Владимир Соловьев и его время - Алексей Лосев

1886, декабрь — разрыв с С. П. Хитрово. Поездка в Загреб к Штроссмайеру.

1887, лето — начинает работу над «Ьа Яиѕѕіе еі ГЕѕІіѕе ипіѵегѕеііе».

1888, 8 мая — приезжает в Париж.

Октябрь — заканчивает работу над «Ьа Яиѕѕіе еі ГЕ§1іѕе ипіѵегѕеііе».

1889, январь — возвращение в Россию. Выход в Париже на французском языке работы «Россия и вселенская церковь». Весна — лето — гостит в Воробьевке у А. А. Фета. 1891, 19 октября — лекция в Московском психологическом обществе «Об упадке средневекового миросозерцания». Соловьеву вновь временно запрещено чтение публичных лекций. Конец года — осень 1892–го — роман с Софьей Михайловной Мартыновой.

1893, конец июля — путешествие в Швецию, Шотландию и Францию.

1894, январь — возвращение в Москву. Завершение работы над трактатом «Смысл любви».

Лето — тяжелая болезнь. Сентябрь — май 1895–го — отдых в Финляндии. 1896 — Соловьев исповедуется у А. М. Иванцова–Платонова, который не отпускает ему грехов из‑за его догматических расхождений с православием. Кончина М. А. Хитрово. Владимир Соловьев вновь делает предложение С. П. Хитрово и вновь получает отказ. Осень — отдых в Финляндии. 1897—1899 — цикл статей под названием «Теоретическая философия». 1897— после десятилетнего перерыва возобновляются поездки в Пустыньку.

1898, март — второе путешествие в Египет.

1899 — выходит второе, доработанное издание «Оправдания добра».

Апрель — поездка в Канн. 1899—1900 — «Три разговора».

1900, 30 апреля — личная встреча с Анной Николаевной Шмидт.

14 июля — возвращение из Пустыньки в Москву. Последнее пристанище в «Славянском базаре».

15 июля, в день именин — больной Соловьев направляется в имение Трубецких Узкое.

31 июля в 21 час 30 минут — христианская кончина Владимира Сергеевича Соловьева.

КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ

Собрание сочинений Владимира Сергеевича Соловьева ⁄ Под ред. и с прим. С. М. Соловьева и Э. Л. Радлова. Т. 1–Х. 2–е изд. СПб., 1911— 1914.

Соловьев В. С. Сочинения. В 2 т. М., 1988.

Письма Владимира Сергеевича Соловьева ⁄ Под ред. Э. Л. Радлова. Т. I‑III. СПб., 1908 — 1911.

Соловьев Вл.. Письма ⁄ Под ред. Э. Л. Радлова. Пг., 1923.

Соловьев Вл.. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974.

Милюков П. Н. Разложение славянства. Данилевский, Леонтьев, Вл. Соловьев. М., 1893.

Введенский А. И. Призыв к самоуглублению. Памяти Владимира Сергеевича Соловьева. М., 1900.

Цертелев Д. Памяти В. С. Соловьева // Вопросы философии и психологии. 1901. № 1.

Никольский А. Русский Ориген XIX века Вл. С. Соловьев // Вера и разум. 1902. № 10 (кн. 2–я), № 29 (кн. 2–я).

Величко В. Л. Владимир Соловьев. Жизнь и творения. 2–е изд. СПб., 1904.

Безобразова М. С. Воспоминания о брате Владимире Сергеевиче Соловьеве // Минувшие годы. 1908, май — июнь.

Лопатин Л. М. Философские характеристики речи. М., 1911.

Лукьянов С. М. О Вл. С. Соловьеве в его молодые годы. Материалы к биографии. Кн. 1. СПб., 1916. Кн. 2. СПб, 1918. Кн. 3, вып. 1. Пг, 1921. 2–е изд.: 1990, с дополнит, вып. 2–м к кн. 3–й, не вошедшим в 1–е изд.

Щеголев П. Е. Событие 1 марта и Владимир Соловьев // Былое. 1918. № 4–5.

О Владимире Соловьеве. М, 1911.

Флоровский Г. Ф. Новые книги о Владимире Соловьеве // Известия Одесского библиографического общества. 1912. № 1. Вып. 7.

Радлов Э. Л. Владимир Соловьев. Жизнь и учение. СПб, 1913.

Трубецкой Е. Миросозерцание Вл. Соловьева. Т. I — II. М, 1913.

Соловьев С. М. Биография Владимира Сергеевича Соловьева // Соловьев Вл. Стихотворения. 7–е изд. М, 1921.

Голлербах Э. Владимир Соловьев и Розанов // Стрелец. Сб. 3–й и последний ⁄ Под ред. А. Беленсона. Пг, 1922.

Мочульский К. Владимир Соловьев. Жизнь и учение. Париж, 1951.

Соловьев С. М. Жизнь и творческая эволюция Владимира Соловьева. Брюссель, 1977.

Лосев А. Ф. Вл. Соловьев. М, 1983.

Лосев А. Ф. Вл. Соловьев и его ближайшее литературное окружение // Литературная учеба. 1987. № 3—4.

Лосев А. Ф. Вл. Соловьев и его время. М, 1990.

Голубев А. Н. Вл. Соловьев о бесконечности личности в человеке // О человеческом в человеке. М, 1991.

Гулыга А. Смысл любви (Владимир Соловьев) // В кн.: Русская идея и ее творцы. М, 1995.

Приложение I ЭТИКА. ОТ СОЦИАЛЬНО–ИСТОРИЧЕСКОГО УТОПИЗМА К АПОКАЛИПТИКЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. Черты общего социально–исторического разочарования.

Для того чтобы духовная эволюция Вл. Соловьева стала для нас ясней, необходимо учитывать то, к чему пришла эта эволюция, а именно, в первую очередь, литературную деятельность Вл. Соловьева в 90–е годы. Изучая этот последний период его литературной деятельности, мы начинаем невольно вспоминать черты разочарования, которые были и раньше, но перекрывались весьма интенсивным стремлением к обязательному универсализму, перекрывались трогательным теперь для нас энтузиазмом патетически настроенного пророка. Необходимо помнить, что Вл. Соловьев — это чрезвычайно критически настроенный ум, который не расставался со своим критицизмом даже в моменты социально–исторического пафоса.

Именно нам уже пришлось столкнуться с его работой 1891 года «Об упадке средневекового миросозерцания». Здесь мы видим, что при всех оговорках и уточнениях основная направленность Вл. Соловьева в данной работе все же сводится к весьма глубокому и даже волнующему пессимизму в отношении исторических и бытовых судеб всего средневековья, то есть, попросту говоря, всего православия.

В работе 1896 года «Византизм и Россия» пафос исторического прогресса с первого взгляда остается как будто на месте. По–прежнему критикуется византийское православие, основанное на личном христианском подвижничестве и в то же время на чисто языческой государственности и общественности. По–прежнему восхваляется князь Владимир, который ввел якобы совершенно другое представление о светской и духовной власти. За близость к теократии восхваляется не только Иоанн Грозный, но и Петр I, которым как будто только внешние обстоятельства помешали возвеличить церковь и установить церковное государство. В конце же концов оказывается, что сам русский народ и русская общественность не были готовы к установлению теократии, взамен чего и пришлось учредить Святейший Синод, то есть такое церковное управление, которое политически регулируется государственным чиновником (VII, 324—325). Вл. Соловьеву приходится в этой работе считать Св. Синод полнейшей исторической необходимостью. Однако подобного рода историческая концепция Вл. Соловьева только внешним образом может производить какое‑нибудь благоприятное и оптимистическое представление. На самом деле Вл. Соловьев приходит здесь скорее к самому крайнему пессимизму, поскольку его отношение к тогдашним церковным властям можно считать не только крайне либеральным, но и граничащим уже с самой настоящей революционностью. Во всяком случае, никакой положительной перспективы при такой концепции церкви и государства никак не устанавливается. Для социально–исторической романтики и утопизма здесь уже не остается никакого места. А то, что к тому же результату приводило философа также его общее разочарование в теократии, это можно видеть и на основании предложенных у нас ранее соловьевских материалов об идее теократии.

2. Черты снижения принципиальной бдительности в области истории религии и в области теоретической философии. Очень важно отметить и то, в каких смягченных тонах дается, например, оценка такого колоссального исторического факта, как все магометанство и его священная книга «Коран». Эта неожиданная мягкость религиозно–исторической оценки магометанства выступает весьма ощутительно вперед в сравнении с недавней для того времени работой 1889 года «Россия и Вселенская церковь».

В этой последней работе мы читаем, например, следующее: «Мы знаем, что антихристианское движение, проявившееся в императорских ересях, привело в ѴІІ–м и ѴІІІ–м веках к двум доктринам, из которых одна (монофелитская) косвенно отрицала человеческую свободу, а другая (иконоборческая) по внутреннему своему смыслу отвергала феноменальность божества. Прямое и открытое утверждение этих двух заблуждений составило религиозную сущность ислама, рассматривающего человека как конечную форму без всякой свободы, а Бога как бесконечную свободу без всякой формы»[582]. Подобного рода рассуждение Вл. Соловьева — верно или неверно, это другой вопрос, — казалось бы, оценивает ислам бесповоротно отрицательно: это — соединение фатализма с отрицанием богочеловечества. В своем раздражении против византийского православия он именно эти черты находит в скрытом виде в византийском государстве и византийской церкви, так что в своем подчинении турецкому владычеству византийские греки как раз и получили в явной форме то, что в скрытой форме исповедовали сами. И дальше у Вл. Соловьева мы находим в данном трактате весьма красноречивое, почти ораторское доказательство того, что византийское православие как раз и пришло к тому, чтобы очень легко и быстро подчиниться магометанскому завоеванию[583]. Таким образом, в чрезвычайно низкой оценке религиозной сущности ислама у Вл. Соловьева не может быть здесь никакого сомнения.