Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович

В 1909 г. были произведены массовые увольнения учеников, что объясняют моей жестокостью. Но эти увольнения были сделаны по требованию Св. Синода, после произведенной ревизии, чтобы очистить семинарию от нежелательных элементов. Ставите мне в вину то обстоятельство, что при мне сменилось много членов инспекции, секретарей, экономов. В этом я нисколько не виноват. Личные мои враги прислали мне анонимное письмо, в котором значилось: „ты крадешь вместе с экономом“, почему я и вынужден был уволить этого несчастного многосемейного человека. По делу было произведено следствие и ректор оказался чистым. Ставят мне на вид еще, будто бы я, ректор духовной семинарии, дурно отзывался о духовенстве. Свидетельствуюсь всеми настоящими и бывшими учениками семинарии, свидетельствуюсь всем настоящим собранием, свидетельствуюсь самим епископом, свидетельствуюсь Богом: если кто укажет хотя один случай моего неуважительного отношения к духовенству, я человек не честный. Есть еще обвинение против (с. 88) меня в том, что я был председателем Губернского Союза русского народа. Но в этот союз я вступил по настоянию епископа Тихона; я отказывался от вступления, но епископ Тихон сказал — это необходимо, в союзе наблюдается враждебное по отношению к духовенству направление, нужно парализовать его. Я исполнил поручение епископа и затем стремился обратить союз к благотворительной деятельности. По моему почину устроены были бесплатные трапезы для бедных и во время этих обедов меня действительно можно было видеть среди союзников в епитрахили и с требником. Высказывается еще, что союзники избивали семинаристов, а ректор стоял во главе союзников, но это неправда. Однажды накануне роспуска учеников на каникулы распространился слух, что союзники намерены избивать учеников. Я в два часа ночи в сопровождении своих учеников отправился к полицеймейстеру и предупредил избиения. Были действительно избиения учеников и даже один случай убийства, но то было не при мне и до меня.

Что касается отношений моих к епископам и моего на них влияния в деле управления епархией, то такого влияния не было. (О. ректор пространно рассказывает о своей многосторонней деятельности в Каменец-Подольске. Деятельность эта была хорошо известна епископу Тихону, который содействовал перемещению о. Чекана в Костромскую Дух. семинарию, а потом приглашал его переместиться и в Курск). Преосвященный епископ Евгений тоже относился ко мне очень благосклонно, говорит о. ректор; благосклонностью обоих епископов я пользовался исключительно на пользу учеников. Указываются также непорядки в храме — алтарь превращен в проходной двор, богослужение совершается без благоговения, ученики не знают церковного устава и от Пасхи до Пятидесятницы поклонов не положено, а в семинарии они делаются. Ученики действительно ходили через алтарь прямо из занятной комнаты, но в настоящее время двери, ведущие из занятной комнаты в алтарь, заколочены. Благоговейность церковного богослужения в семинарском храме засвидетельствовал обер-прокурор Св. Синода Саблер. Он был в семинарии за богослужением (с. 89) и остался очень доволен. Относительно поклонов могу сказать следующее. Однажды семинарский храм посетил после Пасхи епископ, и воспитанники, подходя под благословение, кланялись ему в ноги. Я заметил им, что в течение Пятидесятницы не полагается, и при другом посещении епископом храма поклонов не делалось.

Вот все мои объяснения. Вы их выслушали, и по ним произнесите свой приговор. Все, что я говорил здесь, говорил от души и по чистой совести.

Еще раз повторяю, что я был ревностным слугою старого режима и теперь, когда Господу Богу угодно было даровать нам новое правительство, буду служить ему и исполнять его законы.

Ректор удаляется.

О. протоиерей Крутиков говорит:

Еще Николай I сказал: чтобы самодержавие было устойчиво, народ следует держать во тьме, а духовенство в черном теле. Эти задания и проводились в жизнь через гг. Протасовых, Победоносцевых и др. О. ректор был того же направления и старался очернить школу. Укажу такой случай. Двое воспитанников были в отпуске и вернулись выпивши. Когда их спросили, где они выпили, они сказали — у дяди-чиновника. Об этом было доложено епископу. Епископ Тихон потребовал указать этого дядю. Воспитанники не называли, боясь репрессий по отношению к родственнику. Начался новый допрос. Воспитанникам обещали, что им ничего не сделают, если они скажут чистую правду. Ученики сказали и были уволены, несмотря на протесты некоторых членов правления. Ректор сказал, что постановления правления почти всегда выносились единогласно, но это неправда. Ректор оказывал давление на членов правления, и они вынуждены были только засвидетельствовать готовые постановления. Мнения членов правления от духовенства игнорировались, особые мнения, вопреки принятому всюду порядку, в книгу постановления не записывались. Вообще в деятельности ректора много незаконного и напрасно он указывает, что всегда стремился выполнять устав и (с. 90) закон. Это волк в овечьей шкуре. Он перед нами свидетельствовал Богом, но он лжет, он клятвопреступник, не верьте ему. От волнения не могу больше говорить.

Выступает делегат от воспитанников семинарии Лебедев.

Выступаю от лица воспитанников высказаться о ректоре, как мне ни горько говорить о нем. Ректор, наш воспитатель, называл себя отцом нашим, но на самом же деле не был таковым, да и не мог быть. Характер у него жестокий; он чужд нам по характеру и по национальности. Он давил не только нас, но и всю корпорацию. Если бы он был нашим отцом, он относился бы к нам со вниманием, вникал бы в наши нужды, но на деле видим другое. Бедных воспитанников он призывал к себе в кабинет, делая выговоры, и даже ставил 4 — по поведению за то, что они не имели возможности по бедности приобрести хороший костюм. Не буду приводить примеров жестокости о. ректора, их очень много. Сошлюсь на недавнее прошлое. Когда все праздновали свободу, он запер нас в семинарии и не позволил выходить. Не далее, как неделю назад, он угрожал нам, шестиклассникам, закрытием семинарии. Под гнетом ректора мы всегда находились в удрученном настроении и неудивительно, что искали случая забыться и прибегали к спиртным напиткам. На вас, отцы и братия, вся надежда, на вас смотрят тысячи глаз. Удалите от нас нашего ректора-воспитателя и тем дайте нам возможность стать воспитанниками.

Второй представитель семинарии Горский.

Я хочу сказать несколько слов о воспитательной части. Ректор называл себя нашим отцом и требовал, чтобы мы относились к нему как дети. Но вот пример отеческого попечения. Я испытывал нужду и просил у ректора галоши, но в просьбе мне ректор отказал, потому что считал меня атеистом. Отечески относился ректор лишь к лицам, занимавшимся шпионством, — те ходили в бархате. Как пример (с. 91) жестокости приведу историю с моим братом. Он был параличный и ходил с палкою. Доктор освободил его от посещения богослужений, но ректор обязывал его ходить на службы, хотя ему весьма трудно было подниматься по лестнице. Приведу еще один пример: в вагоне были арестованы два воспитанника, у которых была найдена запретная литература. Требовалось только ручательство ректора, и воспитанники были бы освобождены, но он того не пожелал, и воспитанники были исключены. Были арестованы еще два воспитанника, обвинявшиеся в таком поступке, которого они не могли совершить по своей гражданской незрелости. Все ждали, что ректор защитит их. Но он этого не сделал, и воспитанники были исключены. Вообще в семинарии, под давлением ректора я потерял все живое и доброе, что получил в родительском доме.

Священник Рябовский говорит по поводу речи ректора следующее:

Отцы и братия, в пространной речи о. ректора меня более всего поразил ее фундамент, поразила та канва, по которой ученый муж так искусно построил ее. О. ректор высказал, что он был верным слугою прежнего режима и потому исполнял на совесть все его законы и уставы, вел борьбу с освободительным движением. С падением этого режима, в наступившие дни свободы, он готов стать верным и честным слугою строя и нового правительства также сознательно и за совесть исполнять новые законы и уставы. Где же причина? Что объединяет в о. ректоре эти два диаметрально противоположных строя? Причина в том: о. ректор не шел далее мертвой буквы закона и сухих параграфов семинарского устава. Ученый муж, видимо, забыл слова апостола: „письмя убивает, дух животворит“. Того живого духа христианской любви, которого сам о. ректор просил у нас по отношению к себе в настоящем собрании, он, видимо, не старался подать своим питомцам. Результаты воспитания о. ректора налицо. Из речей представителей от воспитанников семинарии мы убеждаемся, что воспитанники не любят его и не желают его.