Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

усомниться, что англо-ирландец Кастлхевен проявил достаточную решимость, а возможно, даже встал на путь предательства. Но истинная причина этого провала могла с таким же успехом заключаться в неспособности ирландско-дюнкеркских судов не дать кораблям парламента доставить в Югхал оружие и продовольствие из Лайм-Реджиса и Ливерпуля. Между тем их враги-протестанты по-прежнему удерживали жизненно важную часть побережья к востоку от Корка и под руководством Инчиквина набирали силу. На Севере все еще были сильны шотландцы под командованием Монро, и недавно в небольшой перестрелке они убили архиепископа Гуамского и захватили все его бумаги. Ринуччини не мог знать, что через несколько недель потеря бумаг архиепископа будет иметь катастрофические последствия, но он был очень опечален гибелью энергичного прелата, на которого он, как ему сказали, сможет полностью положиться в проведении политики Ватикана. Несколько расстроенный, но по-прежнему уверенный в успехе, он направился в Килкенни, куда 12 ноября торжественно въехал под проливным дождем.

Вскоре нунций обнаружил, что к тому времени маркиз Ормонд убедил значительную часть Высшего совета, возглавляемого его шурином лордом Маскерри, всерьез задуматься о заключении договора, который обеспечил бы ирландцам всего-навсего устранение самых худших притеснений, которым подвергались католики, и некоторую степень независимости от английского парламента. В частном порядке граф Гламоргон предлагал ирландцам возвращение церквей и церковной земли, которая у них была отобрана, а также свободное отправление их религии. Он убеждал Ринуччини, что эти предложения реальны, вручив ему личное письмо от короля, в котором Карл заклинал нунция полностью довериться Гламоргану, договоренностей с которым, какими бы они ни были, он обещал придерживаться. До сих пор путаница, вызванная наличием официального и тайного договоров, препятствовала подписанию обоих. Нунция это устраивало, поскольку ему не нравились оба. Договор Ормонда он считал недопустимым, а условия Гламоргана – недостаточно благоприятными. С присущим ему узколобым идеализмом он видел только один возможный вариант – единую католическую Ирландию, в которой права и собственность церкви восстановлены полностью. Если бы король Англии действительно гарантировал полный возврат всех прав и земель, утраченных в ходе реформации, не говоря уже о религиозной практике, тогда – и только тогда – он мог рассчитывать на помощь Ватикана.

Таким образом, Ринуччини вознамерился – как он искренне верил – «объединить» противоборствующие партии в Ассамблее и Высшем совете в поддержке более жестких требований, чем те, которые до сих пор выдвигала любая из них. Огромное большинство ирландских лордов и землевладельцев понимали, что идеал Ринуччини недостижим и в то же время разрушителен для них экономически. Его старания объединить все партии в следовании этой политике немедленно привели к усилению разногласий, росту недоверия и, как следствие, к дальнейшему затягиванию отправки помощи королю Карлу. Первым результатом его вмешательства стало то, что подписание договора как с маркизом Ормондом, так и с графом Гламорганом было отложено на неопределенный срок. Пока король в Оксфорде по-прежнему надеялся к весне увидеть ирландскую армию, нунций в Килкенни, пользуясь престижем своего высокого положения, неумолимо разрушал все перспективы заключения договора, ошибочно считая, что действует в интересах Ирландии и церкви. Лорды из Высшего совета, более реально смотревшие на вещи, тщетно указывали ему на силу протестантских войск, с которыми им придется сражаться, если они позволят королю проиграть войну. Уверенный в себе и своей миссии, Ринуччини продолжал работу среди духовенства, настраивая его против договора с Ормондом, и приготовился бороться с ним по каждому пункту и любой ценой.

Пока Ватикан, таким образом, фатально вмешивался в ирландские дела короля, французское правительство хотело, чтобы он изменил свою политику в отношении Шотландии. План Мазарини по восстановлению мира в воюющих королевствах Британских островов основывался отчасти на освященной временем французской традиции союзничества с Шотландией, отчасти на ошибочном убеждении, что воюющие стороны откажутся от своих принципов ради продвижения своих же интересов. Поэтому ближе к концу лета он послал в Шотландию ловкого молодого дипломата Жана де Монтрея, имевшего определенное представление о делах короля Карла, которое он получил за несколько лет до этого во время своего пребывания в Лондоне. Сначала Монтрей должен был встретиться с шотландскими уполномоченными в Лондоне, потом ехать в Эдинбург и Оксфорд и с помощью убедительных доводов выстроить прежнее понимание между Францией и Шотландией. Затем нужно было направить короля и его шотландских подданных к альянсу против английских мятежников. Таким образом, будет восстановлен баланс между королем и парламентом и, несомненно, найдено удовлетворительное компромиссное решение. Помимо этого Мазарини знал, что, пока длится война, для покрытия расходов продается много произведений искусства, поэтому к указаниям, данным Монтрею, он тайно в частном порядке добавил еще одно: следить, не появятся ли на рынке ценные гобелены или манускрипты.

В течение нескольких недель после его приезда в Лондон напряжение между ковенантерами и англичанами вполне соответствовало желаниям Монтрея разрушить их союз. Англичане жаловались, что шотландская армия ничего и не сделала, кроме взятия Ньюкасла, и что она разоряет страну своими грабежами. Шотландские представители отвечали, что армии не платят денег уже семь месяцев и что парламент намеренно скупится, чтобы вынудить их жить за счет сельских жителей и тем самым вызвать их ненависть. К осени всей их армии понадобилась одежда и обувь и участились случаи стычек между голодными солдатами и жителями тех мест, где они квартировали. Когда парламент наконец отправил деньги, сапоги и огнестрельное оружие, то добавил к этому требование уйти из Карлайла и Ньюкасла, поскольку пребывание шотландских гарнизонов в этих городах оскорбительно для английской гордости. Только недюжинный такт и обаяние шотландского канцлера Лоудуна, находившегося тогда в Лондоне, позволили не допустить разрыва и сохранить приемлемые отношения шотландцев с парламентскими лидерами.

В то время как с сэром Гарри Вейном и Оливером Сент-Джоном Лоудун держался твердо, но тактично, к Монтрею он отнесся дружелюбно, поскольку прекрасно знал, как можно следовать одновременно двум и даже трем политическим линиям, пока не станет ясно, какая из них лучше всего отвечает складывающейся ситуации. Переговорами в основном занимался другой уполномоченный, лорд Балмерино, а в это время сэр Роберт Морей был отправлен во Францию, чтобы убедить королеву Генриетту Марию поддержать прожект, согласно которому следовало оставить доблестного Монтроза и его горцев-католиков и поддержать еретиков-пресвитерианцев. В Лондоне недовольный граф Холланд и легкомысленная графиня Карлайл дали Монтрею полезный совет, указав на непримиримую вражду пресвитерианцев с сектантами и на то, что при минимальном везении можно уговорить на альянс с королем не только шотландцев, но даже лондонский Сити и английских пресвитерианцев. Монтрей, будучи умным рассудительным человеком, видел, как его замысел обретает форму, и не сомневался, что, если король и