Том 9. Архипелаг в огне. Робур-Завоеватель. Север против Юга - Жюль Верн

Гарвею не удалось послать письмо в Кэмдлес-Бей; выход лодок из гавани был запрещен. Сообщение между левым и правым берегом Сент-Джонса было прервано, и семейство Бербанков лишено было возможности своевременно узнать об аресте Джилберта. В Кэмдлес-Бее думали, что он благополучно добрался до своей канонерки, а юноша между тем томился в джэксонвиллской тюрьме.

С каким тревожным нетерпением ждали в Касл-Хаусе отдаленного пушечного выстрела, который возвестил бы о том, что эскадра федералистов миновала уже песчаную отмель. Ведь с переходом Джэксонвилла к северянам Тексар попал бы в руки Джемса Бербанка, а уж тогда владелец Кэмдлес-Бея с сыном и друзьями беспрепятственно пустились бы вновь на поиски Зермы и Ди, поиски, остававшиеся до сих пор тщетными.

Но нет. На низовьях реки все было по-старому. Управляющий Пэрри обследовал весь берег Сент-Джонса до самой линии заграждения и донес, что там ничего нового не заметно; то же самое подтвердили Пиг и один из помощников управляющего, которых посылали с плантации обследовать реку на три мили вниз по течению. Флотилия Стивенса все еще не покидала своей стоянки, и незаметно было, чтобы она собиралась отплыть, а затем подняться по реке до Джэксонвилла.

И то сказать - разве могли канонерки переправиться через отмель? Даже если бы прилив оказался достаточно высок, кто провел бы эскадру по извилинам фарватера, когда ее лоцман Марс не вернулся?

И если Джемс Бербанк узнал бы о тем, что произошло после захвата гички, то он решил бы, что храбрый спутник Джилберта погиб в водовороте. Если бы Марс спасся и выбрался на правый берег, неужели он не вернулся бы в Кэмдлес-Бей, раз не мог уже добраться до своей канонерки?

Но Марс на плантацию не возвращался.

На другой день в 11 часов утра в той самой зале суда, где за некоторое время перед этим испанец безуспешно пытался обвинить Джемса Бербанка, собрался комитет под председательством Тексара. Юноше были предъявлены столь серьезные обвинения, что избежать обвинительного приговора он не мог. Участь его была предрешена. А покончив с сыном, Тексар собирался приняться за отца. Маленькая Ди уже находилась в руках испанца, что же касается миссис Бербанк, то Тексар рассчитывал, что больная женщина не вынесет стольких обрушившихся на нее тяжких ударов, направленных его рукою, и он полностью будет отмщен.

Обстоятельства, как нарочно, складывались так, что он мог вполне утолить свою ненасытную злобу.

Джилберта вывели из тюрьмы. Как и накануне, толпа провожала его злобными воплями. В залу заседания, где уже собрались самые оголтелые приспешники испанца, он вошел среди оглушительных криков.

- Смерть шпиону! Смерть!..

Обвинение в шпионаже бросали ему разнузданные городские подонки, и внушено оно было не кем иным, как Тексаром.

Но Джилберту удалось сохранить хладнокровие, даже встретившись лицом к лицу с Тексаром, который имел наглость лично выступить в этом деле.

- Ваше имя Джилберт Бербанк, и вы - офицер федералистского флота? - обратился к подсудимому Тексар.

- Да.

- В настоящее время вы служите лейтенантом на одной из канонерок, состоящих под командою Стивенса?

- Да.

- Вы сын Джемса Бербанка, северянина, владельца плантации в Кэмдлес-Бее?

- Да.

- Признаетесь ли вы в том, что в ночь на десятое марта вы покинули флотилию, стоящую на якоре перед отмелью?

- Да.

- Признаетесь ли вы в том, что были схвачены когда пытались вернуться на канонерку вместе с одним из матросов этой канонерки?

- Да.

- Не объясните ли вы, с какой целью вы плыли по реке Сент-Джонс?

- На канонерку, на которой я служу старшим офицером, явился какой-то человек и сообщил мне, что плантация моего отца опустошена шайкой злоумышленников, что какие-то бандиты осадили Касл-Хаус. Мне, впрочем, незачем особенно распространяться перед председателем комитета, который меня судит, о том, кто является главным виновником совершенных злодейств.

- Я могу на это возразить Джилберту Бербанку, - сказал Тексар, - что его отец бросил вызов общественному мнению Флориды, освободив своих невольников, и что согласно изданному декрету с территории штата изгоняются все отпущенные невольники, и что постановление это должно было быть выполнено...

- Посредством грабежа, поджога и похищения моей сестры и ее кормилицы, причем последнее совершено лично Тексаром, - возразил Джилберт.

- Я отвечу на это обвинение, если предстану перед судом, - холодно проговорил испанец. - Джилберт Бербанк, не пытайтесь подтасовывать роли. Вы здесь обвиняемый, а не обвинитель.

- Да, в настоящую минуту я обвиняемый... - ответил молодой офицер, - но нашим канонеркам осталось только перебраться через отмель, и тогда...

Снова послышались крики и угрозы молодому лейтенанту, осмелившемуся так дерзко грозить южанам.

- Смерть ему! Смерть! - вопили со всех сторон.

Испанцу лишь с трудом удалось успокоить разъяренную толпу. Когда крики смолкли, он продолжал допрос.

- Не скажете ли вы нам, Джилберт Бербанк, зачем вы покинули прошлой ночью вашу канонерку?

- Я хотел повидаться с умирающей матерью.

- Вы признаетесь, стало быть, что высаживались в Кэмдлес-Бее?

- Мне незачем скрывать это.

- И единственной вашей целью было повидать вашу мать?

- Единственной.

- Мы имеем, однако, основание думать, - продолжал Тексар, - что у вас была также и другая цель.

- Какая же?

- Войти в сношения с вашим отцом Джемсом Бербанком, сторонником Севера, которого и так подозревают в том, что он поддерживает связь с федеральной армией.

- Вы прекрасно знаете, что это неправда, - с негодованием возразил Джилберт. - Я приезжал в Кэмдлес-Бей не в качестве офицера федеральной армии, а только как сын...

- Или шпион, - возразил Тексар.

Снова раздались яростные вопли.

- Смерть шпиону! Смерть ему! Смерть!..

Джилберт понял, что он погиб... Но еще более тяжким ударом была для него мысль, что вместе с ним погибнет и его отец.

- Да, - продолжал Тексар, - болезнь вашей матери была для вас всего лишь предлогом, а на самом же деле вы приезжали в Кэмдлес-Бей, чтобы выведать, насколько мы готовы к обороне Сент-Джонса, и сообщить об этом федералистам.

Джилберт встал.

- Я приезжал повидаться с умирающей матерью, - громко заговорил он, - и вам это хорошо известно. Никогда бы я не поверил, что в цивилизованном мире могут найтись судьи, способные поставить в вину солдату, что он приехал навестить больную мать, даже если она и находится на неприятельской территории. Пусть тот, кто осуждает мой поступок и сам бы поступил иначе, осмелится сказать мне это в лицо.

Только отравленные злобой ненавистники не могли оценить всей благородной прямоты этих слов. Но у толпы, собравшейся в зале суда, чистосердечие и благородство Джилберта сочувствия не вызвали. Слова юноши встречены были угрожающими криками, сменившимися потом рукоплесканиями по адресу Тексара, когда тот объявил, что вина Джемса Бербанка, принимавшего во время войны у себя в доме неприятельского офицера, ничуть не меньше, чем вина офицера.