13 диалогов о психологии - Соколова Е.Е.

П.Я. Гальперин: Мы должны саму психическую деятельность понять как разновидность, как дериват, как отражение этой внешней предметной осмысленной деятельности. Другого пути нет, потому что другое — это то, что дает мозг от рождения. Но от рождения человеческий мозг дает только готовность сформировать любую деятельность. Он не дает готовых форм деятельности. И, кроме того, внутри (то есть реально — в организме, в мозге) мы можем иметь только физиологические процессы, никакой психической деятельности там мы не имеем… Так в том-то и дело, что то, что мы имеем внутри, — психическая деятельность, отражение — это есть внешняя предметная деятельность. Это не мозг. Это только когда-то в простоте душевной К.Н. Корнилов говорил о том, что психическая деятельность есть отражение мозговой деятельности. Его тогда хорошо поправили, потому что я же вижу предметы через понятия, но предметы, объекты внешнего мира. Если есть какая-то собственно психическая деятельность — она может быть деятельностью с этими объектами, как бы они ни были даны, то есть с внешним миром. Значит, в отношении их возможна только внешняя деятельность. Психическая деятельность есть вообще разновидность внешней деятельности субъекта, и другого решения не может быть. Физиологические процессы могут обеспечивать осуществление деятельности, но какой деятельности — это они не могут задавать, это задает внешняя жизнь данного живого существа — внешняя жизнь и внешняя деятельность [18, с. 163-164].

Ориентировочная деятельность как предмет психологии 609

А.: Здесь сразу вспоминается “физиология активности” Бернштейна, уровни регуляции движений, которые определяются “двигательной задачей”, то есть чем-то для нервной системы и вообще для других физиологических систем организма принципиально “внешним”. И принцип динамической системной локализации психических функций, предложенный Лурией, который рассматривал их как сложную прижизненно формируемую систему, логика “локализации” которой в различных участках мозга определяется не собственными “факторами” этих участков, а их своеобразным сочетанием, которое может меняться в течение жизни человека и — в случае травм — перестраиваться с помощью специально организованной деятельности. Таким образом, Гальперин дает, на мой взгляд, прекрасный критерий отличия собственно психической деятельности как ориентирующей субъекта в мире предметов, и физиологической деятельности его нервной системы и других органов как принципиально непредметной.

С: Итак, Гальперин настаивает на внешнем и прижизненном формировании сознания и вообще человеческой психики? Как же быть тогда с теми компонентами несомненно психической деятельности, которые имеются уже в момент рождения человека, то есть до всякого формирования?

А.: Действительно, в ряде последних исследований зарубежных и отечественных ученых (См., например, [35]) утверждается, что определенное формирование представления о мире имеет место и до рождения, в период внутриутробного развития плода. Например, организовывалось прослушивание плодом музыкальных произведений, стихов и сказок через специальные приспособления в последние три месяца беременности матери. После рождения ребенка оказалось, что именно эту музыку и именно эти стихи он предпочитал любым другим. Было также показано, например, что у младенца уже в первые часы и дни после рождения имеется своеобразный целостный и непротиворечивый, да к тому же и амодальный образ мира. Видимо, существуют некоторые врожденные перцептивные схемы, которые как некие “рамки”, как предзаданные “внутренние условия” определяют актуальное развертывание “здесь и теперь” перцептивной деятельности. Другое дело, что сами эти перцептивные схемы тоже можно рассматривать как результат формирования — нонеу данного конкретного индивида, а у его предков в ходе 20 Е. Е. Соколова

Диалог 12. Величайшая из мировых загадок

эволюции. Очевидно, можно говорить и о качественном развитии этого образа мира и возникновении совершенно иных образов мира на протяжении жизни индивида. Впрочем, даже на столь ранних стадиях онтогенетического развития можно говорить о предметной психической деятельности (ориентирующей младенца или даже плод в его мире) и непредметной физиологической деятельности его нервной системы и других органов. Однако здесь мы сталкиваемся еще с одной проблемой — разных критериев психического, причем уже внутри деятель-ностного подхода. Но мы с тобой ведь уже говорили об этом. Гальперин сужает объем понятия психического до индивидуально-неповторимой реакции субъекта на абиотические стимулы. Если мы имеем какую-либо врожденную реакцию — пусть даже и на абиотический стимул — мы не можем назвать отражение этого стимула психическим отражением, поскольку это “автоматическая реакция”… Явное противоречие с положением Леонтьева, который считал психическим любую реакцию на абиотический стимул [37].

Как бы то ни было, в деятельностном подходе в целом четко противопоставляются

предметные психические и непредметные физиологические формы отражения.

С: Почему же ты недавно заявлял, что разведение Гальпериным двух типов отражения

индивидом мира и двух соответствующих уровней регуляции поведения неправомерно?

А.: Я говорил лишь о неправомерности использования здесь терминов “физиологический

уровень” и “психический уровень”.

С: Почему?

А.: Потому что такая позиция, справедливо отвергая любой вариант физиологического редукционизма, как бы вообще отказывает телесному индивиду в статусе носителя сознания. Признавая всю “искусственность” (в смысле Выготского) сознания, несводимость и невыводимость его из “собственных” физиологических процессов нервной системы индивида, нельзя, на мой взгляд, считать психику деятельностью, “надстраивающейся” над физиологической. Мне представляется, что в онтологическом смысле нет никакой “дополнительной” психической деятельности, носителем которой является какой-то иной субстрат, чем телесный индивид со всей его физиологией, физикой, химией, со всеми видами его деятельности, пусть социальными по происхож­дению, но “обеспечиваемыми” физиологическими процессами.

С: Но ведь ты только что говорил о несводимости психической деятельности к

физиологической.

А.: Аяине свожу психическое к физиологическому. С: Как же понять твое утверждение?

Решение психофизиологической проблемы как “антиномии-проблемы” А.: Я призываю рассмотреть решение психофизиологической проблемы в виде так называемой антиномии-проблемы (этот термин использует ряд отечественных философов): психическая деятельность и тождественна (в указанном смысле) физиологической, и не сводится к ней. Помнится, ты сам пришел к аналогичной формулировке, когда мы говорили о Спинозе.

С: Но тогда эта мысль показалась мне абсурдной.

А.: На самом деле ты столкнулся с диалектическим противоречием. Я покажу тебе “работу”

этого противоречия на иных примерах.

Знаешь ли ты, что такое товар?

С: Это предмет, который предназначен для продажи.

А.: “Записано” ли в веществе этого предмета, что он является товаром? Очевидно, нет. Ведь свойство предмета “быть товаром” может вдруг и исчезнуть, если владелец этого предмета решит его не продавать. С: Верно.

А.: Но сам предмет от этого не изменится. Значит, свойство предмета “быть товаром” приобретается им лишь в определенной системе общественных отношений, где есть товарное производство. Но одновременно этот предмет обладает и определенными физическими свойствами. Вообще говоря, без этих физических свойств предмет не стал бы и товаром. Но разве сводится свойство “быть товаром” к совокупности физических характеристик предмета?

С: Ясно, не сводится. Но к чему ты мне это говоришь?

А.: К тому, что психическая деятельность и физиологическая реальность соотносятся друг с другом так же, как стоимость товара с его физическими свойствами. Приведу еще

Диалог 12. Величайшая из мировых загадок

один пример: что такое труд? Труд есть деятельность “телесного индивида”, затраты его нервной энергии, работа его мышц и так далее. Но разве трудовая деятельность сводится к этой мышечной работе, разве ею исчерпывается смысл труда? Нет, он — в создании продуктов труда, общественного богатства. Вот почему я говорю про психическую деятельность, что она просто невозможна без физиологической, но в то же время и не сводится к ней.

С: Тогда, выходит, обе эти стороны можно поручить разным наукам? А.: Так оно и должно, на мой взгляд, быть. “Физиологическую” сторону психической деятельности должны изучать психофизиология, нейропсихология, собственно физиология (например, “физиология активности” Бернштейна). Психология же должна изучать ориентировочную функцию психического (то есть психику в ее сущностных характеристиках), а не ее физиологический субстрат. Так, собственно, и определяет предмет психологии Гальперин.