Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

Но Фрэнк ничего не знал, а Энни не могла открыто выявить свое чувство. Но оно становилось все напряженнее с каждым днем – от каприза к одержимости, от крохотного ростка эмоций к постоянному приливу ощущения, пока, наконец, не превратилось в пламя желания, вспыхивающее в самые неожиданные моменты, как тот, что потряс Энни несколько минут назад; момент настолько недвусмысленный, что она поразилась, как Фрэнк ничего не заметил.

Какой виноватой чувствовала себя Энни, когда, привязанная к тренажеру, выдерживая напряжение, заставлявшее ее пыхтеть и задыхаться, издавала стоны и крики, постыдно похожие на любовные.

Все же сегодня, как всегда, Фрэнк либо не видел, либо не чувствовал ничего, скрывал свои мысли. И его загадочное спокойствие только все больше воспламеняло Энни.

Теперь она по ночам изучала себя в зеркале, стоя обнаженная перед зеркалом. Несмотря на шрамы и ужасающую худобу, впечатление было не таким уж отвратительным. Фигура почти приобрела прежние формы, изгибы бедер по-прежнему соблазнительны, упругие груди мешали заметить все еще костлявые плечи и выступающие ребра.

Роскошные собольи волосы рассыпались по плечам, темная грива не потеряла блеска. А лицо незнакомки, смотревшее на нее из зеркала, – лицо с высокими, скульптурно очерченными скулами, тонкими бровями и прозрачными, светящимися внутренним светом глазами, постепенно переставало быть чужим, и Энни даже обрела способность любоваться им, как хорошей картиной. Оно потеряло девичью томную чувственность, делавшую Энни столь подходящей для работы в агентстве моделей и в роли Лайны, но обрело более величавое таинственное сияние, которого не было раньше. Женственное, хотя и неземное видение, вызывавшее неосознанную тревогу и желание защитить у тех, кто смотрел на нее.

И Фрэнк сказал, что ему нравится новое лицо больше старого.

«Неужели он находит меня привлекательной? Может, просто скрывает истинные чувства?»

Что ни говори, Фрэнк все-таки приезжал навещать ее, проводил долгие ленивые часы наедине с Энни, глядя на девушку со странной, почти мучительной серьезностью, и оба молчали, ощущая дыхание душистого свежего ветра, словно объединявшего их в эти минуты.

Кроме того, Фрэнк был не женат, Дэймон сказал об этом Энни несколько месяцев назад.

Мог Фрэнк использовать дружбу с Дэймоном – странная симпатия между такими разными людьми – как предлог поддерживать отношения с Энни? Могла ли его природная сдержанность скрывать интерес, который его понятия о правилах приличия не позволяли выказывать?

Энни мысленно выругала себя за подобные мысли и поспешила вспомнить, что она теперь совершенный инвалид, не способный привлечь внимание настоящего мужчины.

Но фантазии не желали уходить, а интуиция, сопутствующая им, терзала мозг, пока боль желания не давала покоя.

Что если бы она вновь откинулась на этот мягкий, как постель, стол, когда дыхание, прерывистое после утомительных упражнений, немного успокоилось бы; призывно раскинула ноги и увидела наконец как словно высеченное на меди лицо мужчины со спокойно-чувственными глазами наклонится все ближе, ближе… ощутила ласки его рук, прикосновение губ к губам здесь, в этой прохладной подземной обители, где никто их не увидит!

Что останется от ее боли?

Что останется тогда от одиночества?

Но эти запретные мысли были подобны дневниковым записям глупой школьницы, потому что Энни не могла заметить ни малейшего признака интереса к себе. Почему-то на память пришли строки «Элегии» Грея, выученной когда-то наизусть в школе и давно забытой.

И многие цветы, рожденные в лучах,Отцветают тихо и незаметно,Бесплодно расточая красоту по воле ветра…

Все женские уловки ни к чему, а очарование растрачено зря… Энни чувствовала себя бедным одиноким цветком.

Фрэнк растирал ее плечи сильными руками, не обращая внимания на дрожь возбуждения, пробегавшую по спине Энни.

– Позвольте я помогу вам подняться наверх, – сказал он, обнимая ее за талию, пока они взбирались по узкой лестнице. – По-моему, на сегодня достаточно.

Он осторожно поддерживал Энни, помогал подниматься по ступенькам. Сухие пальцы лежали на пояснице, голое бедро девушки терлось о жесткую ткань брюк Фрэнка. Энни с наслаждением ощущала мужской запах, много недель преследовавший ее в мечтах, и почти теряла сознание.

Должно быть, Фрэнк заметил ее состояние, потому что, добравшись до верхней площади, повернулся к Энни, все еще не разжимая рук.

– Может, вам лучше лечь? – спросил он. «С тобой…»

Энни вздохнула, в ужасе от собственных мыслей.

– Не волнуйтесь за меня, – сказала она вслух. – Все в порядке. Пойду, приму душ. Не стесняйтесь уйти, если у вас какие-то дела.

Но глаза Фрэнка глядели на нее с озабоченностью, которую не могли погасить даже резкие слова. Энни повернулась и пошла по коридору, чувствуя за спиной его взгляд.

Теплая вода только усилила смятение чувств. Энни, накинув махровый халат, вышла из ванной, ожидая найти дом опустевшим. Но Фрэнк по-прежнему был в гостиной. Он неловко переминался у порога, перекинув пиджак через руку.

– Вы все еще здесь? – с невольным кокетством спросила она.

– Собираюсь уходить. Хотел только убедиться, что вам не стало плохо.

– Я в прекрасной форме! – заверила Энни, сделав пируэт, как настоящая манекенщица: уперев руку в бедро. – Видите?

Но неосторожное движение вызвало прострелившую ногу боль, так что попытка пофлиртовать явно не удалась – Энни пошатнувшись, прислонилась к стене.

– Пойдем, – сказал Фрэнк, подхватил ее под руку, повел в спальню, уложил и прикрыл одеялом.

Энни подняла глаза на Фрэнка, сидевшего на краю кровати. Такой высокий, широкоплечий, несгибаемый, и перед ним она, хрупкая, тоненькая, лежащая без сил.

Огонь, бушующий в крови, дурманил голову. О чем сейчас думает Фрэнк? Неужели не видит, что с ней происходит? Как он может не замечать этого, после стольких месяцев?

– Может, вызвать доктора Блейра? – спросил Фрэнк, осторожно дотрагиваясь до больного колена. – Он, наверное, сумеет помочь.

Энни покачала головой.

– Такое уже не раз случалось. Джуди обычно позволяет мне отдохнуть пару дней. Даже лед не прикладывает, если нет опухоли.

Собственный хрипловатый голос с призывными нотками заставил Энни покраснеть, хотя вряд ли Фрэнк видел отчетливо ее лицо в полутьме. Он начал осторожно массировать колено, разминая мышцы.

– Сильно болит?

Энни покачала головой, подавляя вот-вот готовый сорваться с губ вздох.

– Только честно!

Снова пальцы коснулись внутренней поверхности бедра, еще мягче, чем прежде. Рука Энни легла поверх его пальцев, обхватила запястье. В голосе Энни зазвучали никогда не слышанные Фрэнком раньше интонации.