Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Апология заключает в себе 37 глав и по содержанию разделяется на введение (cap. 1-3), две части (cap. 4-30 и cap. 31-36) и заключение (cap. 37).

Во введении Афинагор, подобно Иустину, высказывает пожелание, чтобы христиане подвергались осуждению не за одно только имя, но на основании строгого расследования их образа жизни. «В вашей империи, — начинает свою речь апологет, — народы держатся разных обычаев и законов, и никому из них не возбраняется законом и страхом наказания следовать отечественным постановлениям, как бы ни были они смешны... И ко всем им снисходите и вы, и законы, в той мысли, что нечестиво и беззаконно совершенно не признавать Бога, и необходимо, чтобы каждый почитал богов, каких ему угодно, дабы люди страхом Божества удерживались от преступлений. А нас ненавидите за одно имя. Не обманывайтесь молвой, подобно толпе, ибо не имя достойно ненависти, а преступление — суда и наказания» (cap. 1). Христиан обвиняют в трех преступлениях: в безбожии, тиестовских вечерях и эдиповских кровосмешениях (άθεότης, Θυέστεια δείπνα и Οιδιπόδειοι μίξεις). «Если это правда, — восклицает апологет, — то не щадите ни пола, ни возраста [(μηδενός γένους φείσησθε)], наказывайте без меры преступления, совершенно истребите нас с женами и детьми, если кто-нибудь из нас живет наподобие зверей... Если же это вымысел и пустые клеветы, — естественное следствие того, что порок противоположен добродетели и по закону Божескому противное восстает на противное, — если мы ничего такого [преступного][528] не делаем, что вы сами свидетельствуете, запретив доносы, то вам остается исследовать нашу жизнь, учение, доброе расположение к вам, вашему дому и власти, и наше повиновение, — и таким образом, наконец, даровать нам права, хоть одинаковые с нашими гонителями. Тогда мы победим их, будучи готовы и жизнь свою отдать за истину» (cap. 3).

Первая часть апологии опровергает упрек в атеизме указанием на то, что христиане полагают различие между материей и Божеством, что Бога они почитают несозданным и невидимым существом, Творцом и Владыкой вселенной. Таким образом, они не заслуживают упрека в безбожии, как не казались безбожниками поэты и философы, любомудрствовавшие о Боге. Христиане почитают единого Бога; но монотеизм проповедовали Пифагор, Платон, Аристотель и поэты, — и их не называли атеистами и не преследовали [(cap. 4-6)]. Но они только гадательно учили, что Бог един; в них не оказалось столько способности, чтобы постигнуть истину, потому что они думали приобрести познание о Боге не от Бога, а каждый сам собой; посему каждый из них различно учил и о Боге, и о материи, и о формах, и о мире. Христиане же обладают абсолютной истиной, и в том имеют свидетелями пророков, которые по вдохновению Божественного Духа возвещали и о Боге, и о вещах Божественных (cap. 7). Что от начала один есть Бог, Творец всего, это может быть обосновано разумными доводами. Если бы было два или несколько богов, то они должны быть или вместе, или отдельно друг от друга. Обе части дилеммы страдают неразрешимыми противоречиями. В одном месте они не могут быть, ибо как несозданные они не подобны друг другу; только созданное, по Платону, подобно своему первообразу, — а неподобное не может быть в одном и том же месте. Также они не могут быть в одном месте как части целого, как члены человеческого тела, потому что Бог, безначальный, бесстрастный и неразделимый, не состоит из частей. Но они не могут существовать и каждый в особом месте, так как Творец находится над миром, окрест мира и в мире. Для второго Бога нет области бытия, потому что первый Бог все объемлет; нет сферы деятельности, потому что первый все создал; нет объекта попечения, потому что второй ничего не создал и ему не о чем заботиться. Поэтому изначальный Бог, Творец мира, и есть единый Бог (cap. 8). Это учение подтверждается Моисеем, Исайей, Иеремией и другими пророками, которые, будучи исполнены Духа Святого, возвещали то, что им было внушаемо. Таким образом, христиане не безбожники, когда они признают единого Бога, безначального, вечного, невидимого и бесстрастного, необъятного и неизмеримого, постигаемого одним умом и разумом, преисполненного светом и красотой, духом и неизреченной силой, Который словом[529] Своим все сотворил и устроил и все содержит.

Христиане признают также и Сына Божия. Сын Божий есть Слово Отца, как Его идея и как действенная сила, ибо по Нему и через Него все сотворено, потому что Отец и Сын — едино. А так как Сын в Отце и Отец в Сыне, по единству и силе духа, то Сын Божий — Ум и Слово Отца. Он есть первое Рождение Отца, не так, чтобы Оно получило бытие во времени, ибо Бог, как вечный Ум и вечно словесное (λογικός) Существо, искони имел в Себе Самом Слово (Λόγος), но Он произошел от Него для того, чтобы быть идеей и действенной силой для всех материальных вещей, которые находились в виде бескачественной природы и недейственной земли. Дух Святой, действующий в пророках, исходит от Бога, подобно лучу солнечному, истекая из Него и возвращаясь к Нему. Кто после этого не удивится, услышав, что называют безбожниками тех, которые исповедуют Бога Отца и Бога Сына и Духа Святого и признают Их единство в силе[530] и различие в порядке? Но этим не ограничивается богословское учение христиан: они признают и множество ангелов и служителей, которых Творец и Зиждитель мира — Бог через Свое Слово поставил и распределил управлять стихиями и небесами, и миром, и всем, что в нем, и благоустройством их (cap. 9-10).

Обвинение в атеизме опровергается также нравственным учением христиан, которое не от человека происходит, но изречено и преподано Богом, их поведением и верой в загробную жизнь. Христианское учение заповедует даже молиться за врагов и гонителей и благословлять их. Многие из христиан — необразованные, ремесленники и старухи — не в состоянии доказать пользу христианского учения словом, но делом подтверждают его нравственную благотворность: они не словй затверживают, но совершают добрые дела, не ударяют, когда их бьют, не жалуются в суде, когда отнимают у них имение, подают нуждающимся и любят ближнего своего, как самих себя (cap. 11). Стали ли бы они соблюдать себя в такой чистоте, если бы не признавали, что Бог бодрствует над человеческим родом? Конечно, нет. «Но так как мы веруем, что отдадим отчет во всей настоящей жизни Богу, сотворившему и нас, и мир, то мы избираем жизнь воздержную, человеколюбивую и уничиженную, зная, что здесь не можем потерпеть, хотя бы нас лишали жизни, никакого зла, которое сравнялось бы с благами, [нам] уготованными там от Великого Судии за кроткую, человеколюбивую и скромную жизнь». Язычники почитают благочестивыми таких людей, которые настоящую жизнь полагают в том, чтобы «есть и пить, ибо утром умрем», и не считают благочестивыми христиан, которые настоящую жизнь почитают маловажной, которые стремятся к одному, чтобы познать Бога и Его Слово, и какое единение Сына с Отцом, какое общение Отца с Сыном, что такое Дух, в чем единство этих Существ и различие соединенных Духа, Сына и Отца, которые знают, что ожидаемая жизнь выше всякого выражения, если только перейдут туда чистыми от всякой неправды (cap. 12).

После этого Афинагор приводит основания, почему христиане отказываются от исполнения предписаний языческого культа. Изображения богов — произведения человеческих рук; представленные в образах боги, судя по тому, что рассказывают о них поэты и философы, были преступные и жалкие люди.

Объяснение богов как поэтического олицетворения сил и явлений природы — напрасный труд, и, кроме того, этим не оправдывается почитание этих богов. Создатель вселенной и Отец не имеет нужды ни в крови, ни в дыме, ни в благоухании цветов и курений, будучи Сам — совершеннейшее благоухание и не имея недостатка ни в чем внутри или вне. «Если мы, признавая Бога Создателем, Который все содержит и наблюдает ведением [(έπιστήμη)] и всеуправляющей премудростью [(τέχνη)], воздеваем к Нему чистые руки, то какие еще нужны Ему жертвоприношения?» [(13.3)]. А что христиане не признают и не чтут тех богов, каких чтут язычники, то это упрек совершенно безрассудный: сами те, которые обвиняют христиан в безбожии за то, что они не почитают богов, признаваемых ими, не согласны между собой относительно богов. Если христиане нечестивы, то нечестивы и все города, все народы, потому что все они почитают не одних и тех же богов (cap. 13—14). Далее, если бы христиане, подобно язычникам, те или другие вещества принимали за богов, то они оказались бы не имеющими никакого понятия о Боге истинном, ибо в таком случае они уравнивали бы разрушимое и тленное с вечным. Прекрасен мир, но не ему, а Создателю его должно поклоняться: «Если я, удивляясь прекрасному устройству неба и стихий, не поклоняюсь им как богам, зная, что они подлежат разрушению, то как я буду называть богами те вещи, которых художники люди известны мне?» [(16.5)]. Нет ни одной статуи богов, которая не получила бы своего существования от человека. Если они боги, то почему не существовали от начала? Почему они моложе тех, кто сделал их? Почему нужны были им люди и их искусство, чтобы существовать? Они — земля, камни, вещество и искусная работа (cap. 15-17). «Но некоторые говорят, что это только изображения, а боги — те, в честь которых сделаны эти изображения, что моления, которые обращаются к этим последним, и жертвы относятся к богам и совершаются для них» [(18.1)]. Но прежде всего необходимо обратить внимание на то, что все повествования о богах согласны в том, что боги существовали не от начала, но каждый из них родился так же, как рождаемся и мы; а если было время, когда они не существовали, то дни — не боги, ибо вечно безначалие, а то, что получило бытие, подвержено тлению. «И я говорю, — замечает Афинагор, — то же, что и философы» (cap. 18-19 [цит.: 19.2]).