Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

— Проследи, — в итоге произнёс он. — Или я разыщу вас обеих.

Графиня опустилась на колени возле Макса и мягко дотронулась до его лба.

— Он будет жить, — произнесла она. — А когда очнётся, то подлечит вас.

Графиня и Ульрика вместе покинули зал. Родрик последовал за ними, как ручной пёс. Готрек невесело оглядел хаос, воцарившийся в тронном зале, а затем уставился на дверь, словно стараясь определиться, следует ли ему отправиться за ушедшими вампирами. В итоге он покачал головой, и устало плюхнулся на пол. Феликс внезапно осознал, каких усилий стоило Истребителю оставаться на ногах.

— Слишком много времени провожу я в компании людей, — тихо произнёс Готрек. — Я размяк.

— Я так не думаю, — заметил Феликс. — Что теперь?

— Повсюду силы Хаоса. По — прежнему предстоит война, человечий отпрыск, и остались ещё чудовища. Уверен, мы найдём, чем заняться.

Со стонами из обломков люстры поднялся Снорри Носокус.

— Хорошо, что падение Снорри было чем — то остановлено, — произнёс он. — И где теперь этот чёртов вампир?

— Ты убил его, — заметил Феликс.

Вид у Снорри Носокуса был довольный.

Уильям Кинг

Истребитель великанов

«Сильвания подтвердила свою репутацию средоточия ужаса. После событий в замке Дракенхоф мы были полны печали и страха. Мы предотвратили наступление великого ужаса, но заплатили страшную цену. И от сражений и ужасов даже не удалось передохнуть. Лишь только мы одолели нашего врага — нежить, как обнаружили, что сломя голову ввязались в ещё более отчаянное приключение, в котором, наряду с титаническим наследием давно почившей расы и столкновением с величайшим чародеем современности, наличествовали сражения с более смертоносными и ужасающими врагами, едва ли не превосходящими всё, что встречалось нам прежде. За время этих приключений я узнал о сокровенной истории нашего мира гораздо больше, чем когда — либо желал, а моя душа и жизнь подверглись величайшей из опасностей. Даже теперь, мысленно возвращаясь к тем ужасным событиям, я удивляюсь тому, что остался в живых. Многие из моих товарищей оказались не столь удачливы…»

Пролог

Земля сотрясалась. Вокруг него кричали люди. Раскачивались огромные здания. Пока земля извивалась умирающей змеёй, статуи богов выпадали из своих ниш в молельнях древних храмов, раскалываясь на тысячи частей. Он бежал по улицам древнего города, замечая гримасы ужаса на лицах своих сородичей. Он миновал разваливающиеся особняки, в которых иссохшиеся призраки прежних владельцев невнятно бормотали в страхе. Впереди закачалась, а затем обрушилась могучая колонна Мореплавателя. Король — Феникс слетел со своего высокого постамента, и когда падал вниз, казалось, что его вытянутая рука машет в ужасе.

Когда он достиг вершины высоких холмов, возвышающихся над огромной гаванью, то беглый взгляд на опоясывающие город вершины показал, что дела обстоят хуже некуда. Горы ярко светились под действием неукротимой магии, вышедшей из — под контроля. Её несдерживаемая мощь ощущалась даже на этом расстоянии, и не требовалось прибегать к какому бы то ни было прорицанию для осознания того, что с древними заклятиями, защищающими его страну и народ, произошло нечто весьма и весьма неправильное.

Каким — то образом, сам того не сознавая, он оказался на гребне могучей стены, на протяжении многих веков защищающей гавань. Бросив взгляд на море, он увидел то, чего опасался превыше всего. Движимая силой, что превратит город в обломки, надвигалась огромная волна, раза в два превышающая высоту стены. Внутри неё, пытаясь освободиться, ревели и рычали могучие левиафаны, поднятые на поверхность из глубин, окружающих континент — остров. Но сила, способная за секунды разнести в щепки самый крупный корабль, была бесполезна в объятиях этого ужасного цунами.

Сознавая, что всё бесполезно, что нет вариантов это пережить, он приготовился сопротивляться, сосредотачивая все свои силы и призывая самые могучие из доступных ему защитных чар, но по какой — то причине ничего не получилось, как он и предполагал. Энергия втекала в него тонкой струйкой, хотя некогда захлёстывала, подобно наводнению.

Готовая обрушиться вниз волна возвышалась над его головой, высотой своей в сотню раз превышая рост самого высокого человека. На мгновение он встретился взглядом с глазами попавшего в западню морского чудища, ощущая в нём явного товарища по несчастью, а затем распахнулась огромная пасть, сверкнули зубы размером с мечи, и могучая волна с невероятной неукротимой силой столкнулась со стеной и обрушилась вперёд.

Она смыла его, сдавила, захлестнула с головой, утянула в глубины и понеслась дальше, чтобы смести с лика планеты последний и величайший из эльфийских городов.

Внезапно он оказался в каком — то ином месте, вне пространства и времени. Здесь присутствовали мистические силы, и каждая представляла собой могучего мага — ни живого, ни мёртвого. На их лицах запечатлелись следы неисчислимых веков страданий, шрамы сражений, в которых ни один смертный не должен был бы принимать участия. Даже он сам, считавшийся одним из могущественнейших волшебников мира, был обескуражен мощью наличествующих вокруг заклинаний. Но ещё больше его страшило то место и время, в котором он, по собственному разумению, оказался.

Призрачные фигуры плясали вокруг него, постоянно следуя ритуалу, который не должны были прекращать, ибо иначе навлекли бы на мир катастрофу. Они походили на призраков, а их движения были медлительными и исполненными боли, напоминая фигурки в часах гномьей работы, пружинные механизмы которых медленно раскручиваются. Он знал, что они некогда были эльфами, величайшими волшебниками своего времени, которые пожертвовали собой ради спасения страны и народа.

— Приветствую кровь Аэнариона, — произнёс древний голос, сухой и невыразительный, но по — прежнему сохраняющий едва заметный мелодичный акцент горцев Каледора.

— Приветствую повелителя драконов, — произнёс он в ответ, понимая, кто перед ним, и гадая, не снится ли ему происходящее, хоть и сознавал его реальность.

— Значит, живые по — прежнему помнят нас? — поинтересовался голос.

— Помнят и почитают.

— Это хорошо. Хоть какое — то возмещение за наше самопожертвование.

Намёк на жалость к себе более чем прослеживался в голосе. «Вполне логично, — предположил он. — Вероятно, я и сам испытывал бы жалость к самому себе, доведись мне оказаться заточённым на пять тысяч лет в центре огромного вихря и с трудом поддерживать целостность паутины заклинаний, которая позволяет континенту — острову держаться на плаву».