Сёгун - Джеймс Клавелл

— Хорошей погоды и счастливого пути, — пожелал им Феррьера. Он помахал рукой, приветствие было возвращено, и после этого спустили баркас.

— Уйдешь вниз, только когда вернется баркас, а эта сучья галера скроется из виду, — приказал он главному артиллеристу.

На юте он остановился перед Родригесом и указал на галеру.

— Ты всю жизнь будешь жалеть, что оставил его живым.

— Это в руках Бога. Англичанин «приемлемый» кормчий, если вы сможете переступить через свою религию, мой адмирал.

— Я учел это.

— И?

— Чем скорее мы будем в Макао, тем лучше. Засеки время, Родригес. — Феррьера спустился вниз.

Нога Родригеса болезненно пульсировала. Он сделал глоток из меха для грога. «Феррьера может отправиться в ад, — сказал он себе. — Но, ради Бога, только после того, как мы доберемся до Лиссабона».

Ветер слегка изменил направление, облака достигли лунного нимба, недалеко шел дождь, рассвет испещрил небо. Он все внимание отдал своему кораблю, парусам и его положению. Полностью успокоившись, он посмотрел на баркас. И наконец на галеру.

Родригес выпил еще рому, довольный, что его план сработал так хорошо. Даже и пистолет выстрелил, что и решило все дело. И он был доволен своим решением.

«Я должен был это сделать и я это сделал. Тем не менее, англичанин, — сказал он себе. — Адмирал прав. С тобой в рай пришла ересь».

Глава двадцать девятая

— Анджин-сан?

— Хай? — Блэксорн выбирался из глубокого сна.

— Вот еда. И чай.

Какой-то момент он не мог вспомнить, кто он и где он. Потом узнал свою каюту на борту галеры. Столб света пронизывал темноту. Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим. Барабанный бой не был слышен, и даже в глубоком сне его чувства подсказали ему, что якорь брошен и его корабль в безопасности, недалеко от берега, а море спокойно.

Он увидел служанку, несущую поднос, Марико рядом с ней — рука ее больше не на перевязи, — а он лежит в койке кормчего, той же самой, что и во время плавания с Родригесом из деревни Ааджиро в Осаку, и теперь она была почти такой же, кстати, как его собственная койка в каюте на «Эразмусе». «Эразмус»! Было бы прекрасно снова вернуться на него и повидаться с ребятами.

Он с наслаждением потянулся и взял чашку зеленого чая, предложенную Марико.

— Спасибо. Это прекрасно. Как ваша рука?

— Намного лучше, спасибо. — Марико согнула ее, чтобы показать, как она работает. — Ранена была только мякоть.

— Вы выглядите гораздо лучше, Марико-сан.

— Да, мне теперь лучше.

Когда она на рассвете вернулась с Торанагой на судно, то была близка к обмороку.

— Лучше оставайтесь наверху, — сказал он ей. — Болезнь пройдет тогда быстрее.

— Мой господин спрашивает, почему выстрелил пистолет?

— Это была только шутка, игра двух кормчих, — сказал он ей.

— Мой хозяин выражает свое восхищение вашим искусством в морском деле.

— Нам повезло. Луна помогла. И команда была изумительная. Марико-сан, вы не могли бы спросить капитана, знает ли он эти воды? Извините, но скажите Торанаге-сама, что я не могу больше без сна. Или, может быть, мы можем лечь в дрейф на часок или около того? Я должен поспать.

Он смутно помнил, как она говорила ему, что Торанага сказал, что он может пойти вниз, так как капитан-сан вполне может справиться, потому что они поплывут в прибрежных водах и не будут выходить в море.

Блэксорн опять потянулся и открыл иллюминатор каюты.

Скалистый берег был в двухстах ярдах с небольшим.

— Где мы?

— У берега провинции Тотоми, Анджин-сан. Господин Торанага хотел поплавать и дать отдохнуть гребцам несколько часов. Завтра мы будем в Анджиро.

— Рыбацкой деревне? Это невозможно. Сейчас полдень, а на рассвете мы были на выходе из Осаки. Это невозможно!

— О, это было вчера, Анджин-сан. Вы проспали день, ночь и еще половину дня, — ответила она. — Господин Торанага сказал, чтобы вам не мешали спать. Теперь он думает, что вам, чтобы окончательно проснуться, надо хорошо поплавать. После еды. Еда состояла из двух чашек риса и поджаренной на древесном угле рыбы с темным, уксусно-сладким соусом, который, по ее словам, делали из перебродивших бобов.

— Спасибо — да, я хотел бы поплавать. Почти тридцать шесть часов? Неудивительно, что я так хорошо себя чувствую, — он с жадностью взял поднос у служанки. Но есть стал не сразу. — Почему она так испугана? — спросил он.

— Она не испугана, Анджин-сан. Просто немного нервничает. Пожалуйста, извините ее. Она никогда не видела до этого так близко чужеземцев.

— Скажите ей, когда бывает полная луна, чужеземцы отращивают рога, а изо рта у них вылетает огонь, как у драконов.

Марико засмеялась.

— Конечно, я этого не скажу. — Она указала на стол. — Тут зубной порошок, щетка, вода и свежие полотенца. — Потом добавила по-латыни: — Я рада, что вы уцелели, что касается нашего путешествия, то вы вели себя очень смело.

Их глаза встретились и на мгновение остались в таком положении. Она вежливо поклонилась. Служанка поклонилась. Дверь за ними закрылась.

«Не думай о ней, — приказал он себе. — Думай о Торанаге или Анджиро. Почему мы завтра останавливаемся в Анджиро? Высадить Ябу? Тем лучше! В Анджиро будет Оми. Так что с Оми? Почему не попросить у Торанаги голову Оми? Он должен мне одну или две награды. Или почему не попросить разрешить поединок с Оми-сан? Как? На пистолетах или мечах? На мечах у меня нет шансов, а если взять пистолет, это будет убийство. Лучше ничего не делать и ждать. У тебя скоро будут шансы отомстить им обоим. Ты сейчас наслаждаешься милостями Торанаги. Будь терпелив. Спроси себя, что тебе от него нужно. Скоро мы будем в Эдо, так что у тебя не так много времени. А что с Торанагой?»

Блэксорн пользовался палочками для еды так, как он видел, ими пользуются заключенные в тюрьме, поднимая чашку с рисом ко рту и заталкивая слипшийся рис с края чашки в свой рот палочками. С кусками рыбы было труднее. Он был все еще недостаточно искусен, поэтому пользовался пальцами, радуясь, что ест один, зная, что есть пальцами перед Марико или Торанагой да и перед любым японцем было бы очень невежливо.

Когда был съеден последний кусочек, он все еще был голоден.

— Пойти взять еще пищи, — сказал он вслух. — Боже мой на небесах, как бы мне хотелось свежего хлеба, яичницы, масла и сыру…

Он вышел на палубу. Почти все были обнажены. Некоторые из мужчин обсыхали, другие принимали солнечные ванны, несколько человек стояли, перегнувшись через борт. В море около борта самураи и моряки плавали и плескались как дети.