Черный феникс. Африканское сафари - Сергей Кулик

— Ну а сохранились ли какие-нибудь следы этой древней традиции каменного строительства в современной бытовой деревенской архитектуре? — спрашиваю я.

— Я как раз и хотел предложить вам съездить в один из тех немногих районов, где каменное строительство еще живо. Хотя вообще-то тут трудно было чему-либо сохраниться. Ведь не успел закончиться длившийся до середины XIX века конфликт шона с португальцами, как у западных границ Мозамбика появились англичане, начавшие создавать Родезию как переселенческую колонию, как «страну белого человека». В отличие от португальцев, которых в мозамбикской части Маники не интересовало ничего, кроме золота, англичане в родезийских районах Маники видели их главное богатство в плодороднейших почвах и благодатном климате. У африканцев в районе Умтали начали отбирать все земли, перепахивая их под плантации в будущем знаменитого родезийского табака. Десятки тысяч обезземелевших шона мигрировали на восток, на земли, совсем недавно покинутые их мозамбикскими соплеменниками. Но, подвергаясь гонениям португальских властей, они чувствовали себя беженцами и не были склонны заниматься фундаментальным каменным строительством. Так впервые за много веков на склонах Маники появились тростниковые хижины.

Будучи еще студентом, я облазил в этом районе все, что было можно, — продолжал Антонио. — И совершенно неожиданно нашел то, что искал, не в Манике, а к северо-востоку от нее, в труднодоступных горах Горонгоза. Там еще в XVII веке обосновались земледельческие племена маньика и ндау, относимые теперь к шона.

Спасаясь от португальцев, они сначала жили в многочисленных пещерах гор Горонгоза, но затем, убедившись, что чужеземцы не суются в этот неприветливый край, вспомнили и о каменном строительстве, и даже о сыродувной черной металлургии.

Глава семидесятая

Дага — цемент, который не надо производить на заводе. — Дым выдает деревню, замаскированную на вершине холма. — Автомат Калашникова и мальчуган по имени Калаш. — Кооператоры возрождают традиции каменного строительства. — Архитектура, навеянная местными природными условиями. — Башня Великого Зимбабве: памятник доменной печи или зернохранилищу? — Вожди отдают ФРЕЛИМО старые карты

За Вила-Говеа — еще одной португальской «столицей» Маники — мы свернули с древнего тракта на восток. «Макоса», — было написано на выщербленном дорожном указателе. Дороги, правда, никакой не было, но по усыпанным щебенкой водоразделам и руслам сухих рек, покрытым слоем мелкого, порою сцементировавшегося песка, машина катила довольно бодро. Иногда приходилось объезжать высокие гранитные купола, круто возвышавшиеся над ровной поверхностью древних плато, почти сплошь покрытых уже знакомыми нам плоскими плитами. Строительного материала хватило бы здесь на целый город из гранита.

— Между прочим, обратите внимание на песок, покрывающий речное дно, — заметил Антонио, как только мы начали перебираться через русло реки Ньяндуге. — Он гранитный и образовался в результате выветривания этой горной породы на протяжении долгих миллионов лет. В сезон дождей вода перемешивает его мельчайшие частицы с гранулированной глиной, и получается то, что шона называют дагой, — созданный самой природой строительный материал, по своим качествам мало чем отличающийся от цемента. Даге обязана своим возникновением знаменитая керамика шона — огромные сосуды для хранения воды, а раньше и зерна. Такие сосуды, для маскировки слегка обмазанные глиной, очень похожи на валяющиеся вокруг валуны. Португальцы, рыскавшие вокруг в поисках продовольствия, даже и не догадывались об их существовании. Как не догадываетесь и вы, что находитесь метрах в ста от деревни, в которую мы направляемся. Попробуйте найдите ее.

Я удивленно посмотрел на Антонио, огляделся вокруг, но ничего не заметил. Затем, остановив машину, вышел из нее и стал внимательно всматриваться в причудливые формы местного рельефа. На равнине — хаос гранитных глыб с ржаво-красным загаром, по склонам холмов — какие-то чахлые баобабы, на вершинах холмов… Память опять выдала информацию: шона предпочитали селиться на возвышенных местах, именно поэтому двигавшиеся внизу португальцы оказывались отличной мишенью для их лучников. Первый, второй, третий холм венчали готовые сорваться вниз огромные камни. Четвертый, пятый, шестой, седьмой холм… Едва заметная голубая струйка дыма, в дневное безветрие перпендикулярно поднимавшаяся в синеву неба, выдала мне место, где, слившись с природой, обосновалась деревня ндау.

— Нашел! — победоносно кричу я.

— Лучше поздно, чем никогда, — иронизирует Антонио. — И согласитесь, что, не появись дымок, вы бы простояли здесь до тех пор, пока не получили бы солнечный удар. Архитекторы шона обладали удивительным искусством «вписывать» жилища и даже целые деревни в ландшафт, частью которого они как бы становились. Вот почему очень многое оказалось португальцами незамеченным, а затем и утерянным.

Устроившись в тени машины, мы рассматриваем снизу деревню. Одна хижина с округлой крышей своими очертаниями удивительно напоминает камень-валун, другая прячется за скалой, которая одновременно служит ей стеной, третья висит над обрывом, подобно одному из тех камней, что стерегут тропинки на вершину холма.

По одной из этих тропинок поднимаемся и мы. На полпути нам встречается громкоголосая ватага восторженных мальчишек. Традиционные приветствия и небольшой подарок старейшине деревни, вопросы мужчин о последних событиях в мире, удивление, затем и радость оттого, что к ним пришел советский человек — амигу[56].

Подходит средних лет мужчина с двух-трехлетним мальчуганом на руках. Расталкивая собравшихся, протягивает мне сына.

— Я партизанил в отрядах ФРЕЛИМО, — говорит он. — А когда вернулся сюда, первого же родившегося у меня сына назвал Калаш. А меня зовут Мпфуму.

«Калаш» — распространенное среди фрелимовцев сокращенное название советского автомата Калашникова, помогавшего мозамбикским патриотам отвоевывать независимость своей родины. На севере, где шли основные бои против колонизаторов, я встречал десятки мальчишек по имени Калаш, в котором отразилась глубокая благодарность народа Мозамбика за бескорыстную помощь нашей страны. Но подобная встреча в этой горной глуши удивила и растрогала меня.

— Желаю тебе счастья, Калаш Мпфуму, — обнимая ребенка, говорю я. — Тебе повезло — ты родился хозяином на своей древней земле.

Потом к Мпфуму обращается Антонио. Они что-то долго обсуждают на изобилующем скороговорками языке чишона, затем Кошта резюмирует: