии.

Столяров набрал свой отряд главным образом из бывших фронтовиков и горняков Криворожья, Овчарук — из бедняков хлеборобов и чабанов ингуло-днепровских степей.

Отряд Столярова в основном состоял из пехоты, к которой была придана батарея полевой трехдюймовой артиллерии. Овчарук посадил своих чабанов на коней, а для хлеборобов раздобыл тачанки. На каждой тачанке был пулемет. Кроме того, в отряде матроса Овчарука подобралось десятка полтора «флотских» — это были черноморские и азовские моряки, а также лоцманы Днепровской флотилии. Из них Овчарук создал особую ударную группу прорыва, которой было присвоено специальное наименование — «Полундра»…

У Столярова насчитывалось три сотни штыков, четыре орудия и пятнадцать пулеметов. У Овчарука было до ста сабель и тринадцать пулеметных тачанок.

В целом это действительно был полк.