Конец вечности - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инсигна вздрогнула. Волнение ещё не отпустило её.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать?
— Не случалось ли ей бывать нелепо претенциозной?
— Конечно, нет. Она очень разумная девочка… А почему ты спрашиваешь? Сам же знаешь, что она никогда ничего не попросит без…
— Веских на то оснований? Знаю. Она никогда не хвастала своим даром. По сути дела, только обстоятельства заставили её выдать себя.
— Да, но к чему ты клонишь?
Генарр невозмутимо продолжал:
— Случалось ли ей настаивать на исключительности своей правоты? Случалось ли ей утверждать, что нечто непременно случится — или не случится — лишь потому, что она уверена в этом?
— Нет, конечно, нет. Она очень благоразумна.
— А вот в одном — только в одном — она проявляет настойчивость. Марлена убеждена, что лихоманка её не коснется. Она заявляет, что была уверена в этом ещё на Роторе и убеждение это только усилилось, когда она оказалась под Куполом. И она без колебаний решила остаться.
Инсигна широко раскрыла глаза и прикрыла рукой рот. Выдавив какой-то неразборчивый звук, она проговорила:
— В таком случае… — И умолкла.
— Что? — спросил Генарр с внезапной тревогой.
— Ты не понял? Разве это не начало болезни? Личность её начала изменяться, уже страдает рассудок.
На миг Генарр застыл, погрузившись в раздумье, потом ответил:
— Нет, это невозможно. Во всех известных случаях ничего подобного не наблюдалось. Лихоманка здесь ни при чём.
— Но у неё же особый ум. Он и реагировать будет по-своему.
— Нет, — решительно отрезал Генарр. — Не верю этому и не хочу верить. По-моему, Марлена убеждена, что не заболеет, значит, так и будет. Возможно, она-то и поможет нам решить загадку лихоманки.
Инсигна побледнела.
— Так вот почему ты хочешь, чтобы она осталась на Эритро! Так, Сивер? Чтобы она подарила тебе оружие против этого врага?
— Нет. Я не хочу, чтобы она оставалась ради этого. Но раз уж она решила остаться, пусть поможет нам.
— Значит, она решила остаться на Эритро, и у тебя нет никаких возражений? Хочет остаться — и всё тут… По какой-то дурацкой прихоти, причин которой даже объяснить не может. А мы оба не способны найти основания подобного сумасбродства. Неужели ты всерьёз думаешь, что ей следует разрешить остаться здесь просто потому, что она этого хочет? Как ты смеешь говорить это мне?
— Видишь ли, я испытываю известное желание поступить именно так, — с усилием произнес Генарр.
— Тебе легко говорить. Она не твоя дочь. Это мой ребенок. Единственный…
— Знаю, — сказал Генарр, — единственная память о… Крайле. Не смотри на меня такими глазами. Я прекрасно знаю, что ты так и не смогла забыть его. Я понимаю твои чувства, — мягко закончил он, ощущая желание погладить склоненную голову Инсигны. — Знаешь, Эугения, если Марлена и в самом деле хочет заняться исследованием Эритро, то, по-моему, ничто её не остановит. И раз она абсолютно убеждена, что не заболеет, — такая убеждённость может сыграть здесь решающую роль. Активная уверенность в собственном душевном здоровье может способствовать образованию иммунитета.
Инсигна вскинула голову, глаза её сверкали.
— Ты несешь чушь! Нечего поддаваться романтическим настроениям ребенка! Она тебе чужая. Ты не любишь её.
— Она мне не чужая, я полюбил её. Более того, она восхищает меня. Мы можем рискнуть. Одна только любовь не дала бы мне подобной уверенности, а вот восхищение… Подумай об этом.
И они молча посмотрели друг на друга.
Глава 20
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
42
Каттиморо Танаяма с привычным упорством дотянул отпущенный ему врачами год и даже одолел значительную часть следующего, когда долгая битва его жизни завершилась. Время пришло, и он покинул поле брани, не издав ни звука, ни вздоха — приборы засвидетельствовали его смерть раньше, чем кто-либо из окружающих успел это заметить.
Кончина его вызвала на Земле некоторую растерянность. Поселения же сохраняли полное спокойствие: Старик делал своё дело втайне от людей, и это было, пожалуй, к лучшему. Все, кто имел дело с Танаямой, знали его силу, поэтому наибольшее облегчение испытали именно те, чья судьба непосредственно зависела от его могущества и политических устремлений.
Новость быстро дошла до Тессы Уэндел — по специальному каналу, соединявшему её штаб-квартиру с Уорлд-Сити. И хотя это грустное событие ожидалось уже давно, весть о нём оказалась всё-таки неожиданной.
Что теперь будет? Кто сменит Танаяму и какие последуют перемены? Тесса давно уже думала об этом, но только сейчас эти вопросы обрели истинный смысл. Несмотря на официальное сообщение, Уэндел — как, быть может, и все, кто знал Танаяму, — так и не могла поверить в смерть Старика.
За утешением она обратилась к Крайлу Фишеру. Уэндел достаточно трезво относилась к себе и прекрасно понимала: Фишера привлекало не её стареющее тело (боже, через какие-то два месяца ей стукнет пятьдесят!). Ему было сорок пять. И хоть его молодость тоже прошла, для мужчины возраст совсем не то, что для женщины. Крайл не собирался бросать её, и она верила, что ещё способна соблазнять, особенно когда ей случалось делать это в буквальном смысле слова.
— Что же теперь будет? — спросила она у Фишера.
— Ничего удивительного, Тесса, — ответил он. — Всё могло случиться и раньше.
— Конечно, но случилось именно сейчас. А ведь благодаря ему наши работы шли. И что теперь с нами будет?
— Пока он был жив, ты ждала его смерти, а теперь встревожилась, — заметил Фишер. — Думаю, тебе незачем беспокоиться. Работы будут продолжены. Дела такого рода живут собственной жизнью. Их нельзя остановить.
— Крайл, а ты никогда не пробовал прикинуть, во что всё это обошлось Земле? Всеземное бюро расследований теперь получит нового директора, и Всемирный конгресс, естественно, постарается выбрать такого, с кем можно будет поладить. Новый Танаяма, перед которым бы все дрожали, в ближайшее время, надо думать, не объявится. И тогда они проверят бюджет, который старец Танаяма прикрывал собой, и обнаружат перерасход средств и, естественно, захотят урезать ассигнования.
— Это невозможно. Ведь столько уже потрачено. Кто рискнет взять и прекратить всё, не получив ощутимого результата? Это будет полное фиаско.
— Во всём обвинят Танаяму. Скажут, что он свихнулся на старости лет. И все, кто не замешан в этом деле, поспешат образумить Землю и забросят всю эту затею, раз она планете не по карману.
— Тесса, любовь моя, — улыбнулся Фишер, — глубины политического мышления столь же прозрачны для тебя, как и тайны гиперпространства. Директор Конторы — в теории и в представлении людей — является назначаемым чиновником, не обладающим значительным влиянием, к тому же находящимся под строгим контролем Генерального Президента и Всемирного конгресса. Следовательно, некие выборные и, по всеобщему мнению, могущественные государственные мужи не смогут признаться в том, что всем правил Танаяма, а они тем временем тряслись по углам и осмеливались вздохнуть лишь с его разрешения. В противном случае все увидят, что они — трусы, бездари и слабаки, — а это может стоить им места после очередных выборов. Так что работы придётся продолжать. Стрижка будет косметической.
— А почему ты в этом уверен? — пробормотала Уэндел.
— Потому что изучил всю их кухню, Тесса. Кроме того, если финансирование сократится, то поселения обгонят нас и первыми уйдут в глубокий космос, оставив нас с носом, как это сделал Ротор.
— И ты думаешь, что они способны на это?
— А как же, ведь им известно о существовании гиперпривода, и едва ли они откажутся продолжить исследования.
Уэндел насмешливо посмотрела на Крайла.
— Родной мой, твои познания в области физики гиперпространства сравнимы лишь со способностью выведывать тайны. Неужели ты думаешь, что моя работа столь проста? По-твоему, сверхсветовой полёт — логический итог теории гиперпривода? Разве ты ещё не понял, что гиперпривод является естественным следствием релятивистского мышления? Гиперпривод не позволяет передвигаться быстрее скорости света. Переход к сверхсветовым скоростям станет истинным переворотом как в мышлении, так и в технике. И это не придёт само собой. Я уже пыталась объяснить это кое-кому из правительства. Но они только сетовали на мои затраты, на медленный, на их взгляд, ход работы, и мне постоянно приходилось оправдываться. Они это и припомнят сейчас, когда бояться уже некого. То, что нас могут обогнать поселения, для них несущественно.
Фишер покачал головой:
— А ты им объясни. И они тебе поверят, потому что это истинная правда. Нас действительно могут опередить.
— Ты разве не слышал, что я тебе сказала?