Забайкальское казачество - Николай Смирнов

В 12 часов 30 минут глава Временного правительства покинул Тарнополь (Тернополь).

Однако призывы Керенского «идти на врага», с ликованием встреченные на митинге, не очень воздействовали на солдат, когда дело коснулось конкретных мер. Один из Финляндских полков, к которому Керенский при отъезде обратился с вопросом: «Кто не хочет защищать свободу от врагов, пусть выходит вперед», — быстро охладил пыл военного министра. Из строя вышло 3/4 всего состава. Возмущенный Керенский назвал их изменниками и предателями, приказал отобрать у них все вооружение и амуницию и прогнать за окопы, к немцам. Под воздействием такой кары солдаты стали просить о помиловании, на что Керенский сказал: «Буду разговаривать с вами только тогда, когда вы кровью смоете позор своего полка».

Встречу забайкальцев с Керенским описал адъютант штаба 1-го Читинского полка подъесаул Семенов в «Журнале военных действий» полка, отразив факт развала армии и неспособность вождей революции заставить солдат воевать за призрачные идеалы.

Разрушив собственными руками основу армии — дисциплину и единоначалие, Керенский теперь пытался словесной шелухой воодушевить солдат и продолжать войну, в то время как большевистские агитаторы призывали к миру без «аннексий и контрибуций».

В словах Керенского — «идти навстречу врагу» — заключался намек на предстоящие наступательные бои, в которые в скором времени будут брошены тысячи солдат, бесславно пополнивших «мартиролог Русской армии».

Принявший должность Верховного главнокомандующего от великого князя Николая Николаевича генерал М.В. Алексеев тщетно пытался убедить Керенского в необходимости поднять дисциплину в армии, решительными мерами пресечь дезертирство, но не нашел поддержки. Меры по укреплению «самой свободной» армии в мире не принимались ни материальные, ни моральные.

К маю 1917 года Временное правительство действительно довело денежные оклады солдат по различным званиям от 7 рублей 50 копеек до 17 рублей в сухопутных войсках и во флоте — 15 рублей 50 копеек, при этом снизив денежное содержание офицеров. Эти меры не могли заставить солдат воевать, а других принято не было. По-прежнему не хватало продовольствия, фуража, снарядов и патронов.

Экономика страны разваливалась на глазах, в бедственном состоянии находились финансы, деньги обесценивались быстрее, чем их печатали.

Новое демократическое Временное правительство оказалось неспособным управлять страной, именно оно было виновно в развале армии и государства, а большевики со своей идеологией только способствовали этому, используя его ошибки.

Ярый враг большевизма А.И. Деникин в своем труде «Очерки Русской смуты» обвиняет в развале армии в первую очередь не большевиков, а правительство Керенского и его военное законодательство. В этом он абсолютно прав..

Находившиеся в районе Збарожа и Тарнополя (Тернополя) части 1-й Забайкальской дивизии оказались в гуще событий, происходящих на фронте и в его ближайшем тылу.

Дисциплина постепенно падала во всех без исключения полках под воздействием агитаторов-большевиков, всяческими путями проникающих в казачью среду, ведущих разрушительную пропаганду. Однако большинство полков дивизии, восприняв все новшества Временного правительства по созданию комитетов, демократизации отношений между казаками и офицерами, участвуя в митингах и собраниях, сохранили боеспособность и повиновение начальникам.

Самое неблагоприятное положение создалось в 1-м Аргунском полку, где сильное влияние оказывали большевистски настроенные казаки вместе с сотником Захарьиным — неказаком, прибывшим в полк из пограничной стражи. Во время избрания делегатов на Учредительный съезд казаков они пытались выдвинуть и его кандидатуру, но, учитывая то, что он не казак и всячески старался разобщить офицеров и казаков, он не был избран большинством голосов.

Особенно резкое падение воинской дисциплины стало ощущаться после объявления в приказе по армии и флоту от 11 мая 1917 года «Декларации прав военнослужащих», опубликованной в «Русском инвалиде» 14 мая. Шоры, надетые на глаза Временному правительству, так и не были сняты. Оно продолжало губить армию и заигрывать с Советом рабочих и солдатских депутатов. Все военачальники восстали против Декларации. Например, генерал Алексеев, по словам А.И. Деникина, телеграфировал, что она — «последний гвоздь, вбиваемый в гроб, уготованный для Русской армии».

Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов, находясь в Ставке в Могилеве, на совете главнокомандующих заявил, что «еще можно спасти армию и даже двинуть ее в наступление, но лишь при условии — не издавать декларации».

«Последний гвоздь…» в своем параграфе третьем разрешал свободно и открыто высказывать политические, социальные и прочие взгляды. Вместо единого воинского коллектива полки превратились в разобщенные группы политизированных людей. Параграф шестой усилил приток в армию политической литературы, так как устанавливал, чтобы «все без исключения печатные произведения доходили до адресата…». С 1 мая по 11 июня на фронт поступило следующее количество революционных «произведений»: «Солдатской правды» —61 525 экз., «Социал-демократа» — 32711 экз., «Правды» — 6999 экз. и т. д. Параграф четырнадцатый определял, что никого из военнослужащих нельзя наказывать без суда, тем самым начальники всех категорий были лишены власти, военные суды прекратили свою деятельность, а избранные в полках солдатские суды чести бездействовали.

От этого «законотворчества» пострадали в первую очередь офицеры, беззащитные от солдатского произвола. Встретив февральскую революцию как естественный процесс обновления нации, принявшие присягу на верность Временному правительству, они были принесены в жертву революции. С разочарованием пришло отчаяние. Наступивший хаос в армии и государстве, развал фронта и падение дисциплины, повальное ненаказуемое дезертирство, подрывная агитация большевиков, противопоставление ими барина мужику, офицера солдату, разжигание классовой ненависти в армейских коллективах и уничтожение тысячелетних устоев, зверские расправы над офицерами, «демократизация» армии А.Ф. Керенским вызывали у них неприятие новшеств и естественное возмущение. Однако офицерский корпус России, в большинстве своем оставаясь верным долгу, продолжал из патриотических побуждений служить ей. Его оскорбляли, унижали морально и физически, изгоняли и убивали. И это тех, кто не щадил ни своих сил, ни жизни в бою. Авторитет и подвиг их были растоптаны. Не щадили даже героев войны. Потерявший в бою руку полковник Носков под жестоким огнем противника бесстрашно водил стрелков своего полка в атаку «на отвесные неприступные скалы высоты 804… Тогда смерть пощадила его. И вот теперь пришли две роты, вызвали генерала Носкова, окружили его, убили и ушли». Никто из убийц не был наказан, хотя этот случай прогремел на всю армию и дошел до военного министра. Солдатам позволялось все, но не офицеру.

Следует отметить, что в 1917 году офицерский корпус в корне отличался от довоенного. В 1914 году он насчитывал 51 417 человек, преимущественно выходцев из дворян. Затри года войны большая часть их была выведена из строя из-за тяжелых потерь на фронте. Пришлось срочно, начиная с 1914 года, готовить офицеров по ускоренной, от 3 до 6 месяцев, программе обучения из всех слоев общества, не задумываясь о «классовой чистоте». К 1917 году потери офицере кого состава исчислялись 120 тысячами человек, а налицо было 247 440 человек, из них довоенное полное военное образование получили 4 % пехотных офицеров, а ускоренное — 96 %, так называемые офицеры военного времени. Само собой разумеется, что дворяне физически не могли уже, как ранее, обеспечивать армию кадрами. В военные училища стали набирать из числа грамотных и отличившихся на фронте солдат, студентов, выпускников гимназий и т. д. Таким образом, к осени 1917 года оказалось, что 80 % офицеров были выходцами из крестьянского сословия и только 4 % составляли дворяне. Причем основная масса офицеров-дворян служила в кавалерии, в том числе и казачьей, а также в гвардии, где дисциплина еще держалась.

Следовательно, основная масса офицеров рокового для судьбы России года были выходцами из народа, окрещенные социалистами и коммунистами «царским офицерьем, золотопогонниками и лютыми врагами трудового народа».

19 мая для смены 1-го Читинского полка в Тарнополь прибыл 40-й Донской полк, а читинцы убыли в Збараж. Прибывшие донцы сразу потребовали предоставить им квартиры и конюшни, пригрозив, что если это не будет сделано, то они уйдут из города. Командование полка целиком подчинялось полковому комитету. От скромных условий, в которых жили забайкальцы, донские казаки отказались.

В этой связи надо отметить, что донцы, гордившиеся своей богатой историей, свысока поглядывали на казаков других войск. Им ничего не стоило посмеяться над забайкальским казаком по поводу его малорослой лошади или отпустить шутку насчет самого казака.