Энциклопедический словарь (Х-Я) - Ф. Брокгауз

П. Ганзен.

Эликсир

Эликсир (Elixirium) – так обозначаются во многих фармакопеях разнообразные жидкие фармацевтические препараты, большею частью настойки и микстуры, приготовляемые на слабом спирту, вине или спиртно-ароматической воде и за немногими исключениями предназначенные для внутреннего употребления. Многие Э. (напр. Elixir, ad longam vitam, Elix. amarum, Elix. Aurantii compos., Elix. pectorale Hufelandii и др.) пользовались когда то большой славой; ныне они справедливо преданы забвению.

Элиот

Элиот (Мария-Анна Эванс, изв. под псевдонимом Джордж Eliot) – знаменитая английская писательница (1820 – 80). Дочь зажиточного фермера, вышедшего из рабочей среды, она училась сперва в пансионе, затем самостоятельно, оставаясь под религиозным влиянием своей прежней учительницы, мисс Левис. Ее евангелически религиозное настроение нашло выражение в стихотворении, напечатанном в духовном журнале. Переехав на 21 году с отцом в Ковентри, Э. сошлась с кружком интеллигентных людей, в котором испытала влияние новых идей; одним из них был Чарльз Геннель, автор критического сочинения «О происхождении христианства». Кризис в мировоззрении Э., при ее пуритански прямом характере, был крутой; перестав посещать церковь, она дошла до разрыва с отцом, еле улаженного друзьями. Никогда не переставая считать себя правой по существу, она до конца дней раскаивалась в юношеской резкости, вызвавшей эту ссору. Она перевела «Жизнь Христа» Штрауса и «Сущность христианства» Фейербаха, работая с большим упорством и добросовестностью: не довольствуясь знанием греческого и латинского яз., она изучила еще древнееврейский язык, чтобы проверить цитаты Штрауса. В общественной деятельности этой эпохи – конца сороковых годов – она не принимала участия, но следила с горячей симпатией за усилиями поборников свободы, «гордилась своим временем и с радостью отдала бы нисколько лет жизни, чтобы взглянуть на людей баррикады, преклоняющихся пред образом Христа, Который первый научил людей братству». После смерти отца Э. с наслаждением путешествовала с друзьями по Швейцарии и закончила перевод «Политико-теологического трактата» Спинозы. Поселившись в 1850 г. в Лондоне, она сделалась деятельным сотрудником и членом редакции «Westminster Review», главном органе английских позитивистов; она писала здесь ежемесячные критические обозрения, читала рукописи, держала корректуру. В одном из ее очерков: «Silly novels by lady-novelists» с полной определенностью высказано ее воззрение на служебное значение искусства: «важно усвоить себе надлежащее отношение к труду и борьбе в жизни людей, обреченных на трудовое существование» – и этому должна помогать литература. Из редакционного кружка Э. сошлась ближе всех с Спонсером, а затем, через его посредство, с Д. Г. Льюисом, с которым вскоре вступила в прочную связь, 22 года бывшую образцом семейного счастья и разорванную лишь смертью Льюиса. Открытая связь с женатым и имеющим детей человеком, который, правда, давно разошелся с своей неизлечимо умалишенной женой, произвела громадный скандал в чопорном английском обществе; даже ближайшие друзья Э. временно отшатнулись от нее, но Э. и Льюис были связаны слишком неразрывными духовными узами, чтобы считаться с условной моралью. Детям Льюиса она была настоящей матерью. В 1854 г. они уехали в Веймар, где она написала ряд критических статей и почти закончила перевод «Этики» Спинозы. Под влиянием Льюиса Э. решилась выступить в печати с беллетристическими произведениями. Успех трех ее повестей: «Scenes of clerical life» (1854; рус. пер. «Исповедь Дженет», СПб., 1860; «Любовь мистера Гильфиля», Москва, 1859; «Амос Бартон» в «Рус. Вестн.», 1860, прилож.), впервые подписанных ее мужским псевдонимом, превзошел ожидания; рассказы приписывались Оуэну, Бульверу Литтону, и только Диккенс угадал в авторе женщину. Следовавший за ними роман «Adam Bede» (1859; рус. пер. в "Отеч. Зап. ", 1859, 8 – 12, и отдельно, М., 1859) силой и правдивостью изображения здоровой деревенской жизни, ясностью характеристик и определенностью мировозрения произвел чрезвычайное впечатление. В романе «The mill on the Floss» (1860: рус. пер. «Отеч. Зап.», 1860, и отдельно, СПб., 1865) автор показал, что ему не менее крестьянства знакома мелкая провинциальная буржуазия, изображенная им с оттенком сатиры, направленной против старых английских грехов – общественного лицемерия и эгоизма; в этом произведении особенно силен автобиографический элемент. Закончив роман, который в два месяца разошелся в шести тысячах экземпляров, Э. задумала исторический роман из эпохи Савонаролы и отправилась с Льюисом в Италию для накопления материалов и впечатлений, но прежде, чем исполнить это намерение, написала большую повесть «Silas Marner, the weaver of Raveloe» (1861; рус. пер. в «Мире Бож.», 1892, 1 – 6; отдельно, М., 1889) и рассказы: «The lifted veil» (1862; рус. пер. «Отеч. Зап.», 1879, 2) и «Brother Jacob» (рус. пер. «Загр. Вест.» 1864, 8). Исторический флорентийский роман «Romola» (1863; рус. перев. «Отеч. Записки», 1863, 9 – 12, отдельно СПб., 1891 и 1892) страдает перевесом учености над жизненностью, но интересен широтой философских и историко-культурных идей, положенных в его основу. Вопросы социальной политики, интересовавшие весь кружок Э., захватили и ее художественное творчество; после основательной теоретической подготовки она выступила с романом «Felix Holt, the radical» (1866; рус. пер. в «Деле» 1867 г. и отд. СПб., 1867), произведением довольно слабым, как слаб и радикализм его героя. К близко знакомой ей провинциальной жизни Э. вернулась в романе «Middlemarch» (1871; рус. пер. в «Отеч. Зап.» и «Деле» 1872 и 1873 гг.; отд. СПб., 1873), очень растянутом, мало объединенном, но не лишенном ярких фигур; имя старого педанта м-ра Кэзобона сделалось нарицательным в английской литературе. Громадное впечатление произвел затем «Daniel Deronda» (1876; рус. перев. в «Деле», 1876, 1 – 12 и отд. СПб., 1876 и 1902), не только отношением автора к еврейскому вопросу, но и новизной и оригинальностью идеи, предвосхищающей позднейшие стремления сионистов. Фанатик идеи Иудейского царства Мардохей и его выученик, еврейский народник Деронда, вызвали горячие симпатии одних, столь же горячие осуждения других. Для автора не было в этом ничего неожиданного. "Именно потому, что отношение христиан к евреям так бессмысленно и так противоречит духу нашей религии, я чувствовала потребность написать о евреях– – писала Э. Бичер-Стоу. Этой же потребности она отдала дань в публицистическом очерке «Современное hep! hep!» (рус. пер. в «Евр. Библиот.», т. VIII). В 1878 г. умер Льюис; это была тяжелая утрата для Э., при всей своей духовной силе и мужском складе ума всегда нуждавшейся в поддержке твердой мужской руки. Этим, быть может, объясняется тот неожиданный факт, что через год после смерти любимого человека шестидесятилетняя Э. вышла замуж за Кросса, ее давнишнего друга и поклонника, который был ее моложе на тридцать лет. Она была очень счастлива в этом браке, но прожила в нем всего полтора года. Кроме вышеуказанных повествовательных произведений ей принадлежат еще мало значительные стихотворные сборники «The Spanish gipsy» (1868), «Agatha» (1869) и «The legend of Jnhal» (1874), а также философско-публицистическая книга: «The impressions of Theophrastus Such» (1879). Э. была бесспорно в свое время – после смерти Диккенса и Теккерея – самым выдающимся представителем английского романа и остается величайшей английской писательницей. Она была свободной мыслительницей, в своем религиозном мировоззрении примыкавшей к Контовой «религии человечества»; ее жизнь была мужественным протестом против традиционных условностей. Но ее романы – не боевые апологии прав свободной любви; философия и психология оттесняют в них публицистику, и идеальные героини Э. менее всего похожи на сильную представительницу женской самостоятельности, каким являлась их создательница. Литературное движение половины прошлого века, известное под именем реализма, нашло в произведениях Э. одно из сильнейших выражений; тонкость индивидуальных характеристик и правдивость бытовых картин обеспечивают им почетное место в истории литературы. Ср. J. W. Cross (второй муж Э.), «G. Eliot's life, as related in her letters and journals» (1885), M. Blind, «Gr. Eliot» («Eminent women Series»); O. Browning, «Gr. Eliot» (1892; том из «English Writers»); Herm. Conrad, «GL Eliot» (1887); Цебрикова, «Англичанки-романистки» («От. Зап.», 1871, 8 – 9); Ткачев, «Люди будущего и герои мещанства» («Дело», 1868, 4 – 5); Дружинин, «Новости английской литературы» («Собр. Сочин.», т. V); M. Михайлов, «Д. Э.» («Совр.», 1859, 11); С. А, Д., «Джордж Э.» («Вестн. Европ.», 1884, 5 – 6); С. Ковалевская, «Воспоминания о Дж. Э.» («Рус. Мысль», 1886, 6); Л. Давыдова, «Д. Э.» (СПб., 1891). О стихотворениях Д. Э.: «Два мотива современной поэзии» («Отеч. Зап.», 1876, 5).

Эллинизм

Эллинизм. – Со времени Дройзена этим термином в современной науке обозначают культурные и политические образования, развившиеся из смешения элементов греческих с восточными на почве сначала единого, а затем ряда однородных государств, объединенных единой культурой, единым правом, единой государственностью. Во всех этих образованиях эллинство преобладает, но различную окраску придает отдельным комплексам примесь разнообразных восточных элементов: обще-эллинское, выработанное соединенными силами отдельных эллинских племен и политий, окрашивается в разнообразные оттенки, соответственно примеси того или другого восточного элемента. Основанное Александром Великим на развалинах государства персидского греко-македонское государство, при организации которого Александром немалую роль сыграли персидские государственные и культурные элементы, распалось немедленно после его смерти на ряд частей, естественно выделившихся из огромного комплекса. Наиболее прочным из выделившихся государств был Египет, где утвердилась династия Птолемеев. Постепенно распадалось великое европейское и азиатское царство Лисимаха, из которого прежде всего прочно выделились Македония, где утвердилась династия Антигона, и Сирийско-малоазийское царство Селевка и Антиоха I. Из последнего в свою очередь выделились постепенно мелкие сравнительно государства Пергам, Вифиния, Понт, Армения, Каппадокия, Бактрия. Рядом с этими монархическими государствами существовал ряд свободных и полусвободных политий и союзов в собственной Греции и на островах, принимали культурный облик такие полудикие племена, как эпироты, под руководством местных династий, основывались на далеком западе сходный с восточными государства, напр. царство Герона в Сицилии. Все эти отдельные политические образования, не смотря на разнообразие географическое и этнографическое, не смотря на противоположность и постоянное столкновение политических интересов, выражающееся в ряде почти непрерывных войн, живут однородной культурной и политической жизнью, одними и тми же интересами и идеалами, и это единство и определяется термином Э. Главными центрами развития Э. были большие города – столицы отдельных государств, преимущественно Александрия в Египте и Антиохия в Сирии, с которыми соперничали малоазийский Пергам, островной Родос, сицилийские Сиракузы и другие менее крупные эллинистические города. Роль Александрии в Э. не раз и не без основания сравнивали с ролью Парижа в Европе XVIII и нач. XIX века. Поражает прежде всего почти полное однообразие внешнего вида эллинистических городов. Как показали раскопки в Александрии, Эфесе, Приене, Магнезии на Меандре и др. городах Э., везде мы имеем вполне благоустроенные в современном смысле города, с правильными, сравнительно широкими, мощеными улицами, с прекрасной канализацией, с каменными домами иногда в несколько этажей, с роскошными площадями, богатыми храмами и общественными зданиями, среди которых научный и образовательновоспитательные учреждения играют далеко не последнюю роль. Нередко колоссальные памятники – вроде алтаря Зевса в Пергаме – сосредоточивают на себе интерес властителей и городского населения и являются показателями той суммы художественных и культурных приобретений, до которых дошла жизнь той или другой местности. В главных центрах Э. живет литература, наука, искусство, возрастание их числа и их рост указывает на культурное развитие страны, о них почти исключительно говорит и предание. Их население может быть названо вполне эллинским, частью по составу, частью по укладу и внутреннему содержанию жизни. Большинство составляло, однако, не городское население, а сельское. Насколько в эту среду проникла эллинистическая культура – сказать нелегко. Археологическое исследование деревень Египта дает по большей части вещи времени римского; если, однако, судить по папирусам, сообщающим немало сведений об интимных подробностях жизни сельского населения, то придется признать, что культура вряд ли глубоко прошла в сельское население. Номенклатура эллинизируется, местный язык и письмо вытесняются греческим, но общий уклад жизни и нравов вряд ли меняется, вряд ли делаются шаги для поднятия сельского населения до уровня городского. И это в Египте, где рабское население сравнительно ничтожно и государственные земледельцы не находятся в положении крепостных. Иначе в Азии и Сирии, где, судя по некоторым данным, можно предположить именно закрепощенный субстрат населения, вынашивавший на своих плечах расцвет городской культуры. Все говорит за то, что селянин, житель комы (деревни), с трудом воспринимал Э. и эллинизовался только чисто внешним образом. Поступательное движение Э. состоит не столько в поднятии деревни до уровня города, сколько в вытеснении городом и городским строем сельских форм и уклада жизни. Не одна кома за три века эллинизма превращается в город там, где городской строй сознательно распространяется на счет деревни. – Разнородность состава населения в социальном отношении, идущая параллельно разнородности национальной (сельский субстрат, как и городское население, состоял из самых разнообразных национальностей; по отношению к первому особенно пеструю картину дает Малая Азия) естественно вызывала такую форму правления, которая носила бы в себе хотя бы внешнее единство и которая издавна была привычна для большинства населения, а именно монархию, в ее абсолютистической форме. К этой форме подготовлена была и греческая культурная часть населения, долгим развитием греческой политии и проникновением в нее ярких индивидуалистических течений, что шло рядом с определенным этически индивидуалистическим направлением греческой мысли. Задача, которую должны были выполнить новые государственные образования, основанные на монархическом начале, состояла в приспособлении этого начала к политическим привычкам и укладу как эллинского, так и местного населения. Необходимо было совместить уклад политии с укладом абсолютной монархии, дать городу-государству определенное место и роль в жизни эллинистических монархий. Разрешалась эта основная задача различно: город, как политическое целое, то совершенно устранялся из жизни государства и играл роль только в социальном, экономическом и культурном отношении, как то было в Египте, то играл роль административного самоуправляющегося деления, как в Сирии и Малой Азии, то служил центром, объединявшим около себя государство, как в Пергаме и Сиракузах, иногда наряду с монархией, иногда помимо ее (Родос). Были попытки совсем устранить монархический элемент и построить сильное государство на городе (греческие союзы, союз ликийских городов), но эти попытки плохо выдерживали борьбу с победоносным шествием монархизма (ср. Царь). Все это вело к появлению новых по комбинации частей государственных образований. Здесь сделалась возможной такая культурная экспансивность, какой не могли дать греческие города-государства. Формы эллинского быта, вместе с городами, возникавшими повсюду от Кирены до Инда и от Аравии до Галлии, проникали в страны другой культуры или лишь с зачатками культуры – а с этими формами шли и греческая литература, и греческое искусство, и греческая наука. Все эти части греческого культурного бытия теряли свой национальный характер, приспособляясь к новой жизни и новым условиям; вырастала культура вненациональная, мировая, космополитическая. Сирийцы, евреи, египтяне и др. начинают писать на греческом языке, пользоваться греческими методами исследования, развивать возникшие в Греции литературные формы; элементы греческой архитектуры, скульптуры, живописи сливаются с местными, причем, не смотря на всю оригинальность новообразований, в основе лежит все-таки греческий шаблон. В Бактрии и Египте, Босфоре и Сиракузах культурный человек того времени находил тот или иной, более или менее знакомый ему ответ на свои запросы. Эллинистическая наука, искусство и литература – понятия хотя и делимые до бесконечности, но все же в достаточной мере определенные не только хронологическими рамками. Пышно расцвела наука во всех почти центрах эллинистической жизни. Число ученых было чрезвычайно велико, количество книг и научных работ необозримо. Грудами накопляется научный и quasiнаучный материал, и в этом главная работа ученых. К услугам ученых имеется богатый материал, накопленный поколениями египетских и ассиро-вавилонских наблюдателей и регистраторов. Вместе с тем становится возможной в ряде наук (напр. в истории и географии) мировая точка зрения; сравнительный метод входит в общий обиход, (напр. в начатках этнографии), эмпиризму открывается широчайшее поле деятельности. В точных науках рядом с гениальными интуициями все прочнее ставится кропотливое научное исследование в области астрономии, механики, математики, медицины. Особое развитие приобретает применение научных открытий и научного метода к обыденной жизни в области техники. Остроумнейшие приборы и машины в значительной степени меняют жизненный уклад горожанина. Широкая фабрикация бумаги и пергамента дает книге такое распространение, какого она не могла иметь до того времени, а мировая торговля рассылает научные продукты по всем культурным центрам не одного только Средиземноморского бассейна. Наука, таким образом, становится ближе к жизни и вместе с тем все более и более дифференцируется и специализируется. Литература все больше и больше сближается с жизнью. Вся интеллигенция воспитывается на одних и тех же литературных образцах. Гомер лежит в основе, рядом с ним – трагики и лирики, приблизительно в том выборе, в каком они дошли до нас, философы – главным образом Платон и Аристотель, историки – Геродот, Фукидид, Ксенофонт. Сотни обрывков рукописей всех этих авторов, рядом с единичными экземплярами фрагментов других писателей, показывают, что совершенно определенно установился круг литературных произведений, на которых вырабатывался кругозор тогдашнего культурного горожанина. Не мал был и круг подражателей этих классических авторов, но они не возбуждали и сотой доли того интереса, который представляла литература нового направления. Основной чертой этой новой литературы была большая и более интимная близость с окружающей средой, прежде всего – с природой, правда, с сильно сентиментальным оттенком. Буколика и идиллия – создания этого времени, создания чисто городского человека, для которого деревня и природа покрыты розовой дымкой редко достигаемого развлечения. Лирика и религиозная, и политическая, и любовная теряет свои основные черты: крепче всех стоит лирика любви; с религией теперь играют и в лирике, и в эпосе, ища эффектов, странности, пикантности и сентиментальности. Политика сводится к меткой иногда эпиграмме, но чаще – к придворной лести. Обыденная жизнь проникает в литературу, врываясь туда не только через комедию, но и через полу лирические мимиямбы, и через прозаическую новеллу. Роман сближается с историей, история сближается с романом. В искусстве мы наблюдаем те же явления. Оно проникает всю жизнь человека. Как древние авторы в литературе, так копии знаменитых статуй, картин и даже зданий находятся постоянно перед глазами городских жителей. Создаваемое вновь составляет продолжение эволюции разных направлений греческого искусства. Наибольший успех имеет направление Праксителя в области идеальных фигур, с превращением его нежности и изящества в сентиментальность и расплывчатость. Рядом с этим шаблоном вырастает другой – шаблон реалистически сентиментальный, и в живописи, и в скульптуре: сцены из обыденной жизни, иллюзионистические пейзажи и стенные декорации дают намеки на действительность. Как рядом с учением эпикурейцевиндивидуалистов покоя уживаются киники индивидуалисты-искатели, аскеты и борцы, так рядом с сентиментальностью царит эффект, рядом с идиллией – грубая реалистичность. Пергамский алтарь и пьяная старуха рядом с головой Сераписа или Изиды и рельефом, изображающим корову и теленка таковы основные мотивы эллинистического творчества в области скульптуры и живописи. Область архитектуры нам менее известна, но и здесь можно уловить с одной стороны шаблон и синкретизм форм, с другой – страсть к эффекту, грандиозности и необычной комбинации обыденных мотивов. Продукты творчества очень быстро ассимилируются всем Э. Рядом с Пергамским алтарем изготовляются тысячи бронзовых статуэток; живопись переходит на стены даже беднейших домов; расписные от руки вазы заменяются фабричной штампованной посудой; статуи и статуэтки все более и более делаются декоративным средством, начиная от царских садов и дворцов и кончая перистилем обыкновенного дома. Такое движение культурной жизни тесно связано с изменением экономических устоев существования. Слияние Востока с эллинством в одной общей государственности открыло эллинской промышленности новые рынки внутри комплекса эллинистических государств, в местном населении, с одной стороны, и вне этого комплекса – в соседних странах Центральной Азии, Индии и даже Китая на востоке и Центральной Африки на юге. Усиление спроса вызвало усиленную торговую и промышленную деятельность, увеличило количество фабричных центров, способствовало росту городов. Усиленный обмен все более и более вытеснял домашние устои хозяйства, все более и более вводил взамен натурального хозяйства чисто денежное. Рядом с этим требование интенсивности в труде производителя и интеллигентности этого труда, под давлением конкуренции отдельных фабрик, городов и государств все более и более вытесняло рабов из производства, тем более, что рабский труд, с прекращением обильного подвоза, и с развитием спроса рабов все дорожал, а труд свободный, с ростом городского населения и увеличением количества городов, все дешевел. Рабство не исчезло, но переставало быть явлением, дающим тон жизни. Централизация власти в руках монарха выдвинула государство, как огромный фактор экономической жизни. Государству и монарху принадлежало наибольшее количество земли на государственной территории: завоевание, конфискация, наследие монархов восточных монархий делали государство крупнейшим земельным собственником. В руках его находилось производство наибольшей массы натуральных продуктов. Выгода государственной обработки этих продуктов бросалась в глаза, а боязнь конкуренции и неограниченность власти вызывали тенденцию к монополизации производства. Эта монополизация наблюдается в Птолемеевском Египте в широчайших размерах: только государственные фабрики производят растительные масла, выделывают бумагу, льняные полотна, пеньковые товары, стекло; только государство добывает натр и соль и продает их. Государственное производство пользуется трудом почти исключительно свободным, но все же принудительным: оно вызывает прикрепление людей к месту и делу и стесняет свободу передвижения. Оно же создает такой важный экономический фактор, как покровительственные пошлины, и даже такой экономический гнет, как принудительное потребление. Если в Египте монополия могла ослабить частную предприимчивость, то все же свести ее на нет она не могла. Тем менее могло это случиться в государствах городского строя, где частная инициатива и частная собственность были издревле главными лозунгами жизни. Все монополизировать было нельзя, и менее всего – художественную промышленность, которая более чем какая-либо другая работала на мировой рынок. Очень большое место занимает массовое производство в создании той обще-эллинистической физиономии, которую принимает мир после Александра Вел. Немалую роль сыграл экономический уклад и в создании социальных основ эллинистического бытия. Прежде всего он создал вне собственной Греции класс культурной буржуазии, которая давала тон и экономической, и политической жизни, поскольку из нее почти исключительно выходило чиновничество – это незнакомое политии образование. Из буржуазии и чиновничества выделилась придворная аристократия, тесно связанная с монархическим строем. Аристократия, чиновничество и в особенности войско, путем системы жалования земельных владений из царских земель, создают класс зажиточных и богатых земельных собственников, который становится между колоном – или иногда крепостным – и государством. Класс этих землевладельцев увеличивается путем покупки земли капиталистами как у городов, так и у царя. При этом верхи общества – и чиновники, и солдаты, и купцы, и промышленники – в высшей степени подвижны. В Египте в составе привилегированных классов мы видим и македонян, и греков, и фракийцев, и персов, и разнообразных мало азиатов и т. д. Подвижность и разнородность способствуют широкой интернационализации и космополитичности верхов общества. Смешение национальностей, широкий кругозор, знакомство с массой стран и народов, неминуемо должны были отразиться и на эволюции религиозного миросозерцания эллинистического общества. Египетский культ приобретает эллинскую окраску, эллинская религия и культы в Сирии и Мал. Азии проникаются тамошними религиозными идеями. Создаются зачатки того синкретизма, который с такой силой развивается в период верховенства Рима. Смешение восточного с эллинским создает и тот культ монарха, который сыграл такую роль в образовании идеи монарха Божьей милостью. Область эллинизма не ограничивается восточной частью бассейна Средиземного моря. Сицилия, галльская Массилия, некоторые испанские города являются проводниками Э. и на западе; не было недостатка и в попытках объединить западное эллинство в одно государство: сиракузские тираны и эпирские цари не раз пытались осуществить идею западного эллинистического государства. Здесь на пути эллинизма стал сначала Карфаген, а затем, и главным образом, Рим. Эллинизму пришлось в конце концов удовлетвориться культурным влиянием на новую державу. Зато в этом отношении побед было одержано немало: уже в это время Рим взял у Э. и науку (главным образом проследить мы можем это на развитии истории), и литературу, и искусство. Одно время казалось, что и литературным языком будет греческий, но в этом направлении национальное самосознание латинства не дало эллинизму одержать решительную победу. Почва для поступательного движения Э. в Италии была подготовлена влиянием этрусским и сношениями с греческими городами Италии и Сицилии. Менее сильно, сначала, влияние Э. на политический строй Рима и Италии, хотя провинциальная администрация уже теперь черпает полной чашей из эллинистического административного и финансового опыта. Римское общество последнего века республики в силу всего этого, а также чисто эллинистического воспитания, мало чем отличалось от общества другого какого-либо культурного центра Э.; верхи его приняли весь лоск и всю humanitas эллинистического аристократа, хотя нередко и в их среде прорывалась сущность упорного и грубого селянина, жестокого и расчетливого солдата. Уже в эпоху республики начало сказываться и политическое влияние Э. на Рим. Эллинистические образцы были, может быть, перед глазами у Г. Гракха; ими пользовался несомненно Помпей, но особенно ярко сказались они на деятельности Цезаря и Антония. Идеалом Цезаря было создание мирового государства на базе эллинистической монархии, с преобладанием эллинских элементов. На эллинистический лад должны были сложиться и администрация этого государства, и его финансы, и его внутренний строй. Такая попытка насильственной эллинизации погубила Цезаря и возбудила сильную национальную реакцию. Вожаком ее явился Август, выступивший со всей Италией и Западом против Антония, объединившего в своих руках Восток если не под титулом, то под властью последнего эллинистического монарха. Борьба кончилась победой национализма и Августа и созданием двойственного принципата; но и в нем следы Э. сильны и несомненны. Их улавливаем мы и в организации столицы, и в администрации (институт чиновничества), и в финансовом устройстве, и в культе властителя, и в сознательном насаждении городов, и т. д. Все же сохранялся внешний римский облик и лозунгом оставалось: Рим и латинство. Победное шествие Э. задержать, однако, было невозможно. Калигула пытается всецело стать на точку зрения Цезаря, Клавдий или его отпущенники проводят ее хотя не столь открыто, но гораздо более интенсивно. В это же время Э. одерживает и одну культурную победу за другой. Миссией Рима становится быть проводником Э. на всем Западе, внести его быт, его искусство, его строй, его литературу, его науку – правда, на латинском языке и иногда в италийской переработке – в Галлию, Британию, Испанию и Африку. Эту миссию он выполняет успешно и уже в начале II века по всему Западу тянется тонкий слой эллинистического лака. К тому же времени относится и окончательная победа политического строя Э., с его неограниченной монархией и чиновничеством. Завершителем начавшегося еще при Цезаре движения является имп. Адриан. Национализм латино-римский окончательно сходит со сцены, как политический фактор; эллинистический, говорящий по гречески, Восток становится вполне равноправен с Западом. На это же время, продолжающееся до III века, падает и новый пышный расцвет эллинистич. литературы и философии, последней – отчасти под влиянием новых религиозных идей, выделившихся из старого религиозного синкретизма. Основной политический вопрос, поставленный Э. – вопрос об отношении города (т. е. политии) к государству единому и мировому – разрешен был Римом в смысле сирийской системы превращения города в самоуправляющуюся административную и податную единицу. Там, где не было городского строя, он вводится; римское государство имеет тенденцию превратиться в комплекс городских территорий. Временный расцвет городов под давлением обусловленной общим экономическим упадком системы тягот, начало которой было положено еще во время самостоятельного существования эллинизированных государств, постепенно сводится на нет, и государственный строй с III в. все более и более сводится к одному из своих прототипов – строго восточных абсолютных монархий. В то же время, под влиянием долгой работы латинского национализма, древний мир раскалывается на две половины – греческую и латинскую, которые отныне идут каждая своей дорогой. Семена развития, однако, и здесь и там одни: везде это тот комплекс культурных приобретений, который выработался в государствах, управлявшихся преемниками Александра Вел., тот комплекс, который соединяет эллинские элементы и элементы восточной культуры и этим подчиняет Запад, комплекс, который и обозначается словом Э. Вопрос об Э. во всей его полноте не был еще трактован. Внешнюю и культурную историю Э. см. в больших произведениях, занимающихся историей греческого мира во время и после Александра: Droysen, «Geschichte des Hellenismus»; Holm, «Grriechisclie Geschichte» (т. IV); Mahaffy, «Greek life and thought from the age of Alexander to the Roman conquest» (Л., 1887; очень устарела); Niese, «Gescnichte der griechischen und makedonischen Staaten seit der Schlacht bei Chaeronea»; Kaerst, «Geschichte des hellenistischen Zeitaiters»; Niese, «Die Welt des Hellenismus» (Марбург, 1900); Beloch, «Grriechische Geschichte» (т. III). Об Э. в римское время нет отдельных работ. Некоторую сводку дает Е. Kornemann, «Aegyptische Einflьsse im rmischen Kaiserreicho» (в «Neue Jahrb. tьr Phil. und Pаd.», 1899). Ср. Ростовцев, «Мученики римской культуры» («Мир Божий», 1900, апрель).