ГНИЛЬ - Константин Соловьёв

А еще он, хоть и пытаясь отогнать от себя эту мысль, думал о том, что этот незваный гость, должно быть, может оказаться сильнее него самого, если дело вдруг дойдет до схватки. Ранение, оставленное Геалахом, было слишком серьезно чтобы его можно было когда-нибудь залечить, пуля пробила его позвоночник в тот момент, когда тело на большую часть оставалось человеческим, уязвимым. Маан привык надеяться на свою силу и животную мощь тела, но понимал и то, что, случись драке, он наверняка будет уступать своему более молодому сопернику. Он никогда не видел схватки Гнильцов, но чутье говорило ему — это возможно.

Он всегда был осторожен, об этом говорила Кло, это замечали сослуживцы, это ценил Мунн, да и сам он привык считать себя человеком, придерживающимся разумной осторожности и, быть может, именно потому ставшим начальником одного из лучших отделов Контроля. Он давно уже не был человеком, но осторожность сохранил и теперь, нерешительно топчась на окраине Края Мира, Маан размышлял о том, как лучше всего поступить в этой ситуации.

Жалко было оставлять знакомые места, которые он научился ценить, оставлять изобильную пищу и приятные мелочи вроде ванн из ржавой воды. Но надо было оценивать свои шансы трезво. Как бы ни был настроен гость, лучше было уклониться от знакомства с ним. Видит судьба, он достаточно повоевал на своем веку, и оказался здесь не за тем чтобы опять искать боя. Хватит с него. У него в запасе, верно, совсем не много времени, может быть месяц, а может и того меньше, если он погибнет сейчас, все, через что он прошел до этого, окажется напрасным, тщетным.

«Удачи тебе, неведомый собрат, — сказал Маан мысленно, — Оставь себе этот клочок камня, если он полюбился тебе. Я найду себе уголок не хуже. У меня впереди много дней пути. Оставайся здесь, приятель. Залечивай раны, ешь и отдыхай. Пусть мы никогда не встретимся с тобой».

Он развернулся и пошел обратно, оставляя за спиной Край Мира.

Время показало, что его тактика была верной. Больше он не встречал знакомого следа, и сделал вывод, что другой Гнилец если и двигается, то в другом направлении, и почувствовал себя спокойнее, поняв, что их пути не пересекутся.

Иногда даже свое уставших чудовищ могут не найти общий язык.

Он вернулся в центральные сектора. Некоторые места были ему уже знакомы, иные он видел впервые. Он прошел Свистящим Водопадом, где десятки ревущих труб сбрасывали в непроглядную темень опреснителя свои длинные пенные языки. Он видел Плато Одинокого Скелета, чьей единственной достопримечательностью были заплесневевшие останки человека, завернутые в комбинезон рабочего, пролежавшие тут, должно быть, не один год. Он забирался в Зеленый Тоннель, несущий свои смрадные воды с такой силой, что его едва не раздавило внутри. Он лежал, приходя в себя, в Дьявольской Каменоломне, еще хранящей следы свежих обвалов, похожей на город после бомбежки.

Его мир был огромен и многообразен. По сравнению с ним жилые сектора поверхности, оставшиеся в памяти Маана однообразными пыльными симметрично-правильными нагромождениями одинаковых домов, были зеркальными отражениями друг друга. Этот мир таил в себе множество опасностей, некоторые из которых Маан сознавал с изрядным опозданием, он не собирался приветливо встречать пришлых с поверхности, но с тем, кто готов был понять его, влиться в него, он обращался радушным хозяином. Он давал кров, пищу и место для сна. Он предупреждал об опасностях, надо было лишь слушать его и быть начеку. Он обещал целую вечность, проведенную между камнем и водой. А больше Маан ничего от него и не ожидал.

В пути Маану встречалось много находок, не представлявших для него практической ценности, на которые он смотрел мимоходом, как скучающий турист на приевшиеся экспонаты провинциального музея. Мертвецы попадались редко, их запах был слышен издалека, и Маан заранее морщился. Обычно это были рабочие, путь которых оборвался здесь по какой-то причине. Иногда он находил скелеты с раздробленными костями и, обычно, неподалеку — сорвавшийся со свода валун или вырвавшуюся из креплений стальную балку. Скучная, обыденная смерть. У таких Маан даже не останавливался. Иногда встречались тела без видимых повреждений. Кого-то уложила болезнь, кого-то голод, кто-то упал, сорвавшись с узких мостков, и захлебнулся в мутной жиже.

Однажды, преодолев массивный каменный завал в старой узкой ветке, Маан обнаружил целое кладбище — восемь тряпичных свертков, из которых щурились пустыми удивленными глазницами черепа. Должно быть, здесь случилось что-то экстраординарное — например, утечка газа. Иногда Маан останавливался у останков, но не для того чтобы почтить их память — они были безразличны ему, как безразличен выщербленный камень и протекающие трубы. Он думал о том, что эти люди зря полезли сюда, в его подземный мир. Человек всегда слишком самонадеян, слишком упрям, напорист. Он всегда рвется туда, где на девяносто процентов умрет, и обычно умирает, успев перед этим оставить какой-нибудь очередной нелепый след своего присутствия. Когда-то человек поднял голову, увидел на небе Луну, и с той минуты решил овладеть ею, покорить, подчинить себе. Слишком явное искушение для вечно беспокойного человека, навязчиво маячившее перед глазами. И он дорвался до Луны, засидев ее, как муха, отметинами своих визитов, он проник в ее недра, с мясом вырывая неподходящие ему куски, он погубил десятки тысяч своих соплеменников, положив их кости в фундамент своей будущей великой пирамиды, огромного защитного купола, сакрального сооружения планетарных масштабов, чьим основным предназначением была демонстрация этого неудержимого человеческого дикого всесокрушающего бесполезного отвратительного упорства. Планета, практически не имеющая полезных ископаемых или имеющая их в той форме и на такой глубине, что добыча их неосуществима в течение еще нескольких веков, не имеющая атмосферы, почвы, воздуха, естественной гравитации. Человеку не нужна была Луна, но, не покорив ее, он бы не смог называть себя более человеком. И он устроил самую самоубийственную, нелепую и бесполезную авантюру в своей истории, назвав ее Большой Колонизацией.

Маан находил эти куски Большой Колонизации, ее гниющие остовы, но осматривал их скорее с интересом палеонтолога. Он сам давно был иным биологическим видом.

Однажды он нашел в тупиковом, занесенном пылью, штреке, останки Гнильца, самую необычную свою находку. Это было в глухом закоулке Рощи Цикад, где все было заставлено бесконечными стойками с какими-то железными ящиками, издававшими сутки напролет монотонный металлический стрекот. Должно быть, какая-то автоматическая дублирующая точка. Маан увидел странную находку и сразу понял, что это. Узкое и длинное, как у термита, тело, было высохшим, хрупким на вид. От него осталась одна полупрозрачная оболочка, замершая в странной позе посреди заставленного оборудованием тоннеля. В свое время Гнили пришлось прилично поработать над ним, отрезая лишние куски и перекраивая заново — Маан мог различить остатки ребер, превратившиеся в узкие хитиновые пластины на боках, атрофированные зачатки ушных раковин, удлинившиеся острые пальцы. «Тройка» — определил он. Но это был не его таинственный спутник, вторгшийся в Край Мира, тело пролежало тут уже долго, несколько месяцев. Над ним уже успели потрудиться крысы — задняя часть была изъедена и выпотрошена. Смерть от старости?