Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина - Джон Эрнст Стейнбек

Вон с кем надо говорить — пошли.

Я на сбор хлопка.

Холщовый мешок есть?

Да нет…

За мешок — доллар. Вычтем из получки за первые полтораста фунтов. Первый сбор с поля восемьдесят центов за сто фунтов. Второй сбор — девяносто. Получай мешок. С тебя доллар. Если сейчас денег нет, вычтем из получки за первые полтораста фунтов. Это по-божески, сам понимаешь.

Конечно, по-божески. Хороший холщовый мешок, его хватит на весь сезон. А когда изорвется снизу, можно перевернуть другим концом. Этот конец зашьешь. Рваный разрежешь. А когда разорвутся оба конца — середка-то останется! Хорошая холстина пойдет на трусики. Или на ночную рубашку. Да что там говорить, холщовый мешок — это вещь.

Привяжи его к поясу. Оседлай его, волочи за собой между ногами. Сначала тащить нетрудно. Пальцы срывают пушистые головки, руки пробираются в мешок, который волочится у тебя между ногами. Ребятишки идут сзади; у них холщовых мешков нет — возьмут джутовый или пусть кладут к отцу. Теперь немного потяжелее. Наклонись вперед, тащи его за собой. Я мастер собирать хлопок. Пальцы знают свое дело, облюбовывают коробочку. Шагаешь между рядами, разговариваешь с соседями, можно и спеть, пока мешок не такой тяжелый. Пальцы нащупывают сами собой. Пальцы — они знают. Глаза смотрят на кусты, а рвешь, будто не глядя.

Переговариваются друг с другом через грядки…

В наших краях была одна женщина — не буду называть ее по имени — и вдруг в один прекрасный день она родила негритенка. Никто ничего не знал и не подозревал. Негра этого так и не нашли, а она с тех пор головы не подняла. Почему я про нее вспомнил? Да — она была хорошая сборщица.

Теперь мешок отяжелел, волочи его за собой. Напрягай бедра, тащи его, как ломовая лошадь. А ребята суют к отцу. Хороший урожай. В низинах кусты похуже стволы тонкие и деревянистые. В жизни такого хлопка не видал, как здесь, в Калифорнии. Волокно длинное — лучшего хлопка нигде не видал. Земля под ним быстро гибнет. Вот, скажем, человек хочет купить себе участок. Зачем покупать? Арендуй. Земля истощится — переедешь на новое место.

Люди шеренгой движутся по полю. Пальцы знают свое дело. Пытливые пальцы снуют среди листьев, сами находят коробочки, и смотреть не надо.

Да я бы и слепой мог собирать. Чутьем коробочку нахожу. Обираю чисто, будто обсасываю.

Теперь мешок полон. Тащи его к весам. Спорь. Весовщик говорит, будто ты подложил камней. А сам хорош! Весы-то жульнические. Бывает, что правда на его стороне, — камни в мешке есть. Бывает, что на твоей, — весы жульнические. А бывает, что правы оба: и камни есть, и весы жульнические. Спорь, всегда спорь, не сдавайся без боя. После этого чувствуешь себя человеком. И он тоже чувствует себя человеком.

Камни? Есть о чем говорить! Может, какой-нибудь один попался. Четверть фунта? Подумаешь! Не сдавайся, спорь.

Назад с пустым мешком. У нас своя книжка. Записываю вес. Без этого нельзя. Они увидят, что ты ведешь запись, и не станут надувать. А не будешь отмечать у себя, тогда плохо твое дело.

Хорошая работа. Ребятишки бегают на воле. А ты не слыхал про машины, которые сами собирают хлопок?

Слыхал.

Думаешь, введут их?

Если введут, тогда, говорят, ручному сбору крышка.

Наступает вечер. Все устали. А поработали хорошо. У нас получка — три доллара. Я собирал, и жена, и ребята.

К хлопковому полю подъезжают машины. Палатки вырастают одна за другой. Грузовики с прицепами, затянутые поверху сеткой, набиты белым пухом. Хлопок цепляется за проволочные изгороди, чуть подует ветер, и хлопок шариками катится по дорогам. Чистый белый хлопок идет в джин-машины. Большие пухлые мешки стоят, дожидаясь компрессора. Хлопок пристает к одежде, застревает в усах, в бороде. Высморкаешься — в носу тоже хлопок.

Шагай, сгорбившись, набивай мешок, пока еще светло. Пытливые пальцы выискивают коробочки. Бедра напряжены, волочат мешок. Ребятишки устают к вечеру. Спотыкаются о грядки. А солнце идет на закат.

Хорошо бы подольше здесь поработать. Деньги не бог весть какие, а все-таки хорошо бы подольше.

С дороги одна за другой сворачивают дряхлые машины, привлеченные сюда оранжевыми листками.

Холщовый мешок есть?

Нет.

Вычтем доллар.

Будь нас только пятьдесят человек, тогда можно было бы поработать подольше, а нас здесь пятьсот. Надолго не хватит. Я знал одного — он так и не выплатил за мешок. Новое место — новый мешок, а пока он наберет первые полтораста фунтов, поле уже чистое.

Скопи денег хоть самую малость! Скоро зима! Зимой в Калифорнии работы нет. Набивай мешок, пока еще светло. А вон тот подложил для весу два комка земли — я видел.

А что, в самом деле! Я только выравниваю жульнические весы.

У меня записано — триста двенадцать фунтов.

Правильно.

Подумать только! Он мне и слова не сказал. Наверно, весы жульнические. Ну что ж, все равно — денек выдался удачный.

Говорят, сюда едет еще тысяча человек. Завтра будем брать с боя каждый ряд, выхватывать коробочки из-под носа у соседей.

Требуются Сборщики Хлопка. Чем больше сборщиков, тем скорее в джин-машину.

Теперь домой, в лагерь.

А у нас сегодня будет боковина — честное слово! У нас есть деньги на боковину! Возьми малыша за руку, он совсем уморился. Беги вперед, купишь четыре фунта боковины. Старуха напечет вкусных лепешек, если не очень устала.

Глава двадцать восьмая

Товарные вагоны, числом двенадцать, выстроились близко один к другому на небольшой полянке возле речки. Они стояли в два ряда, по шесть в каждом. Колеса с них были сняты, от широких раздвижных дверей шли вниз сходни. Жилье получилось хорошее — крыши не протекают, сквозняка нет. В двенадцати вагонах разместились двадцать четыре семьи, по одной в каждой половине. Окон в вагонах не было, но широкие двери все время стояли открытыми. Половины отделялись одна от другой брезентом, а границей служил только просвет двери.

Джоуды получили половину одного из крайних вагонов. Прежние обитатели оставили здесь керосиновый бидон с прилаженной к нему трубой, которая была выведена наружу через дыру в стене. В углах вагона было темно даже при открытой двери. Мать отделила свою половину брезентом.

— Тут хорошо, — сказала она. — Лучше было, пожалуй, только в правительственном лагере.

Каждый вечер она раскладывала на полу матрацы и каждое утро снова сворачивала их. И каждый день они уходили в поле собирать хлопок, и каждый вечер у них было мясо к ужину. В одну из суббот съездили в Туларе и купили там железную печку, новые комбинезоны Элу, отцу, Уинфилду и дяде Джону и платье матери, а ее праздничное платье пошло Розе Сарона.

— Она так располнела, — сказала мать. — Зачем покупать ей новое? Только зря деньги тратить.

Джоудам посчастливилось. Они попали вовремя и успели захватить место в вагоне. Вся поляна была теперь заставлена палатками тех, кто приехал позднее, а обитатели вагонов считались уже старожилами и в некотором роде местной аристократией.

Узкая речка бежала мимо поляны, то прячась в ивняке, то снова появляясь. От каждого вагона к ней шла твердо утоптанная тропа. Между вагонами были протянугы веревки, и каждый день на них вешалось белье для просушки.

Вечером они возвращались с поля, неся под мышкой сложенные холщовые мешки. Зашли в лавку у перекрестка, где всегда было много покупателей.

— Ну, как сегодня?

— Сегодня хорошо. Три с половиной доллара. Подольше бы здесь продержаться. Ребятишки приучаются, будут хорошими сборщиками. Ма сшила два мешочка. Большие мешки им не под силу. Наберут полные — складывают в наши. Из старых рубашек сшила. Молодцы — работают.

Мать подошла к мясному прилавку, поднесла палец к губам, подула на него, сосредоточенно размышляя.

— Надо, пожалуй, взять свиных отбивных. Почем они?

— Тридцать центов фунт, мэм.

— Дайте три фунта. И еще супового мяса — получше кусочек. Завтра моя дочка сварит суп. И еще бутылку молока для нее. Она прямо жить без него не может. Ждет ребенка. Ей велели побольше молока пить. Сейчас подумаю… картошка у нас есть.

К прилавку подошел отец с банкой сиропа в руках.

— Возьмем? — спросил он. — Оладьи испечешь.

Мать нахмурилась.

— Ну ладно… бери. Вот еще это посчитайте. Так… лярда у нас хватит.

Подбежала Руфь, с двумя большими пачками печенья — глаза смотрят тоскливо, и матери достаточно кивнуть или помотать головой, чтобы эта тоска выросла в трагедию или сменилась восторгом.

— Ма… — Она подняла обе пачки, поворачивая их из стороны в сторону, — вот, мол, какие красивые.

— Положи на место…

Взгляд у Руфи стал трагический. Отец сказал:

— Да они всего по пяти центов. Ребятишки сегодня хорошо поработали.