Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры - Анатолий Ведерников

Указывая на то, что в основе догматического учения римского католицизма лежит начало авторитета, Хомяков, в согласии с Окружным посланием восточных патриархов от 6 мая 1848 года, раскрывает понятие о Церкви как о живом организме, организме истины и любви. Началу авторитета, началу юридической принудительности он противополагает органический закон церковной жизни: свободу в единстве, единство в любви.

Каким же образом раскрывается у Хомякова этот закон церковной жизни?

Человек был бы недостоин разумения истины, если бы не имел свободы, если бы приобретал эту истину не подвигом и напряжением всех своих нравственных сил. Всякая смыслящая вера есть акт свободы и непременно исходит из предварительного свободного исследования, которому человек подверг явления внешнего мира или внутренние явления своей души, события минувших времен или свидетельства современников. И в тех случаях, когда глас Самого Бога взыскивал и воздвигал душу падшую или заблудшую, душа повергалась ниц и поклонялась, предварительно осознав Божественный голос: и здесь начало обращения в акте свободного исследования. Приписывать право исследования одному протестантству значило бы возводить его на степень единственной смыслящей веры.

Впрочем, свобода человеческого разума состоит не в том, чтобы по-своему творить истину, а в том, чтобы уразумевать истину свободным употреблением своих познавательных сил, независимо от какого бы то ни было авторитета.

Но свободный в искании истины и спасения, человек в одиночестве, сам по себе, бессилен обрести то и другое. Мы были бы недостойны разумения истины, если бы не имели свободы, если бы приобретали ее не подвигом и напряжением всех наших нравственных сил. Но мы были бы не способны уразумевать Божественную истину, если бы не держались в единстве силою нравственного закона любви. Разумная свобода верующего не знает над собой авторитета; но оправдание этой свободы – в единомыслии с Церковию, а мера оправдания определяется согласием всех верных. Нет человека, который бы сам по себе, в своей одиночной деятельности, изъят был от заблуждения, как бы он высоко ни стоял; но согласие всех есть истина в лоне Церкви. В Церкви каждый отдает свой умственный труд всем, и каждый приемлет от всех добытое общим трудом, и из гармонического слияния мыслей личных образуется мысль всей Церкви, и только ей, мысли целой Церкви, доступна истина. Требование единства не противоречит ли требованию свободы? Церковь требует от своих сынов согласия, ибо без согласия органическая жизнь невозможна; но это не значит навязывать согласие внешним образом, принудительно требовать слепого признания. Миллионы людей смотрят на солнце и соглашаются, что оно сильно блестит. Слепой может в том сомневаться, но следует ли из этого, что согласие прочих им навязано? Взаимная любовь есть то око, которым каждый христианин зрит Божественные предметы. Доля духовного ясновидения, даруемая в меру каждому христианину, находит свою полноту в органическом соединении всех. Каждый человек должен быть свободен в своем веровании… Но этого мало, этим не все исчерпывается и не определяется отличие свободы в христианстве от других проявлений свободы. На такой свободе, плоды которой обнаруживаются во внутреннем раздоре верований, в призванном или неизбежном субъективизме, в отсутствии веры объективной – на такой свободе нет благословения Божия. Свободные в Иисусе Христе суть едины в Нем, а где нет единства, там рабство заблуждению, там свобода мнимая. Кто отрицает христианское единство, тот клевещет на христианскую свободу, ибо единство есть ее плод и проявление.

Каким образом единство христиан дает каждому из них то, чего не имеет никто в отдельности? Песчинка действительно не получает нового бытия от груды, в которую ее забросил случай. Таков человек в протестантстве. Кирпич, положенный в стене, не улучшается от места, определенного ему каменщиком. Таков человек в католичестве. Но всякая частица вещества, воспринятая живым телом и усвоенная им, ассимилируется в организме, делается неотъемлемой его частью и получает от него новый смысл и новую жизнь. Таков христианин в Церкви.

Каждый из нас постоянно ищет того, чем Церковь обладает; бессильный в своем одиночестве, человек ищет приобщиться к единству Церкви. И Церковь дает ему то, чего сам по себе обресть он не может. Каждый из нас от земли, одна Церковь от Неба. Впрочем, человек находит в Церкви не чуждое что-либо себе; он находит в ней самого себя, но не в бессилии своего духовного одиночества, а в силе искреннего духовного единения со своими братьями, со своим Спасителем. Он находит в ней себя в своем совершенстве, находит в ней то, что есть совершенного в нем самом – Божественное вдохновение, постоянно испаряющееся в грубой нечистоте отдельно личного существования.

Это очищение совершается непобедимо силою взаимной любви христиан в Иисусе Христе, «ибо эта любовь есть Дух Божий». Взаимная любовь христиан есть то око, которым каждый христианин зрит Божественные предметы, и это око никогда не смыкалось с самого того дня, когда огненные языки низошли на головы апостолов; оно и не сомкнется никогда дотоле, пока Верховный Судия сойдет и потребует отчета у человечества в истине, которую Он дал ему, запечатлев ее Своею Кровию. Доля духовного ясновидения, даруемая в меру каждому христианину, находит свою полноту в органическом единении всех. Когда порвана связь взаимной любви, когда отринута вера в ее силу, человек фактически вышел из Церкви, хотя бы по законам чисто земной организации, и оставался в ее ограде. Потому-то и не дается истина веры ни католичеству, ни протестантству, что там забыто это органическое начало жизни церковной – любовь. «Как, возразят, вы хотите уверить, что в продолжение стольких веков в христианском мире, в странах наиболее образованных, основание и сущность христианства – любовь оставалась в забвении? Сколько было славных мужей, проповедовавших закон Спасителя, сколько было высоких и благородных умов, сколько пламенных и нежных душ, провозгласивших народам Запада слово веры – и будто никем из них не было упомянуто о взаимной любви, которую оставлял в Завет братиям умиравший за них Христос?» Это невероятно, действительно невероятно, а все-таки это так. Витии, мудрецы и проповедники говорили часто о законе любви. Народы слышали проповедь о любви как о долге, но забыли о любви как о Божественном даре, которым обеспечивается за людьми познание безусловной истины.

Папство приносит свободу в жертву единству, протестантство – единство в жертву свободе. Протестантство заводит человека в пустыню; католичество обносит его оградою: но и там и здесь он остается одиноким. «Повинуйтесь и веруйте моим декретам», – говорит Рим. «Будьте свободны и постарайтесь создать себе какое-нибудь верование», – говорит протестантство. А Церковь Православная взывает к своим чадам: «Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа».