Воспоминания - Сергей Юльевич Витте

– Я, – говорит, – ему сказал, что если бы даже я решил Вас назначить, то это мне не облегчило бы мою задачу, потому что мне пришлось бы искать заместителя вам.

Затем Государь сказал мне, что, когда он спросил Победоносцева, кого же в конце концов он рекомендует назначить, Победоносцев ответил, что, по его мнению, надо назначить того, кто и теперь уже состоят товарищем министра внутренних дел, – т. е. Горемыкина.

– А что Вы думаете по поводу назначения Горемыкина? – спросил меня Государь.

Я ответил Государю, что Горемыкина я сравнительно очень мало знаю, ничего о нем определенного сказать не могу, но что вообще Горемыкин производит на меня впечатление человека порядочного, причем добавил, что, по всей вероятности, Константин Петрович, между прочим, рекомендует Горемыкина потому, что Горемыкин правовед и Константин Петрович тоже правовед, а известно, что правоведы также, как и лицеисты, держатся друг за друга, все равно, как евреи в своем кагале.

– И если, – сказал я – у Вашего Величества никого больше не имеется в виду, то может быть вы решитесь назначить Горемыкина?

Государь ответил:

– Да, я назначу Горемыкина.

Когда я уходил от Государя из его кабинета, туда вошел Танеев, и когда я с ним ехал обратно из Царского в Петербург, Танеев мне сказал:

– Как я рад, что вы наконец вернулись из-за границы. Государь все время не решался – кого назначить министром внутренних дел, а вот сегодня приказал представить мне ему указ о назначении на этот пост Горемыкина.

С вокзала я прямо поехал в министерство внутренних дел, к Горемыкину, и сказал ему, что мне известно, что Его Величеству угодно было решить назначить его министром внутренних дел. Горемыкин этой вестью был очень доволен и начал говорить со мною о следующем.

Со времени соединения министерства внутренних дел с 3 отделением министр внутренних дел сделался по своей должности и шефом жандармов, и таким образом министры внутренних дел, кроме полагающегося им довольствия: содержания, казенной квартиры, отопления и проч., стали получать и по смете жандармского управления 50 тыс. руб. в год на особые расходы. Под этими особыми расходами подразумевались расходы негласные, которые министр внутренних дел, как начальник полиции, иногда должен был производить и о которых трудно было кому-либо давать отчеты, кроме, конечно, отчета Государю Императору.

Но постепенно эти 50 000 руб. министры внутренних дел просто начали тратить на свои личные нужды, а также на представительство, что, конечно, было некорректно.

Так вот Горемыкин, ни с того, ни с сего, сказал мне, что он рад получить самостоятельное место; рад, что состоялось определенное назначение, и что он теперь уже не временно управляющей министерством, не калиф на час. Первое, что он теперь сделает, это распорядиться, чтобы те 50 000 руб., которые получали министры внутренних дел, чтобы их ему не давали, а чтобы их сам департамент полиции тратил на секретные нужды.

Но это благое пожелание так и осталось «благим пожеланием». В конце концов, Горемыкин продолжал получать эти 50 000 руб. и тратить их на свои нужды, что делали все его преемники. Разница между ними и покойным председателем совета министров и министром внутренних дел Столыпиным состояла лишь в том, что они брали только эти 50 000, а когда министром внутренних дел сделался Столыпин, то уже дело не ограничивалось 50 000, а, насколько мне известно, со слов министра финансов и нынешнего председателя совета министров – Столыпин и его ближайший помощник по делам полиции Курлов тратили на свои нужды, или на свое представительство уже не 50 000, а сотни тысяч. Это было одним из последствий так называемого конституционного порядка, который водворял П.А. Столыпин.

Горемыкин, до назначения министром внутренних дел, был довольно либерального направления, но, как только он сделался министром внутренних дел, под влиянием свыше, боясь себя скомпрометировать, начал вести довольно реакционную политику

* Горемыкин в течение своего управления министерством бездействовал и не знал, куда ему идти, направо или налево. Он взял себе в товарищи князя Алексея Дмитриевича Оболенского, человека очень неглупого, хорошо образованного, убедительно говорящего, честного, но крайне легкомысленного и впечатлительного.

Он и мне принес много бед своею неуравновешенностью. Когда он говорит, он говорит по убеждению и убедительно, но убеждения его меняются также часто, как чистоплотные люди меняют белье. Затем у него крайне беспокойный характер, всегда он всюду во все партии суется, чтобы знать, что делается и давать «советы». Он пользовался большим почетом у молодых дам высшего общества – его так и звали «дамский оракул». Хотя, повторяю, он, в сущности, хороший, честный человек, но опасный советчик. Оболенский тащил Горемыкина налево, а другие его сотрудники – направо. Конечно, Горемыкин никому не угодил, а председатель комитета министров Дурново, который жил головою Плеве (тогда уже государственного секретаря, добивавшегося стать министром внутренних дел), конечно, страшно интриговал против Горемыкина. *

В марте месяце 1896 г. был назначен дворцовым комендантом генерал Гессе.

Когда Император Александр III вступил на престол, то при нем, весьма недолгое время, начальником дворцовой охраны был его личный друг граф Воронцов-Дашков (нынешний Кавказский наместник), который затем в скором времени был сделан министром двора и оставался министром двора в течение всего царствования Императора Александра III.

Начальником конвоя в это время был генерал-адъютант Черевин.

Как граф Воронцов-Дашков, так и генерал-адъютант Черевин были люди с известным «я».

Молодой Император, так сказать, вырос на их глазах, так как оба они были близки к Императору Александру III не только, когда он сделался Императором, но и еще тогда, когда он был наследником-цесаревичем.

Поэтому Черевин несколько стеснялся Императора Николая II, а в особенности Черевин не мог нравиться молодой Императрице, особе весьма чистой и воспитанной на немецко-английский манер, своею некоторою распущенностью и резкостью выражений. Происходило это оттого, что Черевин имел один недостаток: он весьма часто, можно сказать, почти ежедневно был не в вполне нормальном состоянии. Совершенно естественно, что все эти аллюры Черевина не могли, конечно, нравиться Императрице…

Вследствие этого, Черевин со времени вступления на престол Императора Николая II, хотя и оставался начальником охраны и лицом по положению близким к Императору Николаю, но никакой интимности между ним и новою Императорскою четой уже не было. Черевин не видал ежедневно, как это было прежде, Императора и Императрицу; прежде он постоянно был приглашаем к интимному столу, обеду, завтраку, это все теперь переменилось. Вообще, что касается личной жизни, то Черевин был очень отдален от двора.

Когда Государь переехал в Зимний Дворец, а он поселился с Зимнем Дворце после медовых месяцев, которые Государь провел со своею молодой женой в Царском, – то Черевин даже не получил помещения ни в Зимнем, ни в Аничковом дворцах, а жил на частной