Том 17. Пошехонская старина - Михаил Салтыков-Щедрин

Те же архивные материалы, особенно переписка родителей Салтыкова, подтверждают суровую реальность описанных в «Пошехонской старине» семейных отношений к «дедушке», Они всецело определялись корыстными и низменными интересами, вращались около одного пункта — поисками путей к овладению дедушкиной «кубышкой», дедушкиным «капиталом».

…в одном из переулков, окружающих Арбат. — В одном из арбатских переулков находился и дом М. П. Забелина, а именно в Б. Афанасьевском пер. (ныне ул. Мясковского), на месте теперешнего № 30. Дом не сохранился.

И то обещал шестьдесят тысяч, а дал тридцать. — Указания на эти именно цифры отсутствуют в бумагах семейного архива. Но обида по поводу того, что сумма полученного Ольгой Михайловной приданого оказалась значительно меньше обещанной, отражена во многих письмах, как ее, так и Евграфа Васильевича.

Нет-нет да и свезут в Совет. — В Опекунский совет, при котором существовал ряд кредитных установлений, в том числе Сохранная казна.

…копорский чай — он же иван-чай, заменитель чая, приготовлявшийся из листьев травы кипрей.

…во французского короля опять стреляли… — Разговор шел о французском короле Людовике-Филиппе, на жизнь которого, после его восшествия на престол в 1830 г., было сделано несколько покушений.

…студенты Москву чуть с ума не свели! — По-видимому, отклик на так называемую «маловскую историю» (изгнание студентами из университетской аудитории реакционного профессора М. Я. Малова). Описана Герценом в «Былом и думах» (ч. I, гл. VI).

XIV. Житье в Москве*

XV. Сестрицины женихи. Стриженый*

XVI. Продолжение матримониальной хроники. Еспер Клещевинов. Недолгий сестрицын роман. Женихи-мeлкота*

Впервые — ВЕ, 1888, № 10, с. 433–481. Написано в июне 1888 года. Сохранились две рукописи — обе черновые.

Первая рукопись (№ 256) содержит текст глав XIV и XV; вторая (№ 257) — главы XVI. Первоначальное название последней главы: «Серапион [Алексис] Клещевинов. Мелкота».

Первая из трех «московских» глав «Пошехонской старины» носит обзорный характер. Она посвящена описанию семейного и общественного быта рядовых («затрапезных») помещичьих семей в Москве, куда они стекались по зимам с целью приискания женихов для своих дочерей. Этими картинами Салтыков заполнил определенный пробел, существовавший в литературе о жизни поместного русского дворянства. Салтыков указывает и подчеркивает, что в его рассказе речь идет только о дворянах-помещиках «средней руки» и что так называемая «грибоедовская Москва», в которой фигурировал по преимуществу высший круг, осталась ему «совершенно неизвестна». К этому следует добавить, что в рассказе Салтыкова не отразилась и Москва дворянско-демократической интеллигенции 30-х годов, с ее студенческими и нестуденческими литературно-философскими кружками, Москва Станкевича и Грановского, Герцена и Огарева (она будет отчасти затронута в дальнейшем изложении, в главе XXIX — «Валентин Бурмакин»).

В последующих двух главах повествование вновь входит в рамки семейной «хроники». В них довольно точно передается подлинная «матримониальная» история старшей и любимой дочери Ольги Михайловны, сохранившей в салтыковском рассказе свое подлинное имя — Надежда («сестрица Haдина»). После нескольких неудачных выездов с «матримониальными» целями в Москву, а также в Петербург, угличская родственница Салтыковых сосватала ей наконец жениха в лице местного предводителя дворянства П. М. Епифанова, за которого она и вышла замуж, несмотря на разницу в возрасте в двадцать лет.

«парѐ» — от франц. bal paré — парадный бал.

Старое-Вознесенье — Церковь Старое (или Малое) Вознесенье XVI в. на Большой Никитской улице (ныне улица Герцена), напротив здания Консерватории. Существует и поныне.

Никола Явлѐнный — Церковь XVII в. на Арбате, ныне не существующая.

Успенье на Могильцах — Церковь XVII в. в Мертвом переулке (теперь ул. Н. Островского), существует и поныне.

«Господи, владыко живота…» — начальные слова молитвы, читаемой в дни так называемого Великого поста.

Мефимоны — чтение и песнопенья на вечерней службе в православной церкви.

Отпуст — название заключительных слов в православном богослужении, которыми молящиеся «отпускаются» из храма.

Гусем — упряжка «гусем», когда одна лошадь ставится впереди другой, по две, по три (для езды по узким зимним дорогам).

XVII. Крепостная масса*

XVIII. Аннушка*

XIX. Мавруша-новоторка*

XX. Ванька-Каин*

Впервые — ВЕ, 1888, № 11, с. 5–45. Написано в июле 1888 года. Сохранились черновые рукописи всех четырех глав (№№ 258–261). Глава XVII сначала имела заглавие «Рабы», зачеркнутое автором.

«Я начал серию портретов «рабов», но так устал, что вынужден покуда оставить работу. Выходит холодно». Так писал Салтыков M. M. Стасюлевичу о только что законченной им первой половине «серии» (17. VII. 88). Однако из предыдущих писем видно нечто другое. Портреты «рабов» Салтыков писал в состоянии подъема, «горения» творческих сил, а не «холода» их упадка. «Хотя Н. И. Соколов[136] и запретил мне писать <…>, но такой уж нашел на пеня стих, что никак воздержаться не мог…» — сообщал Салтыков тому же M. M. Стасюлевичу (19. VI. 88). И о том же Н. А. Белоголовому: «В последнее время я довольно много работал <…>. Соколов, правда, убеждал меня не работать <…>, но какая же возможность удержаться, когда позывает к работе?..» (14. VII. 88). Оценка «выходит холодно» указывает на характер и высоту требований, предъявлявшихся писателем к своей работе. Он хотел, чтобы создаваемые им трагические образы людей крепостной неволи заставили бы содрогнуться читателя. И он добился этого. Он так нарисовал «портреты» этой удивительной «серии», что они сразу же вошли в «галерею высокой классики» (А. Эртель)[137], стали в русской литературе крупнейшим памятником всему «множеству несчастнейших людей <…>, раздавленных и испачканных» всем строем крепостной старины (Гл. Успенский)[138].

Салтыков знал цену своим «рабам». Это видно из следующего диалога писателя с Л. Ф. Пантелеевым, вызванного появлением в печати очерков И. А. Гончарова «Слуги» (Н. В. Шелгунов назвал эти очерки «сатирой на лакеев»):

«— Читали Вы «Слуг» Гончарова?..

— Да.

— Что же о них думаете?

— Да как-то незначительно для Гончарова.

— Вот я ему покажу настоящих слуг старого времени».

В это время Мих. Евгр. писал «Пошехонскую старину»[139].

Сопоставление образов «рабов» с материалами семейного архива устанавливает ряд общих и частных соответствий их с реальными дворовыми людьми помещиков Салтыковых. Аннушка была крепостной одной из «тетенек-сестриц», а именно Марьи Васильевны Салтыковой. История Мавруши-новоторки восходит как к трагедии жены первого учителя Салтыкова Павла Соколова (см. выше, стр. 526), так и к судьбе, постигшей жену крепостного живописца Наума Филимонова, принадлежавшего другой тетеньке-сестрице. Она была вольноотпущенной, но, выйдя замуж за крепостного, должна была вновь закрепоститься. «Ванька-Каин» соответствует, по-видимому, упоминаемому в письмах Ольги Михайловны «Ваньке-цирульнику», обучавшемуся в Москве, а затем вытребованному в Спас-Угол (хотя об отдаче его в солдаты сведений не найдено). Однако Салтыков свободно тасует и перемещает сохранившиеся в его памяти воспоминания. Он подчиняет материал задачам художественной типологии, определяемым его общим пониманием бедствий и страданий людей крепостного ярма.

Тягло — учетная трудовая единица крепостного труда — барщины и оброка.

…перевести крестьян с оброка на изделье — то есть перевести на барщину.

Месячина — содержание помещиком дворовых людей продуктами питания, выдававшимися помесячно.

…когда вышел…указ, воспрещавший продавать крепостных людей иначе, как в составе целых семейств. — Указ 1833 г.

У Троицы — в Троице-Сергиевской лавре.

Прокураты — обманщики, плуты.