Мятежный дом - Ольга Чигиринская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То один, то другой гем, набравшись смелости, выскакивал из воды и либо кидался к шкафчику и хватал первое попавшееся тряпье, либо вовсе удирал голым. Было очень легко раздеться в воде и притвориться одним из них. Выскочить стремглав из бассейна и, прижимая к животу флорд, завернутый в мокрую одежду, удрать в боковой проход.
Моро не погнался. Он что-то еще говорил и говорил — но Дик не слушал. Он второпях оделся и помчался на свет.
…Через несколько часов, дождавшись, пока почти все окна в доме Шаны погаснут, он прокрался во внутренний дворик, подтянулся на руках к открытому окну ее комнаты, перевалился через подоконник и кувыркнулся внутрь.
Шана мгновенно включила ночник.
— Я так и знала, что ты появишься, — прошептала она. — Днем полиция приходила, и неизвестно, чего больше боялась — найти тебя или не найти тебя. Что это за глупости? Ты зачем сбежал?
— Да тут такая фунния случилась… — Дик хрустнул пальцами, не зная, что ей можно говорить, а что — нет.
— Баккарин просила передать, чтобы ты, если появишься у меня, переночевал спокойно, а она договорится переправить тебя на экостанцию. Ты есть хочешь?
Через десять минут Дик, одетый в ее купальный халат, вовсю орудовал палочками, поглощая рамэн, а Шана развешивала его вещи в своем шкафу.
— А папа твой как… знает?
— С одной стороны да, — Шана повела плечами. — А с другой — что-то он слишком дружен с этим Ринальдо Огатой. Так что я не буду — как это у вас говорят? — вводить его в искушение.
Дик ее одобрил.
— Ой, а это что за тряпочка? — спросила она, и показала лоскуток, отрезанный от одежды Моро.
Дик с усилием протолкнул в горло рамэн.
— Это… — сказал он, пытаясь как-то справиться с комом горячей лапши, — долго объяснять. Скажем так: один синоби меня таки нашел. И я не убил его.
— Смог только тряпочку отрезать?
— Нет, ты не поняла. Он спятил вконец и вообще-то хотел, чтобы я его убил. А я не убил его… Закурить есть?
— Нет и не проси. Откуда у меня. А почему ты решил, что он спятил?
Дик подумал и объяснил:
— Похоже, он считает, что я — это он. Или как-то так.
— Ты шутишь.
Дик покачал головой.
— Я так шутить не умею. Я… вообще почти никак не умею, — руки у Дика задрожали, пришлось отложить палочки и чашку. — Видишь…
— Слишком ты добрый. Будешь доедать?
— Нет, я, кажется, не могу, извини… — Дик отобрал у нее лоскуток, обрезок с подола прекрасной вышитой накидки. — Если бы я был добрый, я бы его убил. Потому что он и вправду не хотел жить. Это что же нужно сделать с человеком, чтобы его вот так вот развезло…
— Тебя-то не развезло.
— С чего ты взяла? Я тоже хотел умереть. Я этого почти добился.
— Так ты тряпочку держишь в память о том, что пощадил его?
Дик поискал слова так, чтобы ей было понятно, и нашел только:
— Я теперь свободен…
— Ага, я вижу. Тебя от свободы трясет всего. Лезь под одеяло.
— Да я лучше… — Дик огляделся. — На полу или под кроватью.
— Если ты опять простынешь, Баккарин мне голову открутит, — сказала Шана. — Лезь в койку немедленно.
Когда он завернулся в покрывало, Шана принесла еще одно и бросила сверху, а потом сама забралась под них.
— Если хочешь, — она погасила свет и повернулась к нему спиной, — можешь греться об меня как раньше.
— Спасибо, — Дик тоже развернулся спиной и прижался к ней.
— А знаешь, — прошептала она, — я не верю, что ты спал с Баккарин.
— Почему это?
— Ну, видно было. Мужчина, который с женщиной уже переспал, ведет себя немного иначе. Как-то… по-хозяйски.
— Даже когда у нее есть муж?
— Особенно когда у нее есть муж! Ты что, в этом же самый шик.
— Не понимаю я, в чем тут шик, — холодея, Дик предчувствовал следующий вопрос.
Шана села в постели, снова включила ночник.
— Слушай, а о ком же ты мне тогда рассказывал?
— Когда тогда?
— Ну, когда зашел ко мне пообедать. Женщина, которую ты любишь, и которой дал клятву… Если это не Баккарин, то…
— Да кто тебе вообще сказал, что это женщина? — выпалил юноша первое, что пришло в голову.
— Ой, — Шана выгнула бровки. — А по тебе и не скажешь.
— Послушай, — Дик потянул ее за руку и снова уложил. — Я не люблю говорить об этом. У меня не было женщины. Я соврал, что была. Чтобы не объяснять лишний раз…
— Что ты любишь мужчин?
— Я их ненавижу, симатта! То есть, не всех мужчин, а только этих… извращенцев паскудных.
Глаза Шаны распахнулись еще шире.
— Неплохо натаскивают в Империи, — пробормотала она.
— Империя тут ни при чем, — Дик стиснул ее ладонь. — Чтоб ты знала, я только здесь познакомился с одним таким. И мне хватило на всю жизнь.
— Если тебе попался один мерзавец, это еще не повод считать такими всех остальных… и ломать мне руку.
— Извини, — Дик разжал хватку. Разговор принимал все более скверный оборот.
«А если ты поцелуешь ее, разговаривать не придется. Тем более, она на это напрашивается сама».
— Это ты извини. Кажется, я втравила тебя в не очень-то приятный разговор…
Дик осторожно привлек ее к себе.
И если у тебя, сказала внутренняя сволочь, появится наконец другая женщина — Бет будет в большей безопасности. Впрочем, добавила внутренняя сволочь, если у тебя появится другой мужчина — никому вообще не придет в голову связывать ваши имена…
Дик швырнул во внутреннюю сволочь внутренним ботинком. Армированным, от тяжелого скафандра…
А еще, прошипела внутренняя сволочь из угла, ты ни секунды не думал о том, как сделать так, чтобы Бет было хорошо.
Дик пустил в ход второй внутренний ботинок.
«Я старался не сделать ей больно!»
Э-э-э… по-твоему, это одно и тоже? Жалкое оправдание.
— Шана, скажи, — Дик погладил девушку по спине. — Как сделать… ну, то есть… как доставить женщине удовольствие?
— Хм-м… — Шана насупила бровки и почесала пальцем подбородок. — Дай подумать. Знаешь, похоже, что я понятия об этом не имею.
— Как это? — Дик даже сел.
— Очень легко, — Шана тоже села. — Поскольку ты там заговоры крутил вместо работы, придется тебе кое-что объяснить. В такие места, как «Горячее поле» мужчины ходят не затем, чтобы доставлять удовольствие нам. А чтобы доставлять его себе.
— Да, но… ты же наверняка читала все эти книжки со всякими советами, и знаешь…
— А ты что, не читал? В Империи они запрещены?
— Какую только чушь вам не рассказывают, — вспыхнул Дик. — Ничего они не запрещены. В школе первой ступени читают спецкурс по супружеской жизни. Но он факультативный, и я его не брал — я же хотел принести обет безбрачия. Взял вместо него курс топологии.
— Ну вот пусть топология тебе и помогает.
— Шана, я же ничего больше не прошу — только рассказать…
— Ну и дурак! Дурак, что ничего больше не просишь! В кои то веки в постели парень, который нравится — и ничего не просит, только рассказать… — Она вдруг разревелась, и сразу перешла к более решительным действиям: схватила подушку и принялась его колотить.
— Вот тебе топология! Вот тебе топология!
Дик попытался провести захват, оба свалились на пол, и юноша прижал Шану к ковру.
«Ну, теперь целуй ее. И не сомневайся — она этого хочет».
Губы Шаны с готовностью раскрылись навстречу. Целовалась она, конечно, не так, как Баккарин, но и не так, как Бет.
Браслет опять завибрировал, потом загудел, запищал — и снова выпалил короткую очередь в вену.
— Что это у тебя? — спросила Шана, переводя дыхание.
— Так… медицинское. Да ничего страшного, ты же видишь — попищало и перестало…
Он попробовал вернуться к поцелуям, но Шана закрыла его рот ладонью.
— Хорошо, — сказала она. — Я тебя научу. Только ты не обижайся, если я буду говорить что-то неприятное.
«Неприятное? Она думает, что может сказать мне что-то неприятное?»
— Во-первых, — девушка отогнула палец. — Не раскрывай так широко рот. Ты же не барракуду целуешь, а женщину. У нас маленькие рты. В основном. И… я не знаю, как другим, но мне, когда пытаются накрыть мой рот целиком, просто противно. И когда всасывают мой язык так, будто хотят его вырвать. Во-вторых. Я и в самом деле не знаю, от чего я могла бы испытать настоящее удовольствие. Но я точно знаю, что никак не работает. Например, тискать и сопеть — последнее дело. От этого всякое желание пропадает. В-третьих, тебе не говорили, какие у тебя сильные руки? Ран, грудь женщины — это не рычаги управления вельботом. Ее не надо сжимать изо всех сил. Ее нужно ласкать осторожно, и сжимать слегка. Да, примерно вот так. А теперь давай поиграем в игру: сначала я буду делать тебе то, что нравится мне. Это лучше, чем просто рассказывать. А потом наступит твоя очередь. А потом — наоборот — каждый будет делать то, что нравится другому.